Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катрин, Жосс и Ганс прошмыгнули в тень от обводной стены вокруг собора в сторону бокового входа Дель Серменталь, от малой дверки которого у Ганса был ключ. Он строил часовню у этого портала собора. Задерживая дыхание, они медленно шли вперед, остерегаясь споткнуться о камни под ногами. Под мышкой Жосс нес кувшин с водой, а Ганс припас хороший ломоть сала и маленькую круглую буханку хлеба. Только Катрин ничего не несла. Она шла, устремив глаза к земле, не осмеливаясь поднять голову к клетке, которая выделялась на ясном ночном небе.
— Внимание! — предупредил Ганс, когда, поднявшись по лестничному маршу, они добрались до входа. — В церкви — ни слова! Там любой звук гремит как барабан, кроме того, там всегда ночью молятся два монаха. Они остаются на всю ночь. Дайте мне руку, мадам Катрин, я вас поведу.
Она вложила руку в шершавую лапу смотрителя строительных работ и послушно пошла за ним, а Жосс тем временем ухватился за полу ее плаща. Вырезанная в огромном боковом входе дверка не скрипнула под осторожной рукой Ганса. Все трое заметили на клиросе двух монахов — те стояли на коленях и молились на плитах, а их выбритые головы блестели в свете единственной лампады. Четко слышался усердный шепот двух голосов, которые в монотонном ритме вторили друг другу.
Ганс поспешно перекрестился. Быстро-быстро он увлек своих спутников вдоль придела и потом в густую тень от опорных столбов. Они, словно призраки, проскользнули к лестнице, ведущей в башни, и пошли по ней. Но там было черным-черно, как в печке. Ганс заботливо призакрыл дверь, потом высек огонь. Поставленные на пол факелы стояли в ожидании. Он зажег один из них и поднял его над головой, чтобы осветить каменную лестницу.
— Наверху я погашу его, — сказал он. — Теперь быстро… Один за другим они помчались по узкой лестнице и, не останавливаясь, добрались до самого верха. Ганс погасил факел, затоптав пламя ногой. Все трое запыхались, настолько поспешен был подъем. Свежий воздух ударил Катрин в лицо. Они будто выскочили в самое небо. И хотя ночь была светлой, со звездами, ей потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте.
— Берегитесь, можно упасть, — предупредил Ганс. — Здесь повсюду разбросаны камни и бруски.
И на самом деле, они вышли на главное место строительных работ Ганса: он с помощью своих знаний и таланта воздвигал над квадратными башнями украшенные цветами шпицы. Огромный ворот высился на фоне неба — большие колеса из сердцевины дуба, скрепленные металлом. Катрин посмотрела на него с омерзением, какое вызывает у человека вид инструмента для пыток. Вслед за Гансом она прошла до ажурной балюстрады на башне и наклонилась. Подвешенная на огромном канате клетка медленно вращалась вокруг каната прямо под ними. Сквозь деревянные доски Катрин увидела узника. Подняв голову, он смотрел на небо. Они расслышали непрекращающийся стон, и был он таким слабым что Катрин глубоко встревожилась. Она повернула к Гансу умоляющие глаза:
— Нужно поднять его, выпустить из клетки… немедленно! Он же ранен.
— Я знаю, но в эту ночь поднять его нет возможности. Ворот жутко скрипит. Если я только попробую до него дотронуться, солдаты тут же заметят. И тогда далеко нам не уйти.
— Не можете ли вы сделать так, чтобы он не скрипел?
— Конечно могу. Его нужно смазать жиром и растительным маслом, но такую работу не делают среди ночи. Более того, я уже вам сказал, нужно подготовить побег. На сей момент мы только попытаемся ему помочь. Позовите его… но тихо, чтобы солдаты не услышали.
Жосс ухватился за ее пояс, Катрин наклонилась как можно ниже, едва удерживая равновесие, и тихо позвала:
— Готье!.. Готье!… Это я! Катрин…
Узник медленно поднял голову, и в этом его движении не было ничего, что указывало бы, что он сколько-нибудь удивился.
— Ка…трин?.. — произнес он словно зовущим во сне голосом.
Потом, через какой-то момент, в течение которого молодая женщина могла бы сосчитать удары собственного сердца, он прошептал:
— Пить хочется!..
Сердце Катрин сжалось от тревожного чувства. Может быть, он был уже настолько слаб, что слова до него не доходили, что он больше не мог их понять? У нее вырвался отчаянный порыв:
— Готье! Умоляю тебя! Ответь мне! Посмотри на меня! Я же Катрин де Монсальви!
— Подождите минуту, — прошептал Ганс, принуждая ее выпрямиться. — Дайте ему сначала попить. Потом посмотрим.
Быстро он привязал тонкое горлышко кувшина к длинному деревянному шесту, который валялся на строительной площадке, и опустил сосуд к клетке, продел его сквозь планки и приблизил к рукам узника, а тот, все еще глядя в небо, видно, ничего и не заметил.
— Смотри, дружок, — сказал Ганс. — Пей!
Но вот прикосновение запотевшего глиняного кувшина, казалось, вызвало у узника настоящее потрясение. Он схватил его с глухим рычанием и принялся жадно пить большими глотками, словно зверь на водопое. Кувшин был опустошен до последней капли. Когда там больше ничего не осталось, Готье отбросил его и, видимо, опять впал в оцепенение. Со сжавшимся сердцем Катрин прошептала:
— Он меня не узнает. Наверное, он даже едва слышит.
— Это, конечно, лихорадка, — ответил Ганс. — Он ранен в голову. Попробуем теперь дать ему что-нибудь поесть.
Еда возымела то же действие, что и свежая вода, но узник оставался так же глух к зовам и мольбам Катрин. Он поднял к ней глаза, смотрел на нее, словно она была прозрачной, потом отворачивался. С его губ сорвалось нечто вроде монотонной и медленной песни, неопределенной и бессознательной мелодии, которая вконец ужаснула Катрин.
— Бог мой!.. Он сошел с ума, что ли?
— Не думаю, — сказал Ганс подбадривающим тоном, — но я вам сказал уже: видно, он в бреду. Пойдемте, мадам Катрин, сейчас мы ничего не можем больше для него сделать. Вернемся домой. Завтра днем я устрою так, чтобы смазать ворот, и он больше не скрипнет. А следующей ночью, может быть, нам удастся его оттуда вытащить.
— Но удастся ли нам устроить так, чтобы он вышел из города? Ворота здесь, видно, крепкие и хорошо охраняются.
— Всему свое время. На этот счет у меня тоже имеется одно соображение…
— При помощи хорошей веревки, — сказал Жосс, который не произнес ни словечка с тех пор, как они вошли в церковь, — всегда можно улизнуть через крепостные стены.
— Да… на крайний случай. Но у
