Ричард Длинные Руки — гроссфюрст - Гай Орловский

Сэр Вайтхолд переспросил опасливо:

— Что-что?

— Огров поищу, — объяснил я. — Что-то подраться вдруг снова восхотелось… Из вас никто не желает? Нет? Странно… Ладно, вернусь с новостями.

Они вышли со мной во двор проводить, настороженные и непонимающие, я напрягся, когда ворота королевского сада распахнулись, впустив целую группу монахов.

Многовато их, с дюжину наберется, явно сэр Вайтхолд все еще старается очистить дворец от скверны магии.

Я окинул их подозрительным взглядом, все в черных бесформенных рясах, скрывающих фигуры, низко склонили головы загодя, и с этими капюшонами на головах, что прячут даже подбородки, выглядят просто пугающе. Да, должны быть незаметными, не привлекать ничем внимания, у них духовная жизнь, ничего мирского, но эта скрытость и пугает, мало ли у кого под рясой острый меч или хотя бы длинный кинжал?

Да и вообще… монахи ли это?

— Скоро вернусь, — пообещал я и взлетел в седло.

Они со вздохами облегчения смотрели, как мы втроем на рысях направились к воротам, где увидели бегущего прямо на них Пса и торопливо отпрыгнули в стороны..

Я сжался, вспомнив со стыдом, как в панике изрубил картину, где помимо Кри могли были и другие чудеса. Мне бы только побольше свободного времени!

У меня не поднимется рука, к примеру, убить собаку, хотя у животных вроде бы нет души, но является ли убийством, если убиваешь… или ломаешь… вещь, очень похожую на человека? Теперь Кри уже не появится, чувство вины просто пожирает внутренности, хотя что я сделал такого? Наверное, я слишком еще прост, меня такие вопросы могут надолго выбить из равновесия, а отца Дитриха, чтобы посоветоваться, здесь нет…

Хуже того, мелькнула злая мысль, со мной все стараются советоваться, а я же на самом деле больше надуваю щеки, чем что-то знаю точно и наверняка. Хотя, да, знаю, но все как-то хаотично, урывочно, никакой системы… но даже в том, что знаю, не уверен, что это правильно.

Вообще-то совершенно не знаю, куда податься, но нельзя же признаваться, что просто убегаю в страхе и растерянности, перед подчиненными должен всегда выглядеть могуче, несокрушимо и победоносно, вселять и вдохновлять, а также направлять и вести к новым победам.

Во дворце может подстерегать что-то и похуже, чем эти гиганты из литого металла. Не думаю, что у Гиллеберда только они, он их демонстрировал еще во время моего самого первого визита в Савуази, а сейчас может применить и что-то совсем уж тайное…

Во всяком случае, если шкура дорога, то лучше пока не соваться во дворец. Даже в город. Когда Гиллеберд увидит, что меня там нет, он не станет убивать моих соратников, лев мышей не давит, они не стоят того, чтобы всякий раз расходовать драгоценнейшее колдовство, что копится годами, кроме того, я так смогу понять, где он, и сам начну охотиться. А этого он не допустит, уверен, что теперь я дичь, а он парящий орел, высматривающий меня в виде жалкой мыши…

Думаю, Гиллеберд сейчас сам в замешательстве, не находя меня во дворце. Наверняка рассчитывал убить теми двумя стальными телохранителями, у меня вообще не было шансов, но теперь непонятно: то ли сам прячется, то ли держит в рукаве что-то еще и пытается все-таки отыскать и нанести смертельный удар…

Дело не в личной неприязни, у Гиллеберда ни к кому ни любви, ни ненависти, он холоден и расчетлив, но помнит, только я сумел успешно бросить ему вызов и даже нанес неожиданное поражение, создав коалицию королей. Зато с моей гибелью все развалится или может развалиться, если хорошенько расшатать…

Хуже всего, что это его королевство, где он знает каждый камешек, а мне здесь все чужое, и укрыться абсолютно негде.

Арбогастр то делал рывок, то вовсе останавливался, не понимая, что я хочу, почему меня дергает, а я то рвался мчаться в растерянности навстречу войскам вартгенцев, где объясню Фальстронгу ситуацию, и вместе что-то придумаем, то поворачивал коня обратно к Савуази, там я… гм, некоторое время назад был в безопасности, но не сейчас…

Глава 7

На землю пал грозный багровый отсвет. Я в испуге вздернул голову, от сердца отлегло, всего лишь величественный закат, исполинский пожар в небе, что не пугает, а приводит в священный трепет размахом и красочностью.

Косой свет неправдоподобно ярко высвечивает каждую травинку, против солнца они становятся красными, непривычными. Небо еще синее, яркое, но уже проступила круглая луна, пока призрачная, но видна отчетливо, со всеми ее пятнами.

Пес бежит впереди, даже не оглянется, уверенный, что знает, куда это я вот так. Арбогастр тоже прет по прямой, хотя я вроде бы направления не задавал…

Или задал?

Впереди выросла стена леса, деревья исполинские, царственные, гордые, между ними пройдет колонна в четверо конных. Пес исчез впереди, арбогастр сбавил бег и пошел следом, я тупо размышлял о несправедливости, как одна глупейшая ошибка резко все меняет, был же проклятый агрессор в моих руках, ну почему сминдальничал, сейчас бы занимался переводом военной экономики на мирные рельсы, благостная работа, все вокруг бы пели и кричали мне хвалу…

В лесу сразу потемнело, но так всегда, однако деревья почему-то постепенно начали сближаться, мы уже не проскакивали с разбегу, арбогастр вообще перешел на шаг, стало темно, и я понял запоздало, что это ночь, а в ночи только дурак может куда-то двигаться.

Я с тоской смотрел на темные деревья впереди, щели между ними такие узенькие, даже и не представляю, как верблюд будет протискиваться через игольное ушко, придется спешиться, арбогастр сумеет продраться только без меня, тяжело вздохнул, и тут над моей головой прозвучал жестокий голос:

— Вот ты и попался…

В голосе откровенное злорадство, но явно женский, хотя из тех женских, которые так не любим: злой, мстительный, с хрипловатой ноткой, что у нас ассоциируется с распутством, пьянством и прочим асоциальным поведением.

— Дорогая, — ответил я живо, стараясь, чтобы голос звучал обрадованно, — я так рад, что попался именно тебе!

Она промурлыкала, как гигантская кошка, что уже держит в когтистых лапах беспомощного птенчика:

— Да? Ну так я тебе обрадую еще больше…

— Я слезаю, — ответил я поспешно, — ты где, а то в этой темноте хоть глаз выколи…

С ветки над моей головой прыгнуло нечто на ветку пониже, лохматое и косматое, закутанное в некие тряпки, а затем и на землю. Я рассмотрел женщину в черно-сером, с разводами на лице, то ли грязь, то ли боевая раскраска, в темноте цвета не вижу. Что за фигура — не понять, столько на ней всего, но глаза очень не понравились, только они сохранили цвет: зловеще-красные, багровые, с пурпурной окантовкой по краям, светятся огнем ада.