Битва при Кадеше - Кристиан Жак

— Шантаж остается излюбленным оружием дипломатии, Хаттусили. Кажется, ты владеешь им с большой ловкостью.

— Трудное искусство, в котором никогда невозможно достичь совершенства, но зато приносящее прекрасные плоды. Все без исключения согласились на наше… приглашение.

— Ты видишь, что я очень доволен, мой дорогой брат. Когда они закончат свои приготовления?

— Через три или четыре месяца.

— Составление официальных документов будет необходимо?

— Лучше избежать этого, — сказал Хаттусили. — Наши шпионы проникли на вражескую территорию, египтяне, возможно, то же самое сделали в нашей стране.

— Маловероятно, но осторожность не помешает.

— Для наших союзников падение Египта имеет важнейшее значение. Давая слово представителю Хеттской империи, они тем самым дают слово императору. Они будут молчать до начала военных действий.

С блестящими от лихорадки глазами Хаттусили радовался теплу комнаты, где окна были закрыты деревянными ставнями, обтянутыми материей.

— Как продвигается подготовка нашей армии?

— Урхи-Тешшуб прекрасно справляется со своей работой, — ответил Муваттали. — Скоро наши войска достигнут состояния полной боевой готовности.

— Вы думаете, что послания, отправленные вами и моей супругой, усыпили недоверие царской четы?

— Рамзес и Нефертари ответили очень любезно, и мы продолжим эту переписку. По крайней мере, она их не оставит равнодушными. Как дела с нашей шпионской сетью?

— Она разрушена, а наш осведомитель сирийский торговец Райя вынужден был бежать. Но главный союзник — ливиец Офир — по-прежнему будет передавать нам ценные сведения.

— Как поступим с этим Райя?

— Его убийство казалось мне самым подходящим решением, но Офир придумал нечто получше.

— Хорошо, теперь наслаждайся заслуженным отдыхом со своей восхитительной супругой.

Теплое вино с пряностями успокоило лихорадку и очистило дыхательные пути Хаттусили. Горячая ванночка для ног доставила ему ощущение комфорта, вознаградившего за долгие часы путешествия по дорогам Азии. Служанка сделала ему массаж плеч и шеи, а цирюльник под присмотром Путухепы побрил его.

— Твоя работа выполнена? — спросила она, когда они остались одни.

— Думаю, что да, моя дорогая.

— А я, со своей стороны, выполнила мою.

— Твою работу… Что ты имеешь в виду?

— Не в моем характере оставаться бездеятельной.

— Объяснись, прошу тебя!

— Ты, чей ум так проницателен, ты еще не понял?

— Не хочешь ли ты сказать…

— Ну конечно же, мой дорогой дипломат! В то время, когда ты исполнял приказы императора, я занималась твоим соперником, твоим единственным соперником.

— Племянником?

— Кто же, как не он, препятствует твоему восхождению и пытается противодействовать росту твоего влияния? Его назначение вскружило ему голову. Он уже представляет себя императором!

— Но им управляет Муваттали, а не наоборот.

— И он и ты, вы оба недооцениваете опасность.

— Ты ошибаешься, Путухепа, император обладает светлым умом. И если он доверил эту должность своему сыну, то для того, чтобы привести армию в движение и состояние полной боеготовности ко дню сражения. Но Муваттали не думает, что он сможет управлять Хеттской империей.

— Он так сказал тебе?

— У меня такое предчувствие.

— Мне этого недостаточно! Твой племянник жесток и опасен, он ненавидит нас и мечтает отстранить от власти. Поскольку ты — брат императора, он не решается открыто нападать на тебя, он нанесет удар в спину.

— Будь терпеливей. Урхи-Тешшуб сам вынесет себе приговор.

— Слишком поздно.

— Почему?

— Я поступила, как того требовали обстоятельства.

Хаттусили боялся поверить.

— Один представитель касты торговцев направляется сейчас в военный штаб, — призналась Путухепа. — Он попросит переговорить с ним, и, чтобы войти в доверие, сообщит главнокомандующему, что многие богатые торговцы одобрительно смотрят на окончание правления Муваттали и восшествие на трон его сына. Наш человек заколет Урхи-Тешшуба, и мы, наконец, избавимся от этого чудища.

— Он нужен Хеттской империи… Еще не время, слишком рано! Необходимо, чтобы он успел подготовить наши войска к сражению.

— Значит, ты попытаешься спасти его? — насмешливо спросила Путухепа.

Уставший, мучимый лихорадкой Хаттусили, ощущая боль в суставах, поднялся.

— Я отправляюсь немедленно.

Глава 39

Было невозможно узнать элегантного и изысканного Аша в поношенном и грубом одеянии посыльного, едущего верхом по дорогам Северной Сирии. Аша сидел на откормленном осле, возглавляя маленький караван, состоявший еще из двух подобных животных. Каждый осел вез около шести килограмм различных бумаг. Таким образом Аша, под видом посыльного проник в зону, находящуюся под влиянием хеттов.

Он провел несколько недель в Ханаане и Амурру, чтобы хорошо изучить оборонительную систему обеих провинций. Аша часто болтал с египетскими военачальниками, ответственными за организацию сопротивления в случае нападения хеттов. Он также пополнил список своих любовниц добрым десятком молодых и искушенных женщин.

Правителю провинции Амурру очень понравилось поведение Аша. Любезный гость, любитель хорошо покушать, египтянин не высказал ни одного неприятного требования. Он лишь попросил предупредить Рамзеса, как только появится опасность нападения со стороны хеттов. Затем Аша продолжил свой путь в сторону Египта, или, по крайней мере, сделал вид. Повинуясь приказу, его сопровождающие по прибрежной дороге отправились по направлению к югу, тогда как дипломат уничтожил свою египетскую одежду и, раздобыв себе одеяние хеттского посыльного, поехал на север.

Поступавшие противоречивые донесения, зачастую неточные, не позволяли составить реальное представление о действительных намерениях хеттов. Не являлось ли путешествие по Хеттской империи лучшим способом разузнать все? Так как желание Рамзеса совпадало с его собственными устремлениями, Аша без какого-либо недовольства согласился выполнить это поручение. Получая сведения из первых рук, он сможет вести игру по своему усмотрению.

Не состояла ли основная хитрость хеттов в том, чтобы заставить поверить, что они непобедимы и готовы к завоеванию мира? Таков был вопрос, требующий ответа в настоящее время.

Приграничный пост хеттов охранялся тридцатью вооруженными воинами с физиономиями преступников. В течение нескольких часов четыре пехотинца ходили вокруг Аша и трех его ослов. Мнимый посыльный оставался неподвижным и ошеломленным.

Конец копья коснулся левой щеки Аша.

— Твое разрешение?

Из своей одежды Аша вынул исписанную хеттскими знаками табличку.

Воин прочел и передал другому охраннику.

— Куда ты едешь?

— Я должен доставить послания и счета торговцам Хаттусы.

— Покажи их.

— Это секретно.

— Для армии нет ничего секретного.

— Мне не хотелось бы иметь неприятностей с получателями.

— Если ты не подчинишься, то у тебя будет много неприятностей.

Окоченевшими от холода пальцами Аша разорвал веревки на сумках, где находились таблички.

— Торговая тарабарщина, — удостоверился воин. — Мы обыщем тебя.

У посыльного не было оружия. Разочарованным хеттам не в чем было его упрекнуть.

— Перед въездом в деревню, зайди на контрольный пост.

— Этого раньше не было.

— Нечего задавать вопросы. Если ты не отметишься на всех контрольных постах, то будешь признан врагом и убит.

— На хеттской территории нет врагов!

— Все, что от тебя требуется, это подчиниться.

— Хорошо, хорошо…

— Убирайся, ты уже надоел!

Аша отъехал, не спеша, как мирный человек, не совершивший ничего противозаконного. Идя рядом с первым ослом, он приноровился к его спокойному шагу и вышел на дорогу, ведущую к сердцу Анатолии — Хаттусе.

Много раз он взглядом искал Нил. Было непросто привыкнуть к сильно пересеченному пейзажу, лишенному простоты равнины, орошаемой водами божественной реки. Аша сожалел о разлуке с возделанными участками земли и пустынями, зеленью полей и золотом песка, закатами солнца, окрашенными в тысячи цветов. Но он должен был забыть о них и думать только о Хеттской империи, этой холодной и враждебной земле, чьи секреты ему предстояло раскрыть. Небо низко висело над землей, разразился неистовый ливень. Ослы не хотели идти по лужам и то и дело останавливались, чтобы полакомиться влажной травой.

Эта местность не могла нести в себе мир и спокойствие. В жилах живущего здесь народа бурлила жестокость, толкающая видеть смысл существования в войне, а смысл будущего — в уничтожении чужака. Сколько потребуется поколений, чтобы сделать плодородными эти заброшенные долины, окруженные остроконечными горами, и превратить воинов в крестьян? Здесь люди рождались, чтобы сражаться, и они всегда будут воевать.