История моей матери - Семен Бронин

- Не жмется, а не может,- поправил Бернар, будто Люк его имел в виду.

- Какая разница? Ты в любом случае не полезешь.

- Почему? Может, и полезу? - не подумавши, возразил тот.

- А правда? - попросила Рене.- Может, попробуем?

- Я один не справлюсь. Там самое меньшее двоих нужно. Не их же брать.-Люк кивнул на Алекса с Бернаром.- Надо с крыши на крыши перешагивать или доски стлать. Они раньше лежали там вдоль бортика: когда кино смотрели. Кто-то подстраховать должен. Жиля звать надо...

Жиль был парень из Курнева: это был небольшой городок возле Сен-Дени и Стена - сейчас пригород Парижа. Жиль был на конгрессе в группе прикрытия, удачно избежал ареста и на следующий день пришел к Рене засвидетельствовать свое почтение: он видел, как она выводила из зала раненого Мишеля. Он не знал, какими словами выразить свои чувства, но лицо его от этого смотрелось еще выразительнее.

- Лихо ты его. Я б в жизни не догадался. Ты что, медсестрой работаешь?

- Почему ты так решил?

- Да грамотно обвязала очень.

- Когда надо, и операцию сделаешь.- Рене позволяла себе иной раз нескромные обобщения.

- Это точно,- согласился он и огляделся.- А что вы тут вообще делаете?

- Философией занимаемся...- И поскольку он был готов к чему угодно, но не к этому, пояснила: - На экзаменах требуют.

- Понятно,- теперь сообразил и он.- Если нужно, и в нужник полезешь сама только что сказала.

- Не хочешь к нам?

- Я? Нет. Мне поступать некуда. Я уже поступивши. В ученики слесаря. Если нужен буду, позовете,- и ушел, еще раз взглянув на нее с уважением.

Теперь настал его час. Люк сходил за ним в Курнев. Алекс и Бернар присоединились к группе скорее в качестве наблюдателей, чем деятельных участников. Компания пришла сюда в тот же день поздно вечером. Сгустившиеся сумерки объединили дома в одну черную массу. Огни перед выставкой горели по-прежнему, и афиши приглашали войти внутрь, но двери были заперты, и перед ними расхаживал полицейский. Они беспечно прошли мимо него, как делают это идущие к Монмартру молодые люди, но в ближней подворотне Люк шмыгнул в соседний двор: место было ему хорошо знакомо. Он вслепую, безошибочно двигался в темноте и вывел их к зданию, соседнему с выставкой. Дом этот не был заселен и ждал ремонта.

- Никак починить не могут,- проворчал Люк: во Франции тоже любят ругать муниципальных чиновников. Алекс, который везде сохранял независимость суждений, подошел к входной двери, толкнулся в нее.- Заколочена,- сказал ему Люк.- Никогда не суйся в парадную дверь - она не для этого, - и неслышной тенью скользнул в проход между домами, куда выходило окно, зарешеченное железными прутьями. Жиль молча шел за ним послушной тенью.

- Решетка же? - Алекс не любил, когда ему противоречили.

- Для кого решетка, для кого нет.- Люк снял с окна железный остов.- Все подпилено. Как, ты думаешь, мы кино смотрели? Ты кино любишь?

- Люблю! - с вызовом отвечал Алекс.

- Плохо любишь, значит. Мы балдели, как от травки. Курил травку?

- Нет.

- Что ж ты делал тогда? Философией занимался?..- Потом глянул с сомнением на Рене.- Не знаю, сможешь ты перейти или нет. Там с крыши на крышу перепрыгивать надо.

- Пошли,- поторопил его Жиль.- Остальным там тем более делать нечего...

Они с Люком полезли наверх: чердачное окно с давних времен оставалось незаперто - и вылезли на крышу. Вдоль края ее, с тех же древних пор, лежали доски - они кинули их на соседнюю крышу и перебрались на дом с выставкой. Рене все-таки упросила взять ее с собою - они помогли ей, для чего Жиль вернулся назад, подстраховал ее, а Люк принял на другой крыше. Алекс и Бернар не стали рисковать, остались: Бернар, страдавший головокружениями, прижался к чердачному окну, боясь, что соскользнет вниз, а Алекс, напротив, отважился стать возле самой кромки: благо было темно и не видно было, откуда и куда падать.

Чудный вид раскрылся перед ними - он один оправдывал их усилия. Сбоку светился Монмартр с его пузатым, надутым храмом и круговой эспланадой, уже тогда ярко освещаемой для привлечения туристов. За ними целый квартал, дом за домом, уступами спускался к Сене, за которой мерцал огнями правый берег: для них едва ли не чужой город, потому что они обходились одной левой его частью. Люк уделил этой много раз виденной им панораме полмгновения: ровно столько, сколько она, по его мнению, заслуживала,- затем вернулся к делу: пригнулся и, похожий на ящерицу, быстрыми скользящими движениями полез вверх к чердачному окну, которое, если не знать, где оно, сыскать было невозможно: оно скрывалось в изломах крыши и чердачных сооружений. Они с Жилем влезли внутрь. Там было еще темнее, но Люк и здесь двигался свободно, как у себя дома.

- Как ты видишь в темноте? - удивилась Рене, поднявшись вслед за ними и заглянув в дыру, в которой они исчезли.

- А ты как думаешь, почему? - в свою очередь, с упреком, спросил он, как если бы она, зная его жизнь, произнесла бестактность.- Все по той же причине. Не ушибись. Тут перекладины наискось торчат. Тоже давно пора менять. Иди по этой балке - вон к той щели. Мы через нее кино смотрели...-Впереди белела узкая полоса света.- Видишь что-нибудь? - спросил он, расчищая дорогу от хлама.- Там фанеру нужно отогнуть, распорку вставить: тогда лучше видно будет.- Самого его то, что происходило в зале, не интересовало: он был на работе.- Посмотри, Жиль, что тут сделать можно. Я не по этой части: что-нибудь свистнуть - другое дело, а сделать вещь - я этого не умею.- Теперь, признавшись в грехах, он стал чуть ли не щеголять ими: видно, решил расставаться с новыми товарищами. Рене припала к щели между потолочными досками.

- Вино пьют. За столом сидят. Веселая компания.

Это заинтриговало Жиля, он присоединился к ней.

- Расширить надо, маленькая слишком,- подсказал им Люк, хотя и уверял, что ничего не смыслит в мастеровом деле.- Как в блиндаже каком-нибудь.

- Это понятно,- сказал Жиль.- Завтра инструменты принесу. Зачем только?

- Мы отсюда листовки сбросим,- надумала Рене: при необходимости в ее воображении легко рождались такие импровизации.

- Не мешало б... Смотри, пикник устроили! Вот гады! С девками расположились! Сейчас поедут с ними на сторону...

В выставочный зал, по удалении оттуда дневных посетителей, пришли вечерние гости, и шла пьянка, долженствовавшая предварить иные развлечения. Выставка колониальных товаров представляла собой еще и передвижной бордель, в котором девушки из колоний служили приманкой для инвесторов и влиятельных чиновников. За столом, вперемежку с красавицами во взятых напрокат национальных одеждах, сидели лоснящиеся от еды и питья, веселые жуиры и более представительные и сдержанные чинуши - впрочем, тоже весьма оживившиеся и не на шутку разыгравшиеся. Мужчины во фраках и мундирах тянулись к стаканам и хватались за девушек, которые не слишком сопротивлялись.

- Ну стервы! Какие там листовки? Бомбу бы сюда,- сказал Жиль.

- Там же девушки?

- Ну и что? Твари продажные... Что им твои листовки? Они ими подотрутся.

- Среди официального представления выбросим,- додумала Рене. - Во время закрытия выставки.

Это Жиль понял.

- Это другое дело. Этого они не любят. Любят, чтоб все шито-крыто было, а шкодить если, то под ключами да запорами... Надо будет квадрат в доске вырезать - через него и сыпать. А прежде свет вырубить. От этой люстры провода идут, их замкнуть ничего не стоит. Посоветуюсь с приятелем. У меня есть один, электрик.

- Барбю с самого начала это говорил.

- Значит, прав был твой Барбю - как в воду глядел. Печатай листки свои, а я дыру в потолке разделаю. Чтоб не по одной, а охапками бросать. Завтра ночью приду, когда никого не будет...- и они вернулись к товарищам.

Алекс жалел, что не пошел с ними.

- Не трудно было? - После этого восхождения он стал испытывать к Рене большее уважение, чем после нескольких месяцев занятий философией, и, услышав утвердительный ответ, обещал: - В следующий раз тоже полезу...

- Ты хоть внутри был,- позавидовал Бернар.- А я ни внутри, ни снаружи... Что там?

- Кино - лучше не бывает,- сказал Люк.

- А все-таки? - настаивал Алекс, но сколько ни просил, Люк все отмалчивался: и так наговорил больше, чем следовало...

Листовки печатали долго и с большими затруднениями. Учитывая профессию Алекса, естественно, обратились к нему, но он по здравом размышлении посчитал, что и без того сильно скомпрометировал себя, согласившись полезть на крышу, и не спешил связывать себя новыми обязательствами - а если говорить начистоту, боялся.

- По бумаге можно определить, из какой типографии вышла. И потом - там работают круглые сутки: когда этим заниматься?

- Но не каждый же день?

- Вот я и говорю, не каждый,- против логики спорил он.- А вдруг не успеем до окончания? Там работы, между прочим, на несколько часов. А то и больше...- И добавлял с наигранной важностью: - Если никто не помешает...

Через три дня он пришел с окончательным отказом.