История моей матери - Семен Бронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Это точно,- отозвался отец: видно, разговор этот происходил у них на людях неоднократно.- У нас Матисса нет, но другие есть, хотя ничто не куплено. Все подарено - тоже за обед с хорошей бутылкой! Ты менял так свои картины, Фернан? - спросил он ученика Матисса.
- А как же? - охотно откликнулся тот.- Только мой мясник не любил живописи.
- Как это? Все французские мясники ее обожают. Если верить художникам.
- Если бы!..- и Фернан пустился в дорогие его сердцу воспоминания тоже не раз им повторенные. Это был высокий, лет шестидесяти, человек последней творческой молодости - в характерной черной робе с бантом вместо галстука: так одевались анархисты и вольные художники. Разница между теми и другими была в величине банта: у художников (и у Фернана) он был огромным, вполовину грудной клетки, у анархистов меньше: чтоб не мешал кидать бомбы.
- Все дело в том,- рассказывал он сейчас,- что у мясников разные манеры с утра и с вечера. Утром он в хорошем расположении: что хочешь тебе отдаст, котлету от своей ноги отрежет - надо только встать пораньше, пока его супруга глаз не продрала, потому что у этих созданий настроение прямо противоположное мужьему - что с утра, что с вечера...
- Надеюсь, это не ко всем женщинам относится? - вынуждена была спросить Марсель, которая, хотя и получала удовольствие от рассказа, должна была всем напомнить, что она убежденная феминистка.
- Упаси бог! - воскликнул тот.- Только к женам и только мясников! Так вот - задача состояла в том, чтобы он эту котлету тебе отрезал и забыл спросить про деньги,- задача скорее для гипнотизера, чем для художника. А потом - свалить от него подальше. Он в течение дня непременно про деньги вспомнит, найдет тебя, из-под земли вытащит и скажет: "Знаете, я забыл вам сказать, что с вас столько-то". Вот этого-то и надо избежать: если попадетесь, он вам точно на следующий день мяса не даст. Потому как вы у него в долгу. А не найдет, пробегаете где-нибудь, в шкафу от него спрячетесь, значит, проехало: вы у него как бы в кредит мясо взяли, а кредит - дело тонкое, тут возможно и новое позаимствование...
Марсель засмеялась, молодые люди вежливо улыбнулись, Рене глядела на художника во все глаза: ей все было в новинку. Мастер, поощренный ее вниманием, хотел было распространиться далее, перейти к столь же регулярно не вносимой им плате за жилье, но Кашен, у которого до этого был с ним сугубо деловой разговор, прервал его: чтоб не слишком входил в роль и не взялся бы и с ним за старое.
- Эти художники! - он покачал головой.- У них свой мир в голове, своя бухгалтерия. Синьяка знаете, конечно? Он мне говорил, что для него положить красный мазок рядом с зеленым - куда большая революция, чем все наши, вместе взятые. И здесь его нельзя было переубедить - обзовет только неучем и кретином. Но отдыхать с ним было приятно.
- Ты еще про Вайяна расскажи,- подсказала ему Марсель.- Как он в тюрьме отдельную камеру себе под ателье требовал.
- А это к делу относится? - усомнился он.- Хотя, наверно. Раз разговор о художниках зашел: все они одинаковы... Это Вайян-Кутюрье, тот самый, что у меня за главного редактора, попал раз за решетку и взялся писать там картину: мол, хоть здесь время появилось. Нужны, говорит, условия - дайте мне камеру с окном на южную сторону. Он, между прочим, неплохо пишет,-прибавил он, а ученик Матисса ревниво поджал губы: у него было на этот счет иное мнение.- Меня там написал. Говорят, довольно метко. Я б показал, но портрет дома висит.
- У вас там, гляжу, не слишком строго было? - заметил Ориоль: он ведь не был ни коммунистом, ни даже сочувствующим.
- Да.- Кашен глянул на него ненароком.- Каждый день можно было родных принимать - дети по тюрьме, по этажам ее, бегали. Я там статьи в "Юманите" писал, и редколлегия собиралась.
- Всех посадили?
- Кого посадили, кто с воли приходил.
- Значит, не так уж все плохо было?
Кашен поглядел на него искоса.
- А вы б хотели, чтоб нас сажали ни за что, за высказываемые нами убеждения, и чтоб держали как рецидивистов-уголовников?.. Ладно. Где у нас этот секретарь комсомола девятого округа? - риторически спросил он, поскольку давно высмотрел Рене.- Чем она занята сейчас? Какими новыми подвигами?
- "Юманите" распространяю,- не очень-то ловко ответила Рене: она бы не могла жить при дворе Людовиков.- Собираю деньги на банкротство.
Кашен кисло поморщился, но в следующую же минуту лицо его обрело прежнее неколебимо оптимистическое выражение.
- Ох уж это банкротство! Спасения от него нет! Мне это напоминает историю, когда я греб на лодке: в Бретани, кажется. Успел только сказать, что для меня выступить на десяти собраниях легче, чем вести эту посудину, как перевернулся и как был, в новом костюме, оказался в воде и не сразу выплыл. Каждый должен заниматься своим делом. Но здесь-то я совершенно ни при чем! Финансами не я управляю: тот, кто этим занимается, мне даже не подотчетен... Трудно номера распространяются?
- Трудно. Народ не понимает, почему надо брать их бесплатно, а потом давать деньги на газету.
Кашен опешил:
- А это я вообще в первый раз слышу. Кто это придумал?
- Не знаю,- сказала Рене.- Знаю, что не у нас в округе.
- Вот так всегда! - воскликнул Кашен, нисколько этим не уязвленный, но, напротив, всегда готовый к чему-то подобному.- Кто-то принимает решения, кто - неизвестно, а отвечать мне приходится! Неразбериха полная!..- Он призадумался, решил, что в присутствии посторонних этот разговор неуместен.-Знаешь что? Пойдем ко мне в кабинет, посекретничаем. Не против?
- Нет, конечно.
- Ну и хорошо. Смелая, значит...
В кабинете он удобно устроился в кресле, поглядел на нее, спросил:
- Выкладывай, как было. Марсель ты так ничего и не сказала.- Рене смолчала.- И правильно сделала. Ей это ни к чему. Но мне-то скажешь?
- Скажу.
- Дыра в потолке, значит? Но ведь ее сделать надо.
- Была уже.
- А ты откуда узнала? Надо ж было на крышу залезть?..
Его трудно было ввести в заблуждение. Рене рассказала про Люка.
- С уголовником связалась? Тогда все понятно... Опасная публика, но иной раз незаменимая. Не боялась с ним дело иметь?
- Нет, конечно. Такие же люди, как мы.
- Да? - он поглядел на нее с сомнением.
- Конечно! - сказала Рене и припомнила: - Тут с ним смешная история вышла...
- Какая?! - Кашен оживился и приготовился слушать: он любил анекдоты.
Рене стала рассказывать о посещении на дому Мишеля - задержалась, чтобы объяснить, кто такой Морен.
- Морена я знаю! - поторопил он ее.- И ты с ним, с этим вором, к нему домой пришла? Представляю себе!..- и когда она кончила рассказ, пошевелил губами, словно вытверживая его: чтобы взять в свою обойму.- "Пока другой подворовывает?" Да. Это тебе не перевернутая лодка, похлеще ...
- Вора к себе в дом позвать можно,- сказала она.- Ничего не пропадет, а вот как вы к себе чужих журналистов называете? Не боитесь, что что-нибудь вынесут?
- Народ точно вороватый, похлеще жуликов,- согласился он.- Но необходимый, с другой стороны...- И пояснил: - Журналисты общаются между собой. Обмениваются информацией. Это проще, чем доставать все одному. Мне одно подходит, другому другое... А то, что они подкалывают друг друга, так это в порядке вещей. До определенных границ, конечно... Кроме того, некоторые вещи лучше у них печатать, чем у нас. Разные варианты могут быть, короче говоря.
Рене вспомнила Дорио:
- Дорио говорил примерно то же. Только по другому случаю...
- Да? - он поглядел с любопытством.- И что именно?
- Про муниципалитеты. Хотя они могут быть и разной партийной принадлежности, но интересы могут быть общими. Экономические, он имел в виду.
- Это так.- Он поглядел загадочно и проницательно.- Вообще каждый, кто занят делом, его практической стороной, имеет свой взгляд на вещи. Отличный от теоретиков... Тут кроется половина наших раздоров,- прибавил он и снова поглядел на нее, как бы запоминая.- А что у тебя за знакомство с Дорио? Что он тебе такие секреты выкладывал?
- А он ни от кого ничего не прячет. И никаких особых отношений у меня с ним не было. Просто разговаривали. Как сейчас с вами.
- Он сомнительный человек,- сказал как бы по обязанности Кашен.- Деньги тратит на что не надо. Если ты догадываешься, о чем я.
Это она уже слышала. Странная связь вдруг пришла ей в голову: Морис-полицейский с его любовью к поэзии - и Кашен с художниками...
- И это уже говорили,- загадочно произнесла она.
- Кто? - Он почувствовал неладное. Рене решилась.
- Один высокий чин из полиции. В "Максиме",- приврала она, потому что не знала названия ресторана, в котором тогда побывала.
- Где? - Глаза его расширились от неожиданности. Он не сразу пришел в себя: потрясение было не меньшим, чем у Морена при известии о профессии Люка.- С тобой не соскучишься. Вот уж где я никогда не был - так это в "Максиме". Там же чудовищные цены?
- Я не платила. Да и он тоже.
- Ну конечно... Я все забываю - азы классовой борьбы... И что же вы там делали? Говори, раз начала,- и стал смотреть мимо, уверенный в том, что имеет дело с осведомительницей, проболтавшейся по молодости лет о своих связях.