История моей матери - Семен Бронин

- У меня подруга в лицее была, а у нее отец в полиции.

- И что с того?

- Пригласил обеих в ресторан.

- Вас двоих? Никогда этому не поверю.

- Не просто так, конечно.- И Рене рассказала, как было дело. Он по ходу ее рассказа смягчался и приходил в себя.

- И чем все кончилось?

- Швырнула в его сторону тарелкой с креветками и сюртук ему испачкала.

- Да? - он уже верил ей.- А с подругой как?

- Не дружим. Потому что она знала, зачем он меня позвал, и не сказала.

- Так оно, наверно, и было,- окончательно признал он.- Про креветки они б не выдумали. Я имею в виду провокаторш. Слишком уважают своих начальников... Да те и не водят их в "Максим".... Это после плакатов было?

- Ну да. Из-за них весь шум. После этого ко мне в лицее стали хуже относиться.

- А ты как хотела?.. Ладно, Рене. Я тебе только один совет дам...- Он помолчал, соразмеряя слова.- Ты анкету уже заполняла? Которую у нас активисты пишут? Там, где тысяча вопросов и кажется, что все ненужные.

- Нет. Даже не знаю про нее.

- Как это?

- Не знаю... Может, потому, что я несовершеннолетняя?

Он кивнул.

- Это может быть. Все-таки страна римского права - считается с условностями. Хорошо, раз так. Когда будешь заполнять - а там будет уйма вопросов: и про родственников и друзей - не пиши ничего про "Максим" этот. Там будет вопрос: встречались ли вы прежде и при каких обстоятельствах с полицейскими чинами и, если да, то что на этих встречах говорилось... Не было у тебя ничего. Анкета эта неизвестно куда потом пойдет, и кто ее читать будет... Понятно?

- Понятно,- сказала Рене (и была потом всю жизнь благодарна ему за это предупреждение)...

Они вышли из кабинета.

- Долго вы там были,- Марсель на миг приревновала отца к Рене.-Рассказывал ей что-нибудь?

- Не столько я ей, сколько она мне. У нее, несмотря на юный возраст, много жизненных впечатлений...- Он поглядел еще раз, и в последний, на недавнюю собеседницу.- Познакомились - может, еще встретимся. Пойду в Бюро партии. Там новое заседание по поводу этого банка. Денег нет.

- Возьмите у русских,- посоветовал Ориоль.

- Каких русских? - не понял Кашен и сделался неприветлив: Ориоль перешел границу дозволенного.- Белогвардейцев? Они не дадут ничего. А других русских мы во Франции не знаем.- И ушел пасмурный: ему предстояло неприятное объяснение с "группой молодых", пытавшейся в последнее время узурпировать власть в партии. В эту группу входил и Дорио, и здесь крылась главная причина его личной к нему антипатии.

- Что это ты про русских сморозил? - выговорила Марсель Ориолю.- Такие вещи вслух не говорят.

- Так я ж не из вашей компании. А все остальные во Франции только об этом и судачат.

- Что мы берем деньги у русских?..- Марсель взглянула на него с легким превосходством.- А мы вот сегодня наоборот сделаем. Русским денег дадим.

- Это как? - насторожился Серж: у него, как у всякого сотрудника "Юманите", лишних денег не было.

- Пойдем в русский ресторан. Там казаков послушаем. А то говорим все русские да русские, а сами их в глаза не видели. Поют хорошо,- объяснила она Рене.

- Икру будем есть? -Ориоль хоть и был богаче Сержа, но на икру и его бы не хватило.

- Не обязательно икру. Зачем разорять вас? Что мы, капиталисты? Там блины можно взять. И икра есть не черная, а красная. Она дешевле, но тоже вкусная. Пойдем, Рене? - спросила она новую подругу, будто согласием тех двоих она уже заручилась.

- В следующий раз как-нибудь.- Рене была полна впечатлений, которым следовало отстояться.- Надо в Стен ехать. Меня дома потеряли.- И Серж взглянул на нее с невольной благодарностью.

- В следующий так в следующий,- сказал Ориоль.- Попробую взять деньги у редактора. Скажу, необходимо для раскрытия тайны колониальной выставки. Если соберемся пораньше, пока интерес к ней еще не остыл, то я всех угощаю.

- Вот это разговор,- сказала Марсель.- Рене, теперь от тебя все зависит. Что ты, интересно, отцу рассказала? Спрошу его завтра за завтраком.

- Не скажет,- сказала Рене.

- А ты откуда знаешь?

- Знает,- сказал за Рене Ориоль.- Потому что она в деле сидит, а ты около...

Русский ресторан был недалеко от Монмартра: в северной части Парижа, где осели русские - возле русского посольства и русского же кладбища. Они сели за свободный столик и представились для пущей важности журналистами. Делать этого не следовало. Француз-официант, который до того любезно их обслуживал, здесь как-то загадочно заулыбался, замер и поинтересовался, из какой именно прессы.

- "Досужий парижанин",- отвечал за всех Ориоль.- А это что: важно очень?

- "Досужий парижанин" - это что-то новенькое? Развлекательное? спросил тот и, получив подтверждение, пояснил: - Тут хотят знать. Красные ходят - всем русским интересуются.

- Так хорошо же? Больше клиентов.

- Я тоже так считаю. А хозяева нет. Красных не любят. Я бы даже сказал, остерегаются. Так что будем заказывать?..

Они взяли блины, но не с красной икрой, которая тоже кусалась, а с рубленой селедкой: официант заверил их, что это любимая закуска русских. От обязательной в таких случаях водки отказались, потому что и она была дорогой и, со слов официанта, нерусского происхождения - скорее всего, польская Выборова.

- Возьмите лучше нашего красного,- посоветовал он им.- С водкой шутки плохи. С ног валит.

- Мы хор послушать пришли.- Марсель показалось, что он болтает лишнее.

- Поют хорошо,- согласился он.- Это они умеют. Но тоже вот - без водки не обходится...- и отошел от них нетвердый в движениях.

- Какой-то он странный,- заметила Марсель.

- Пьяный просто,- сказал Ориоль.

- Пьяный гарсон? - удивилась Марсель.- Разве это возможно?

- В русском ресторане? А почему нет? Деталь местного колорита. Ну что, Рене? Покажешь мне сегодня, как листовки сбрасываются?

- Послушаю сначала, как поют.

- Хочешь знать, стоит ли игра свеч? Правильно - мне это тоже сомнительно...

Но он был неправ. Ряженые казаки из хора, молча сидевшие до того на эстраде и безучастно глядевшие на публику, встали по чьему-то сигналу и заправили за пояса красные рубахи.

- Серж нам переведет? Он ведь знает русский? - предложила Марсель влюбленному в нее журналисту, обращаясь к нему в третьем лице: знак, неблагоприятный для всякого воздыхателя. Серж знал это и потупился.

- Не настолько. Нет ничего хуже, чем переводить песни. Могу нагородить лишнего.

- Но все же лучше, чем ничего? - сказала Марсель, и он должен был согласиться с этой женской мудростью...

Хор запел "Лучину". Казаки грустили о родине. Они бросались в верхние ноты, как другие прыгают с моста вниз: без удержа, с щемящей дрожью в глотке, изливая тоску и отчаяние - видели в эти минуты родные леса и поля, детей и родителей и, расшибаясь, опускались затем в басы, как падают из царства сна в проклятую, нежеланную действительность, в неверную парижскую явь, в ресторан, где пили, ели и говорили на птичьем языке бесконечно чуждые им хозяева-иностранцы.

- О чем они поют? - спрашивала Марсель у Сержа: она опешила от этого взрыва чувств и решила, что перевод поможет ей понять, в чем дело.

- Не знаю,- честно признался он.- Лучина - это, кажется, маленький кусочек дерева. Он горит - больше ничего сказать не могу.

- Всю песню горит? - не поверила она.

- Ну да... Погоди. К концу и сам сгорел.

- Кто?

- Тот, кто поет ее.

- Аа... Тогда это уже понятнее. Есть от чего расстраиваться...

Рене не слушала их - до того была заворожена пением. Кончив, казаки важно откланялись, дружно откашлялись и затянули "Вечерний звон". Он добил Рене, она заплакала, так как была сентиментальна. Это был прощальная песнь, обращенная к живому, но безвозвратно утраченному ими отечеству.

- "Вечерний звон, вечерний зво-он!"- вытягивали казаки, хороня себя заживо.- "Как много дум наво-одит он! Наво-одит он, бом, бом!"- И Рене, не понимая слов, поняла вдруг что-то очень важное. Это было непоправимое, неизбежное и почему-то лично ее касающееся прощание с родиной...

Она обещала показать компании, как разбросали листовки. Они подошли к залу Шапель. Дом был черен. После случившегося здание решили отремонтировать. Рене подвела их к соседнему дому. Окно, через которое они влезли, было наглухо закрыто. Впрочем, отпиленная решетка и теперь была лишь примотана проволокой и при желании ее можно было снять и залезть внутрь и потом наверх. Ориоль попробовал сделать это.

- Это вы напрасно,- сказал вынырнувший из темноты сторож.- Все равно на чердак не попадете. Там все забито и перекрыто.

- Может, ты нам расскажешь, как было дело? - спросил Ориоль.- За деньги, разумеется.

- Что значит за деньги? - важно возразил тот.- Деньги деньгам рознь.

- Это точно,- признал Ориоль.- Приятно говорить со специалистом,- но на вопрос его так и не ответил.- Ты при этом присутствовал?

Старик решил почему-то, что договоренность достигнута.

- При чем? При бандитской вылазке? Это очень просто. Вскрыли, как консервную банку. Банку консервную когда-нибудь открывал?