Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но радость Катрин померкла после первого же взгляда на большое распластанное тело Готье. Он был худ, ужасающе грязен, и если глаза у него иногда открывались, серый взгляд оставался безразличным, тусклым. Когда этот взгляд останавливался на молодой женщине, в нем не возникало никакого признака удивления. Напрасно Катрин наклонялась над ним и звала по имени, нормандец смотрел на нее все так же безучастно.
— Может, он сошел с ума? — беспокоилась молодая женщина. — Он вроде ничего не помнит. Наверное, он очень болен. Зачем же тогда вы отнесли его сюда, а не в кухню?
— Потому что скоро настанет день, — ответил Ганс. — А когда Уррака встанет, совсем не нужно, чтобы она его увидела.
— Не все ли равно, раз она глухая!
— Глухая, да! Но не слепая, не немая и даже, может быть, не такая уж глупая, как кажется. Мы поухаживаем за этим человеком, обмоем, оденем как следует, поддержим его силы настолько, насколько это нам удастся. Потом настанет день. И тогда нужно будет как-то вывезти его из города, и быстрее.
— Но как же увезти его в таком состоянии? Что же с ним делать по дороге?
— Увезти его! — сурово обрезал Ганс. — На этот счет я дам вам совет. Потом, мадам Катрин, это уже будет ваша забота. Я не могу ни последовать за ним, ни оставить его здесь. Это значит рисковать собственной головой и головами всех моих людей… Более того, если я вам помог из-за симпатии к вам и ненависти к дону Мартину, я все же не намерен оставить работу, которую здесь выполняю. Нужно вам сказать, что, как только вы выйдете из города, не рассчитывайте на мою помощь. Мне жаль… но там я не властен!
Катрин внимательно выслушала короткую речь Ганса. Она даже немного смутилась. Этот человек помог ей, не задумываясь, и как-то подсознательно она уже стала верить, что и дальше он будет ей помогать. Но в ней все-таки оказалось достаточно здравого смысла, чтобы немедленно согласиться с ним: он был совершенно прав, и большего она не могла у него просить. Она с улыбкой протянула ему руку.
— Вы и так слишком много сделали, мой друг, и за все, чему вы подвергли себя ради незнакомой женщины, я навсегда останусь вам глубоко и искренне благодарной. Будьте спокойны, я всегда умела встречать трудности, которые вставали на моем пути. И я пойду до конца и сейчас.
— Вы забыли, что я еще нахожусь при вас, — процедил сквозь зубы Жосс небрежным тоном. — Но перейдем же к реальным вещам. Вы сказали, мэтр Ганс, что придумаете способ увезти его из города. Как же это произойдет?
— В повозке для перевозки камня. Мне предстоит руководить перевозкой камня в Хоспиталь — дель-Реи, рядом с монастырем Лас Хуельгас, в полулье от города. Там нужно произвести некоторый ремонт. Мы выедем, как только откроют городские ворота. Вашего друга спрячем среди Каменных глыб. Охранники не смогут копьями проверить, только ли камни мы везем. В повозку мы запряжем ваших лошадей, а в монастыре я достану вам другую повозку, и вы сможете увезти этого человека, а я тем временем найду себе других лошадей и верну на место мою повозку. Потом вам останется надеяться на милость Божию.
— Я даже и не мечтала об этом, — просто произнесла Катрин. — Спасибо, мэтр Ганс!
— Теперь хватит разговаривать. Займемся раненым и подготовим повозку. День вот-вот настанет!
Все стали действовать молча. Готье, освобожденный от своих лохмотьев, был начисто обмыт, одет в чистую и крепкую деревенскую одежду, слишком для него короткую, ибо ни один из трех мужчин не оказался такого же роста, как он. Рану на голове, которую было очень трудно прочистить из-за засохшей корки из крови и волос, они смазали овечьим жиром. Ему обстригли волосы, побрили, чтобы никто не смог его узнать. Он Давался им в руки как ребенок, время от времени коротко постанывая. С жадностью глотал горячий суп, оставшийся со вчерашнего дня, и вино из кувшина, которое ему предложил Ганс. Жосс с задумчивым видом смотрел, как он пил.
— Ему нужно дать пить еще и еще, — заметил он. — Если бы он спал в повозке, когда мы будем ехать, это было бы менее опасно. Представьте себе, что охранники у ворот услышат, как он застонет в бреду.
— Не стоит его раздражать, — сказал Ганс. — У меня есть мак. Я держу его как болеутоляющее, когда кто-нибудь из моих людей поранится во время работы. Я дам ему выпить раздавленных в вине маковых зернышек. Он будет спать как ребенок.
Когда они закончили все дела, на горизонте протянулась светлая полоса, настало утро. Отовсюду послышались хриплые голоса петухов. Ганс бросил на небо озабоченный взгляд.
— Теперь подготовим повозку, — сказал он. — Уррака того и гляди спустится со своего чердака.
И он быстро дал Готье выпить вина с маком, потом, обернув его брезентовой покрышкой, отнес на грубую простую повозку, стоявшую в смежном с домом сарае. С помощью Жосса и Гатто он навалил на повозку глыбы камня так, что нормандец оказался полностью спрятанным, и не было риска, что его там придавит. Они обложили соломой Готье.
И очень вовремя! Готье только что скрылся в своем импровизированном укрытии, как дом стал просыпаться. Старая Уррака с заспанными глазами летучей мыши с трудом спустилась с приставной лестницы, ведущей на верхний этаж, и начала шаркать стоптанными башмаками между двором и кухней, набирая воду в колодце, нося дрова для очага и раздувая огонь от оставшихся углей, которые она тщательно прикрыла пеплом перед тем, как идти спать. Скоро вода начала бурлить в котле, а старуха в это время резала длинным ножом — такой нож кого угодно мог привести в трепет — толстые ломти черного хлеба, раскладывала их на столе вместе с луком, который она срывала с. увесистой длинной гирлянды, висевшей на опорном столбе. Один за другим, зевая и потягиваясь, каменщики выходили из общей спальни, шли умываться к ведру с холодной водой, потом возвращались за едой. Катрин, зевая и потягиваясь, как и
