Книга тайн - Борис Воробьев

Последний штрих к портрету моей знакомой: годом раньше она, сама того не зная, безошибочно отыскала в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита» мои любимые строчки…

Судеб таинственная связь

В июне 1957 года в военно-морскую базу Байково, расположенную на курильском острове Шумшу, зашли за пресной водой три рыболовных сейнера. К этому времени я служил здесь уже третий год из семи и хорошо знал все местные обычаи и порядки. А потому, едва сейнеры ошвартовались, достал из кладовки ящик с махоркой (нам ее выдавали по норме, но мы курили папиросы, а махорку держал и про запас), набил ею рюкзак и поспешил на пирс. Зачем? Да затем, что так называемый бартер, которым ныне прожужжали все уши, давно процветал у нас.

Схема этого бартера была такова: берешь махорку, спирт или еще что-то, пригодное для обмена (конъюнктуру мы знали как таблицу умножения), и предлагаешь рыбакам или краболовам, которые постоянно заходили по разным надобностям в нашу базу. Те и другие, мотающиеся в море месяцами и частенько сидящие, что называется, на голодном пайке, с руками отрывали и махорку, и тем более спирт. Взамен же — бери не хочу — разнообразные морепродукты: селедка всевозможных сортов, крабы, осьминоги, просто свежая рыба. Нам, сидевшим в основном на сухом и консервированном, эти вещи были как манна небесная.

Отягощенный рюкзаком, я подошёл к пирсу и возле него носом к носу столкнулся с молодым парнем (да и мне тогда шел всего двадцать пятый), внешний вид которого не оставил меня равнодушным. Помните сцену из «Тараса Бульбы», когда Тарас с сыновьями приезжает в Сечь и натыкается на спящего посередине дороги казака? «Эх, как важно развернулся! Фу ты, какая пышная фигура!» — сказал Бульба.

Примерно такие же чувства испытал и я, потому что встречный был колоритен, как персонаж приключенческого романа: в громадных рыбацких сапогах, в телогрейке, надетой на голое тело, с рыжим чубом, он напоминал пирата, а не рыбака. Ко всему прочему парень держал в руках оцинкованный банный таз, и эта принадлежность его экипировки возбудила во мне сильнейшее любопытство. Куда он — с тазом-то?

Выдвинуть какое-либо предположение на этот счет я не успел. Мы поравнялись, и парень озабоченно спросил:

— Слышь, друг, где тут у вас магазин?

Я объяснил где и, не удержавшись, поинтересовался:

— А чего это ты в магазин с тазом-то?

— Да за спиртом! Под руку ничего не попало, вот и схватил таз.

— А-а… — протянул я изумленно, ибо впервые в жизни видел человека, идущего за горячительным с тазом. (Спирт в магазине продавали в розлив, из бочки).

— Ты с сейнеров? — спросил я.

— Ну?

— А я к вам, хочу вот шило на мыло обменять — махорку на селедку.

— Махорку? — оживился парень. — Махорка нам нужна. Ты вот что: подождать можешь? Я только до магазина и обратно. Вернусь, мы тебе этой селедки хоть тонну отвалим!

— Добро, — сказал я, — Иди, а я пока посижу вон на том кнехте.

Минут через двадцать парень вернулся, неся перед собой на вытянутых руках наполненный таз. Сколько спирта туда влезло — не знаю, а стоил он сто девять рублей с копейками за литр (я в то время получал около пяти тысяч в месяц, а рыбаки — десятки тысяч за замет).

А еще через несколько минут мы произвели обмен, устроивший обе договаривающиеся стороны, и присели на пирсе покурить.

Парня звали Юрием, а фамилия у него была странная — Юша. Оказалось, что он — бывший подводник и уже второй год работает боцманом на сейнере. Базируются они в Корсакове на Сахалине, а рыбу ловят в основном в Охотском море, потому как там ее — непочатый край.

Мы знали, что встреча наша — случайна и мимолетна. Сейчас сейнеры кончат брать воду и опять уйдут в море. Может быть, навечно. Может, роковой девятый вал подстережёт их возле бурного мыса Лопатка или в коварном Татарском проливе и накроет своим многотонным драконьим гребнем. А я останусь в своей базе и буду вскакивать по ночам по тревоге — то по боевой, то по предупреждению цунами; буду пулей вылетать на улицу, когда остров вдруг затрясёт подземная огненная сила (пятьсот с лишним толчков в год, правда, в основном слабых), и ждать месяцами самолета с материка, который доставит письма и газеты.

— Ну, бывай, — сказал Юрий, когда раздалась команда сниматься со швартовых.

— Бывай, — ответил я.

Мы пожали друг другу руки и пошли каждый в свою сторону — он в душное чрево родного сейнера, а я в свой дивизион.

Демобилизовавшись в 1958-м, я наследующий год решил поступать в МГУ.

И вот август 59-го, толпы абитуриентов на Стромынке, 32, где находилось общежитие гуманитарных факультетов, и на Моховой, где сдавались вступительные экзамены. Жара немилосердная, зубрежка с утра до ночи, набеги на буфет и на близлежащий магазин за кефиром и семикопеечными булочками. В один из таких набегов и произошла неожиданная встреча. Я увидел Юрия, едва вошёл в буфет. Он стоял в очереди — в кремовой рубашке с короткими рукавами (их тогда называли «бобочками»), во флотских клешах, подпоясанных ремнем от офицерского кортика. Татуировка на предплечье левой руки — парусник.

Все это я обозрел в одну секунду. И не поверил своим глазам: Юша?! Как он попал сюда? Зачем? Именно этот глупый вопрос я и задал ему, даже не поздоровавшись.

— А ты зачем? — не меньше меня изумился Юрий.

— Поступаю.

— И я поступаю.

— На какой?

— На журналистику. А ты?

— На истфак.

Вот теперь все выяснилось, и мы, обрадованные встречей, отстояли очередь в буфете и отоварились. А потом пошли ко мне в комнату и вдоволь наговорились.

После нашей встречи на Курилах Юрий еще больше года ловил рыбу, а потом уволился и поехал в Москву. И теперь жил на том же этаже, что и я, только в другом коридоре. Стромынка, кто знает, это бывшие петровские казармы, и коридоры в них длиннющие и к тому же с поворотами — кривоколенные, как говорили студенты.

Экзамены мы сдали и стали заниматься каждый на своем факультете. За учебными заботами пролетел почти весь сентябрь и наступило 27-Е число, день моего рождения. Как встречать, где, с кем? Сижу я на своей койке за шкафом, строю разные планы и вижу: открывается дверь и входит Юрий.

— Чего сидишь? — спрашивает.

— Да вот думу думаю. Сегодня день рождения, а где и как встречать — не знаю.

— День рождения? — удивился Юрий, — У тебя?

— У меня, у кого же еще!

— Ну ты даёшь, Боб! Ведь у меня сегодня тоже день рождения! Специально пришёл к тебе, чтобы пригласить на рюмашку.

Вот так и выяснилось, что мы с Юрой оказались рождены в один год, месяц и день — 27 сентября 1932 года.

— Предлагаю такой план, — сказал Юрий. — У меня есть знакомая деваха в Останкине, сейчас звоню ей, она приглашает подругу, и мы едем к ним. Согласен?

— Конечно!

— Тогда пойдём купим что-нибудь выпить.

В Останкино тогда нужно было ехать на 5-м трамвае. За час мы добрались туда и славно провели вечер.

Через год я ушёл на заочное отделение, потом уехал на целину. Стипендии мне, привычному на Дальнем Востоке к большим деньгам, хватало всего на неделю, мать при своей нищенской зарплате в двести с лишним целковых помогать мне не могла, и я был вынужден отправиться на заработки. После целины были другие места, но связь с университетом я не терял и при каждом удобном случае заезжал туда — сначала на Стромынку, а потом на Ленгоры, куда с третьего курса перевели общежитие гуманитарных факультетов. И конечно, каждый раз встречался с Юрием.

В последний раз такая встреча произошла весной 1964 года, когда Юрий готовился к защите диплома. При разговоре он сказал, что у него есть возможность распределиться в Одессу, и я порадовался за него — Одесса есть Одесса.

На том мы и расстались и на три года потеряли друг друга из вида. За это время я побывал в разных местах Советского Союза и, уверенный, что Юрий — в Одессе, не терял надежды — вот как-нибудь соберусь и нагряну к нему.

Но судьба рассудила по-своему. Осенью 1967 года (я уже профессионально занимался журналистикой) издательство «Молодая гвардия» направило меня в Архангельск. Там в то время ждали возвращения помора Дмитрия Андреевича Буторина, который на карбасе «Щелья» прошёл так называемым Мангазейским морским ходом от Архангельска до Обской губы — до того места, где раньше стоял город Мангазея, пушная столица Русского государства начала XVII века. Мне надо было написать о Буторине очерк (впоследствии я посвятил ему целую книгу) и вместе с ним перегнать «Щелью» с острова Диксон в Архангельск.

Словом, я жил в Архангельске, ждал прибытия героя и изредка наведывался в областную газету «Правда Севера», где добывал нужную мне информацию. И как-то раз в коридоре услышал знакомую фамилию — Юша. Если б это был Петров или Сидоров, а то Юша, фамилия, согласитесь, редкая. Я поинтересовался, кто такой этот Юша? Оказалось, сотрудник газеты. А как звать? Юрий Александрович? Ну что тут сказать? В масть, да и только! И все же я не мог поверить, что покамест не увиденный мной Ю. А. Юша и есть мой давний знакомый и друг. Оставалось одно — дождаться, когда он прибудет из отпуска.