Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что он сказал? — захотела она крикнуть, но рука Ганса душила ее. Он ее не отпускал. Войдя в широкий и темный коридор, немец обернулся к Жоссу, который вошел за ними.
— Закройте дверь! — приказал он. — И идите сюда! Коридор выходил на внутренний двор, где громоздились каменные глыбы и под крытой галереей виднелись только начатые статуи. Подвешенный к опорному деревянному столбу чугун с огнем скудно освещал место вокруг себя, отбрасывая светлый след до истертого края древнего римского колодца, зиявшего Посреди двора. Придя туда, Ганс указал Жоссу на другой столб, где можно было привязать лошадей, и наконец отпустил Катрин, без особой мягкости поставив ее на ноги.
— Здесь, — произнес он с удовлетворением, — вы можете кричать сколько вам захочется!
Полузадыхаясь, красная от злости, она хотела, как разъяренная кошка, сразу же вцепиться ему в лицо, но он схватил ее за запястье и без грубости заставил ее остановиться.
— Приказываю вам не мешать мне делать то, что я хочу! — кричала она. — Кем вы себя возомнили? Кто позволил вам обращаться со мной таким образом?
— Только то, что вы вызвали во мне симпатию. Молодой господин или мадам Катрин! Как вам будет угодно. Если бы я дал вам волю, сейчас дюжина альгвасилов крепко связала бы вас и в этой же повозке отвезла бы в тюрьму. И вы ждали бы там столько, сколько заблагорассудится алькальду! Как бы тогда вы помогли вашему другу?
Злость Катрин уменьшалась по мере того, как мудрые слова слетали с уст Ганса. Однако она не пожелала признаться себе, что Ганс так быстро одержал над ней победу.
— У него не было причин сажать меня в тюрьму. Я — женщина, вам же сказали, я вовсе не жительница Кастилии, а верная подданная короля Карла Французского, да к тому же придворная дама королевы Иоланды, урожденной принцессы Арагонской… Смотрите, — сказала она, порывшись в своем кошеле и вынув оттуда гравированный изумруд королевы, — вот перстень, который она мне подарила… Вы еще сомневаетесь? Этот алькальд не сможет отказаться выслушать меня.
— Будь вы даже королевой Иоландой, вы и тогда не могли бы быть уверенной, что выйдете живой из его когтей, тем более что в Кастилии плохо смотрят на арагонскую королевскую семью. Этот человек — свирепый дикарь. Если уж ему достается добыча, он никогда ее не отпускает. А что касается этой драгоценности, она вызовет у него только зависть и вожделение. Дон Мартин обязательно захочет ее присвоить, а вас просто-напросто бросит в тюремный ров и продержит там до дня казни вашего друга.
— Он не посмеет! Я благородная дама и иностранка! Я же могу пожаловаться…
— Кому? Король Хуан и его двор находятся в Толедо. Да будь они все здесь, это бы ничего не изменило. Кастильский монарх — тряпка, совсем бесхарактерный человек, и всякое решение его утомляет. Единственный человек мог бы вас благосклонно выслушать: тот, кто и есть настоящий хозяин в королевстве, — это коннетабль Альваро де Луна!
— Так я к нему и пойду… Ганс пожал плечами, пошел за стоявшим на скамейке кувшином с вином и наполнил три чарки, которые он взял у колодца.
— А как вы это сделаете? Коннетабль сражается на границе с Гранадой, а алькальд и архиепископ теперь хозяева города.
— Тогда постараюсь повидаться с архиепископом… Вы же мне сказали, что именно он вас привез сюда?
— Вот именно, монсеньор Алонсо — человек справедливый и добрый, но между ним и доном Мартином дикая ненависть. Ему будет достаточно испросить милости в отношении вашего друга, как алькальд тут же ему откажет. Поймите, у одного в руках военная сила, у другого — только монахи. Дон Мартин это прекрасно знает… и злоупотребляет этим. Ну, так посмотрим… Для начала пейте вино. Вам это нужно.
Мягкость его тона поразила Катрин. Она подняла глаза.
Ее взгляд встретился со взглядом этого спокойного человека, который предлагал ей вина. Незнакомый человек! Не ведь он вел себя как друг. И инстинктивно она стала доискиваться причины. Что, симпатия с первого взгляда? Да, конечно, но еще и восхищение, которое она отныне привыкла читать в глазах мужчин. Она знала свою власть, и, видимо, этот тоже не избежал того, чтобы угодить под действие ее чар.
Машинально Катрин смочила губы в оловянной чарке.
Терпкое, крепкое вино согрело ее и подкрепило. Она осушила чарку до последней капли и вернула ее Гансу.
— Вот так, это сделано… Ну, так что же, посмотрим? Она проследовала за хозяином дома в низкий зал без света и огня, в нем рядами лежали матрасы с одеялами. Маленькое оконце с двумя толстыми перекладинами крест-накрест выходило на площадь. В комнате стоял сильный запах мужского пота и пыли.
— Здесь спят рабочие, которых я привез с собой, — объяснил Ганс. — Но сейчас они все там, на площади… Вот, смотрите в окно.
Снаружи с новой силой возобновились крики и смех.
Катрин наклонилась. То, что она увидела, поразило ее. При помощи мощного ворота, установленного на башнях собора для подъема камней, тяжелая клетка оказалась вздернутой вдоль стены церкви и теперь висела, качаясь, на высоте четвертого этажа. Толпа собралась под ней, и люди еще пытались добросить до узника все, что попадалось им под руку… Взгляд Катрин повернулся, встретился с глазами Ганса, который следил за ней.
— Зачем его туда подвесили?
— Чтобы развлечь толпу. Так до момента казни толпа может развлекаться, наблюдая за страданиями узника. Ведь, само собой разумеется, ему не дадут ни пить, ни есть…
— А когда?..
— Казнь? Через восемь дней.
Катрин вскрикнула от ужаса, а глаза наполнились слезами.
— Через восемь дней? Но он же умрет раньше…
— Нет, — скрипучим голосом произнес за ними Жосс. — Черный человек сказал, что у бандита медвежья сила и что ее вполне хватит на эти дни до казни.
— А какую ему назначат казнь? — спросила Катрин с пересохшим горлом.
— Зачем ей заранее говорить? — упрекнул Жосса Ганс. — Хватит с избытком и того, чтобы она это узнала в день казни.
— Мадам Катрин умеет смотреть на вещи прямо, приятель, — сухо ответил Жосс. — Не воображай, что она позволит тебе от нее что-то скрывать!
Потом, обернувшись к молодой женщине, он сказал:
— Через восемь дней с него заживо сдерут кожу, а кожа этого невероятно огромного человека пойдет на создание статуи Христа. А его останки бросят в костер.
От ужаса у Катрин встали дыбом волосы на голове. Она вынуждена была опереться о стену, прижимая руку к животу,