Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, быстро поешьте чего-нибудь и отправимся в дорогу. Городские ворота уже открывают.
И на самом деле, послышался скрип подземной решетки ворот Санта Мария, ближайших от них, а с площади доносились шум и крики. Ганс обернулся к двери:
— Где Жосс? — спросил он. — Все еще на площади?
— Думаю, да…
— Схожу за ним!
Машинально, продолжая жевать ломоть хлеба и луковицу, Катрин проследила за ним взглядом. Жосс был недалеко. Его худощавая фигура виднелась в нескольких саженях от дома, он стоял, уперев руки в бока. Казалось, он был заворожен картиной, которая привлекла также внимание Ганса и Катрин. И вот что они увидели: на площадь вихрем влетела кавалькада. Молодая женщина узнала альгвасилов, а среди них — андалузскую лошадь и черные перья на шляпе дона Мартина Гомеса Кальво. Тем временем на площадь прибыл отряд плотников, которые несли брусья, доски, лестницы и молотки. Ими руководил огромный человек в одежде темно — пурпурного цвета.
— Палач! — совершенно упавшим голосом произнес Ганс. — Dormer wetter! Неужели все это значит, что…
Он не закончил фразы. То, что происходило перед перепуганными глазами Катрин, было более чем ясно. С дьявольской быстротой плотники принялись строить низкий эшафот, послушные энергичным указаниям палача и щелканьям кнутов трех старших мастеров, появившихся так же неожиданно.
Это же мавританские рабы! — прошептал Ганс. — Нужно бежать, и немедленно. Посмотрите, что выделывает дон Мартин.
Катрин повернула голову к алькальду. Да, ей не пришлось долго смотреть на дона Мартина, чтобы понять, чем он был занят. Встав в стременах, он тыкал костлявым пальцем то в небо, то в землю, достаточно ясно изображая то, что не нужно произносить словами — давал приказ спустить клетку.
В этот момент Жосс повернулся на каблуках и бегом прибежал в дом. Даже губы у него побледнели.
— Тревога! — бросил он. — Дон Мартин боится, что плохая погода слишком ослабит узника. Он отдал приказ приступить к казни. И, видимо, он торопится!
Так и было! Новое стадо мавританских рабов в одинаковых желтых тюрбанах появилось на площади, держа в руках поленья и охапки хвороста, предназначавшиеся для костра, на котором должны были сжечь осужденного, предварительно содрав с него заживо кожу.
Не отвечая, Ганс схватил Катрин и Жосса за руки и стремглав направился к дому. Они бросились к повозке, где Гатто заканчивал запрягать лошадей. Трое заговорщиков живо влезли на повозку. Катрин села рядом с Гансом — тот взялся за поводья, а Жосс уселся сзади, болтая ногами и надвинув колпак на глаза. Он прикидывался беззаботным рабочим, который отправлялся на работу, не задумываясь о прочих обстоятельствах. В руках Ганса щелкнул кнут, и упряжка выехала за дощатый забор, который Гатто закрыл за ними. Повозка направилась к городским воротам Санта Мария.
Но движение было затруднено. Подготовка к казни выгнала из домов горожан. Они толпились, толкались, стремясь пробраться в первые ряды. Со стуком раскрывались деревянные ставни окон, в них показывались женщины с горящими глазами. Люди лезли на крыши, ставшие скользкими от недавнего дождя и утреннего холода. Жители Бургоса лихорадочно готовились к развлекательному представлению.
Испуганные глаза Катрин скользнули по эшафоту, где в этот момент палачи ставили стояк в форме креста, увешанный цепями; он высился над почти законченным костром. Потом, подняв глаза вдоль башни, молодая женщина посмотрела на клетку — та медленно спускалась. Клетка уже спустилась больше, чем наполовину. А повозка медленно, слишком медленно пробивалась к воротам.
— Дорогу! — ревел Ганс, встав на ноги и щелкая кнутом. — Дорогу!
Но толпа, становясь все гуще, была слишком заинтересована подготовкой к казни, чтобы обращать на него внимание. Его крики встречали не более чем презрительный взгляд. Эти люди предпочитали попасть под копыта лошадей, чем уступить хотя бы дюйм места. Немца охватила ярость.
— Осторожно! — прорычал он и концом кнута приголубил по плечам нескольких самых непонятливых.
В тот же миг, дергая изо всех сил за поводья, Ганс вздыбил лошадей, и их ноги оказались в воздухе, создав явную угрозу многим головам вокруг. На сей раз с криком ужаса толпа отпрянула. Ганс устремил лошадей к воротам.
Увы! В тот же миг клетка коснулась земли, и дону Мартину не пришлось смотреть на нее дважды, чтобы понять, что узника он лишился. Катрин, с тревогой следя за ним, заметила, как его лицо из оливкового превратилось в зеленое. Он спрыгнул с лошади и, вопя, принялся отдавать приказания. Разочарованная толпа взревела, словно море в штормовую погоду. Повозка уже подъехала к самому своду ворот… Но в этот момент решетка с мрачным скрежетом опустилась перед ними. Дон Мартин отдал приказ закрыть все ворота и обыскать город!
Готовая упасть в обморок, Катрин закрыла глаза и обмякла, оставаясь на своем месте в повозке. Ганс прошептал у нее над ухом слова, которые прозвучали словно из глубокого сна:
— Сохраняйте мужество, черт возьми! Сейчас не время для истерик. Надо сопротивляться. В этом наш единственный шанс!
Ганс немедленно начал браниться с охранниками, произнося перед ними на хорошем кастильском наречии длинную и яростную речь о том, что ему предстоит работа на целый день и что ему нужно заниматься своим делом, а не торчать здесь, что ему наплевать на все эти истории и мелкие дрязги с разбойниками. Со множеством яростных жестов и слов, которым позавидовал бы и сам дон Мартин, показывая на тяжелую решетку и потом на свою повозку, Ганс пытался убедить охрану дать ему проехать. Но те, опираясь на пики так же твердо, как и на приказ алькальда, отрицательно качали головами и не желали слушать. Потеряв надежду, Ганс рухнул на скамью.
Что же будем делать? — спросила Катрин, готовая
