Битва при Кадеше - Кристиан Жак

На рассвете сопровождающий пришел за торговцем и проводил его в шатер главнокомандующего. Убийца должен был скрывать свое волнение и с горячностью говорить о своих друзьях, желающих устранить императора и помочь его сыну захватить власть.

Помощник обыскал его и не обнаружил никакого оружия. Короткий кинжал с двумя лезвиями был спрятан под плоской шерстяной шапкой, которую обычно носили торговцы в холодное время года.

— Входите, главнокомандующий ждет вас.

Повернувшись спиной к своему посетителю, Урхи-Тешшуб склонился над картой.

— Благодарю вас за то, что вы приняли меня.

— Будь краток.

— Каста торговцев разделилась. Одни желают мира, а другие нет. Я вхожу в число тех, кто поддерживает покорение Египта.

— Продолжай.

Случай был самый подходящий: Урхи-Тешшуб все еще не поворачивался, занятый нанесением на карту маленьких кружочков.

Торговец снял свою шапку, взялся за рукоятку маленького кинжала и стал приближаться к военному, не прекращая говорить.

— Я и мои друзья, мы убеждены, что император не способен привести нас к желанному триумфу. Вы же — напротив — блестящий воин… Умри, сдохни как последняя собака за то, что убил моих сыновей!

Человек повернулся в тот момент, когда торговец наносил удар. В левой руке он тоже сжимал рукоять кинжала. Кинжал торговца вонзился в горло его жертвы, а воин ударил в сердце нападавшего. Они оба, мертвые, рухнули на землю.

Настоящий Урхи-Тешшуб приподнял полог своего шатра.

Чтобы узнать правду, ему пришлось пожертвовать жизнью простого воина, похожего на него телосложением. Глупец плохо поступил, убив торговца, которого Урхи-Тешшуб хотел бы допросить. Но он услышал достаточно, чтобы узнать, что Хаттусили не солгал.

Брат императора, осторожный и трезво мыслящий человек, перешел на его сторону, теша себя надеждой, что победитель и будущий хозяин Хеттской империи не будет неблагодарным.

Хаттусили ошибся.

Аша не пришлось грабить ни торговца, ни путешественника, так как он раздобыл гораздо лучшего помощника: молодую двадцатилетнюю женщину, бедную вдову. Ее муж, пехотинец крепости Кадеш, погиб в результате несчастного случая при переходе вышедшего из берегов Оронта. Оставшаяся одна, без детей, она с великим трудом обрабатывала клочок бесплодной земли.

Упав в изнеможении на пороге ее фермы, Аша объяснил ей, что его ограбили бандиты, но ему удалось бежать, продираясь через заросли ежевики и терна. Находясь в плачевном состоянии, он умолял ее приютить хотя бы на ночь.

Когда он искупался в теплой воде, нагретой в каменном тазу, построенном в очаге, отношение крестьянки резко изменилось. Ее сдержанность превратилась в непреодолимое желание ласкать тело этого воспитанного человека. Лишенная любви в течение многих месяцев, она поспешно разделась. Когда крестьянка с прелестными формами обхватила руками шею Аша, а груди ее прижались к его спине, египтянин не стал избегать ее объятий.

В течение двух дней любовники не покидали ферму. Крестьянка не имела большого опыта в любовных утехах, но была страстна и щедра. Она была одной из тех редких любовниц, воспоминание о которой Аша надолго сохранит в своем сердце.

За окном шел дождь.

Аша и крестьянка, раздевшись, лежали возле очага. Руки дипломата ласкали тело молодой женщины, стонавшей от удовольствия.

— Кто ты на самом деле?

— Я же сказал тебе: ограбленный и разорившийся торговец.

— Я не верю.

— Почему?

— Потому что ты слишком утончен, слишком элегантен. Твои движения и твоя речь не похожи на манеры торговцев.

Аша запомнил этот урок. Годы, проведенные в университете Мемфиса и в кабинетах государственной службы, казалось, оставили неизгладимый отпечаток.

— Ты не хетт, тебе не хватает грубости. Когда ты занимаешься любовью, ты думаешь о своей подруге. Мой муж заботился только о своем удовольствии. Кто ты?

— Ты обещаешь хранить тайну?

— Клянусь богом грозы!

Взгляд крестьянки горел от возбуждения.

— Это трудно…

— Доверься мне! Разве я не доказала тебе свою любовь?

Он поцеловал ее грудь.

— Я сын знатного сирийца, — объяснил Аша, — и мечтаю записаться в ряды хеттской армии. Но мой отец запретил мне сделать это из-за суровости тренировок. Я сбежал из дома — хотел увидеть хеттскую империю сам, без сопровождения слуг, и доказать свою доблесть, чтобы быть зачисленным в армию.

— Это безумие! Военные — это кровожадные животные.

— Я горю желанием сражаться с египтянами. Если я не буду действовать, они завладеют моими землями и отнимут у меня все мое имущество.

Она положила голову ему на грудь.

— Я ненавижу войну.

— Но ведь она неизбежна?

— Все уверены, что она разразится.

— Знаешь ли ты место, где тренируются воины?

— Это — тайна.

— Ты видела, как здесь проходили войска?

— Нет, это богом забытый уголок земли.

— Ты согласна ехать со мной в Хаттусу?

— Я, в столицу… Я никогда не была в столице!

— Прекрасная возможность. Там я встречусь с воинами и смогу поступить на службу.

— Прошу тебя, откажись от этой мысли! Неужели ты так жаждешь смерти?

— Если я буду бездействовать, мою провинцию разрушат. Надо сражаться со злом, а зло — это Египет.

— Но столица далеко…

— В сарае я видел большое количество глиняных горшков. Их изготовил твой муж?

— Он был гончаром до того, как его силой забрали в армию.

— Мы продадим их и поселимся в Хаттусе. Мне кажется, что я не смогу забыть этот уголок.

— Моя земля…

— Сейчас зима, земля отдыхает. Мы выезжаем завтра.

Она легла совсем близко у очага и протянула руки, чтобы сжать в объятиях своего любовника.

Глава 41

В Доме Жизни Гелиополиса, самом древнем здании страны, все шло своим чередом. Исполнители обрядов проверяли тексты, используемые во время празднования таинств Осириса. Государственные жрецы изо всех сил старались отогнать злой рок и опасные силы. Астрологи уточняли предсказания на будущий месяц. Целители готовили свои снадобья. Необычным было то, что библиотека, включавшая тысячи папирусов, первыми версиями которых были «Тексты Пирамид» и «Обряд воскрешения Фараона», была закрыта для читателей.

Она находилась во власти исключительного посетителя — Фараона Рамзеса.

Прибыв ночью, Правитель уединился в большой библиотеке с каменными стенами. Они хранили самые важные достижения египетской науки, относящиеся как к реальному миру, так и к невидимому. Рамзес вновь ощутил необходимость пересмотреть записи в архивах в связи со здоровьем Нефертари.

Великая Супруга Фараона медленно угасала. Ни придворный врач, ни Сетау не смогли определить причину болезни. Царица-мать поставила тревожный диагноз: нападение темных сил, против которых обычные медицинские средства были бессильны. Именно поэтому Фараон искал ответ в архивах, изученных до него многими правителями.

По истечении десяти часов поисков, наконец, забрезжил луч решения проблемы, и он тотчас же выехал в Пи-Рамзес.

Нефертари приняла ткачих, съехавшихся из всех храмов Египта и дала указания, необходимые для пошива обрядовых одежд до наступления следующего половодья. Царица преподнесла в жертву богам свертки красной, белой, зеленой и синей материи и вышла из храма, поддерживаемая под руки двумя жрицами. Она нашла в себе силы сесть в крытые носилки, доставившие ее во дворец.

Лекарь Парьямаху поспешил к ложу Великой Супруги Фараона и заставил ее принять тонизирующее снадобье. Он, однако, не слишком надеялся на снятие тяжелой усталости, с каждым днем все больше изнурявшей Нефертари. Как только Рамзес вошел в комнату своей жены, лекарь удалился.

Фараон поцеловал лоб и руки Нефертари.

— Я полностью измучена.

— Нужно меньше утомляться.

— Это не похоже на временную усталость… Я чувствую, как жизнь покидает меня, подобно утекающему потоку воды, становящемуся все слабее.

— Туйя полагает, что речь идет не об обычной болезни.

— Она права.

— Кто-то нападает на нас из темноты.

— Моя шаль… Моя любимая шаль! Какой-то колдун использует ее против меня.

— Я также пришел к такому выводу и попросил Серраманна приложить все усилия, чтобы найти виновного.

— Скажи ему, чтобы он спешил, Рамзес, пусть поторопится…

— У нас есть и другие способы борьбы, Нефертари. Но нам потребуется завтра же выехать из Пи-Рамзеса.

— Куда ты повезешь меня?

— В место, где ты будешь недоступна для нашего невидимого врага.

Рамзес провел много времени с Амени. Личным писцом Фараона было отмечено, что за последнее время не произошло ни одного события, заслуживающего особого внимания. Снедаемый тревогой при мысли о длительном отсутствии Фараона, Амени старался ничем не пренебрегать, чтобы избежать любой оплошности, опасной для благосостояния страны. Рамзес заметил, что он вел каждое дело с похвальной скрупулезностью и выбирал сведения с образцовым чувством логики.