Жук. Таинственная история - Ричард Марш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну же, Сидней, смелее.
Я видел, как зажглись ее глаза: она вся, надо сказать, засияла в лучах отцовского недовольства.
– Давайте послушаем, что вы о ней думаете, к-как ч-человек просвещенный!
– Сидней, давайте, выкладывайте!
– Кем вы ее считаете в глубине… в глубине своей души?!
– Да, Сидней, что там у вас в глубине души?
Барышня прямо-таки источала бессердечную любезность – она потешалась надо мной. Отец повернулся к ней, будто бы во гневе:
– Н-не смей говорить, когда к тебе не обращаются! Атертон, я… я надеюсь, что не обманулся в вас; н-надеюсь, вы тот, кем я… я вас считаю; что вы охотно и… и с готовностью сыграете роль ч-честного друга для этой за-запутавшейся дурочки. С-сейчас не время м-миндальничать, с-сейчас время говорить прямо. Скажите этой… этой слабоумной девице, как на духу, является или нет Пол Лессинхэм подлым негодяем.
– Папá!.. Вы считаете, что мнение Сиднея или ваше мнение могут повлиять на положение вещей?
– Слышите, Атертон, скажите этой несчастной правду!
– Милый мой мистер Линдон, я уже говорил вам, что про мистера Лессинхэма мне не известно ничего такого, чего бы не знал весь мир.
– Именно… Весь мир знает, что он несчастный авантюрист, задумавший окрутить мою дочь.
– Раз вы на меня так давите, я вынужден сказать, что, по-моему, вы употребляете излишне крепкие выражения.
– Атертон, мне… мне стыдно за вас!
– Видите, Сидней, даже папá за вас стыдно; теперь мы с вами не станем считаться… Дорогой папочка, если мне будет позволено говорить, то я заявлю, что мне известна правда, только правда и ничего, кроме правды… То, что мистер Лессинхэм человек больших талантов, не обсуждается… с вашего дозволения, отец! Он гений. Человек достойный. У него высокие амбиции и благороднейшие цели. Он посвятил всю свою жизнь улучшению условий существования тех сограждан, кому повезло меньше, чем нам. Как по мне, так ради этого стоит работать. Он попросил меня разделить с ним жизненный труд, и я согласилась сделать это по первому его призыву. И я не отступлюсь. Я не думаю, что все происходившее с ним ранее безупречно. У меня нет иллюзий на сей счет. А кто из нас не таков? Кто из нас может заявить, что безгрешен? Даже члены аристократических семейств временами прячутся за ширмами. Но я уверена, что он лучший из всех знакомых мне людей, я убеждена, что никогда не встречу того, кто его превзойдет, и я благодарю Бога, что мистер Лессинхэм тоже во мне что-то нашел… До свидания, Сидней… До скорой встречи, папá.
Она попрощалась с нами легчайшим кивком и направилась прямо к двери. Линдон хотел ее остановить.
– Н-не уходи, т-т-т-ты…
Но я поймал его за руку.
– На вашем месте я бы отпустил ее. Вряд ли стоит умножать сказанное.
– Атертон, в-вы разочаровали меня. Вы… вы сделали все не так, как было нужно. Я обратился к вам за поддержкой, н-но не получил ее.
– Милый мой Линдон, сдается мне, ваш способ заставить юную леди свернуть с избранного ею пути лишь разозлил ее и укрепил желание упрямо идти дальше.
– П-проклятые бабы! К-катись они все к чертям! С-скажу вам по с-секрету, в-временами ее мамаша была ведьмой, и дь-дьявол меня раздери, если дочка не похуже будет… Что за вздор она здесь несла? С ума сошла, что ли?
– Нет… не думаю.
– Никогда не слышал ничего подобного, даже кровь в жилах застыла. Что не так с этой девчонкой?
– Ладно… простите, что я это говорю, но, по-моему, вы плохо разбираетесь в женщинах.
– Н-не разбираюсь, д-да и не х-хочу разбираться.
Я помедлил, но все же решился приврать – ради Марджори.
– Марджори девушка нервная… необыкновенно чувствительная. Ее воображение мгновенно разгорается. Вероятно, вчера вечером вы разволновали ее до предела. Вы сами слышали, как она впоследствии страдала. Вы же не хотите, чтобы кругом говорили, что вы довели дочь до приюта для умалишенных.
– Я… господи, нет! Я… я пошлю за врачом, как только доберусь до дома, я… я найму лучших докторов города.
– Ничего подобного вы не сделаете… это только усугубит положение. Что вам на самом деле необходимо, так это стать терпимее и оставить ее в покое… А что касается отношений с Лессинхэмом, то есть у меня подозрение, что не все так гладко, как ей видится.
– Это вы о чем?
– Ни о чем. Мне лишь хочется донести до вас мысль, что пока у меня не будет новостей, вам лучше предоставить всему идти своим чередом. Пусть поступает, как ей нравится.
– Разрешить девчонке творить что угодно! Д-да разве она т-так всегда не п-поступала? – Он бросил взгляд на часы. – Ох, полдня прошло! – Он поспешил к выходу, я последовал за ним. – У нас в клубе заседание комитета, о-очень важное! Они неделями кормили нас хуже некуда, вы такого и не пробовали… ж-желудок мой расстроен, я… им так и скажу, что если… все останется по-прежнему, врача… врача они мне сами оплатят… А что до того типа, до Лессинхэма…
Он произнес это, открывая входную дверь, а за ней на крыльце стоял «этот тип» Лессинхэм собственной персоной. Видели бы вы Линдона! Но Апостол и глазом не моргнул. Просто протянул руку.
– Доброе утро, мистер Линдон. Что за чудесный денек!
Линдон спрятал свою руку за спину – поступка глупее он совершить не мог.
– Мистер Лессинхэм, с этой минуты и впредь я вас не знаю и не собираюсь узнавать где-либо при встрече, и то, что я говорю, относится в равной мере ко всем членам моей семьи.
В шляпе, съехавшей на затылок, Линдон сошествовал с крыльца, надутый, как индюк.
Глава 22. Преследуемый
Лессинхэм не выдал ни малейшего признака замешательства, будто получать столь неучтивые отказы со стороны потенциального тестя было для него делом самым обычным. Насколько я мог судить, он вообще не обратил внимания на происшествие и вел себя, словно ничего не случилось. Просто подождав, пока мистер Линдон отойдет от крыльца на приличное расстояние, он повернулся ко мне и спокойно заметил:
– Вероятно, я опять не вовремя… Позволите?
Один его вид привел меня в крайнее
