Глаза Фемиды - Аркадий Петрович Захаров

Николка замолчал, а учитель поселился в культбазе, вскопал себе огород и засеял репой. Репы наросло много и культбазовец стал угощать ею хантов. Им репа понравилась. Пища всех северян бедна витаминами из-за отсутствия свежих овощей. Полукочевой образ жизни и близость мерзлоты не позволяют их сохранять всю зиму свежими. От недостатка витаминов идет и пристрастие всех северян к крепкому чаю и строганине. И все равно к весне возникает слабость и начинают болеть десны. И вдруг появилась репа, свежая, как вчера убранная с грядки. Стали приходить на культбазу — просить репку пожевать. Культбазовец оказался не промах и свою выгоду не упустил: за каждую репку потребовал белку. Остяки согласились: белок в тайге много настрелять можно, а зубы шатаются и лечебной репы хочется. К весне пушнину сдал и разбогател культбазовец и захотел еще богаче стать. Для этого задумал еще больше огород расширить, чтобы капусту и чеснок посадить. Да только копать негде: тайга, болота и мерзлота кругом. А единственное пригодное для пашни место как раз между юртами, на поляне, которая у остяков издавна священной считалась. Если на ней копнуть, то находятся черепки от посуды, наконечники стрел, крючки рыболовные, скребки, кости и прочее. Шаман считает, что в старину на этом городище другие люди жили, которые потом в землю ушли. Значит, нельзя над ними землю шевелить, чтобы злые, как росомаха, тени нижнего мира наверх не выпустить. Иначе — всем беда, мор и болезни. Неттин так и сказал культбазовцу. Но тот над стариком посмеялся и не послушался. Вот беду наружу и выпустил.

Когда земля прогрелась весенним солнцем, учитель-культбазовец собрал остяцких ребятишек и, наобещав расплатиться репой, запряг их вместо коня в соху для вспашки. Ребятишки весело потащили, а Николка Неттин стал ругаться: «Никогда остяки рабами не были и не будут. А на свободного хомут не надеть. Кто нарушит спокойствие предков — сам будет проклят и вскоре умрет. Если жить хотим, нельзя нам на опоганеном месте оставаться — от культбазы уходить надо». Остяки шамана Неттина послушали и все уехали от культбазы в разные родовые угодья. А культбазовец написал в исполком донос «О шаманско-кулацком заговоре под руководством остяка Неттина». Но на этом дело не кончилось.

Как сказал Неттин: «Начало одной беды — только начало череды больших бед». — И они не заставили себя ждать. В верховьях Тормагана есть шибко большое озеро Нум-то — озеро бога. Из него вытекает Казым, а посредине, на большом острове, живет сама богиня Вут-Ими со своей мудрой кошкой и другими богами. У хантов и лесных ненцев это шибко священное место. В озере никогда не бывает заморов: вода в нем не закисает зимой из-за песчаного дна, больших глубин и подводных ключей. От этого всякой рыбы в озере плодится множество: сырок, пыжьян, щекур, нельма. На нерест заходит муксун. О частике и щуке говорить не приходится. Из озера рыбья молодь по рекам расходится — в Обь и Губу. Чтобы рыбные запасы не оскудели и отлов восполнялся, остяки и ненцы объявили озеро священным и запретили на нем рыбный промысел, кроме крючковой снасти, которой больше, чем на еду не выловишь. И правильно: рыба для остяка, как хлеб для русского, основная пища и даже одежда. Хочешь жить — береги природу. Кто не бережет ее жизнь — не убережет своей. Так остяки и ненцы между собой решили и на этом поклялись на медвежьей голове. А это самая верная и нерушимая клятва.

Кляуза культбазовца не прошла мимо внимания районного начальства и вскоре к озеру Нум-то на мотолодках прибыла целая экспедиция: заведующий культбазой, он же секретарь партячейки, Шершнев, председатель интегралтоварищества Хозяинов, председатель туземного совета Васькин, и прочие. Все вооружены, как на войну, и сами со страху от кустов шарахаются. С ними зырянская рыбартель со снастями.

- Почему зырянская? — попробовал уточнить Колонтаец.

- Кроме них никто туда ехать не согласился, даже русские. Зыряне на севере — подобно евреям в России. Вроде бы от других ничем не отличаются, кроме ума и хитрости. Вот, создали они колхоз. В райкоме на состав глянули: одни кулаки в нем. Спрашивают: «Почему бедняков не берете?» Оказывается — нет в их поселке бедняков, все хорошо живут. И, пролетарского происхождения, даже председателя не нашлось — хоть со стороны приглашай. Делать нечего — пришлось принимать решение о расформировании кулацкого колхоза, чтобы другим не было примера. Так бы и случилось, не возникни надобность в рыбаках для лова на Нум-то. Нарушать запрет на ловлю в святом месте никто не захотел, даже русские, а зыряне, чтобы их колхоз не трогали, согласились. Они остяцких богов не боятся.

Приехавшие на озеро, на случай сопротивления кулацкого населения, опробовали на берегу самодельные гранаты из редьки, набитой порохом. Хитрые остяки из лесной чащи военные приготовления разглядели и на рожон не полезли, из урмана не показались. Но послали парламентеров: двух стариков, с которыми Шершнев и Хозяинов побоялись встретиться, а послали для переговоров беспартийного Васькина и с ним переводчика из бывших ссыльных.

Делегаты от тайги изложили им свои условия и даже и настояли на подробной записи, правильно полагая, что бумага запомнит лучше, чем легкомысленный и молодой Васькин. Писали бумагу долго, чаю выпили много. Получилось заявление граждан юрт Мозянских и Рыбацких в Комитет Севера при президиуме ВЦИК «О бесчинствах местной власти»: «Когда казымский народ привозит пушнину для сдачи, приемщик госторга, принимая ее, говорит, что белка весенняя и для доказательства с силой дергает шерсть и говорит: «Вот, она лезет». С силой у всякой можно выдернуть шерсть. Весенняя белка имеет черную мездру и шерсть у нее лезет даже при поглаживании. Он с этим не считается и на январскую белку, только потому, что мы не можем привезти и сдаем ее весной, сбавляет цену, как на весеннюю.

Когда мы добываем лося ружьем или стрелой и привозим в лавки кооперации, то там, увидав, что в шкуре дыра, говорят, что с дырой шкуры не надо, и если принимают, то за дыру сбавляют цену. А без дыры — как убьешь? Когда казымцы добыли много лося, то цену на шкуры теленка сбавили наполовину, и она стала стоить вместо половины стоимости шкуры взрослого лося, только четверть. Ведь этак мы никогда не поправимся. Больше добудешь — дешевле купят. Опять выходит то же самое.

Казымский народ почти весь находится в долгу у