Шах и мат - Марк Максим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Анна Ивановна Брагина?
Два карих глаза с беспокойным любопытством взглянули на него. Тот же звучный бархатистый голос ответил:
– Да. Пожалуйста, заходите…
Она пошла вперед, Беркут за ней, изучая легкую, плавную походку.
В очень хорошо обставленной комнате, со спущенными на окнах шторами, Анна Ивановна Брагина оказалась очень молодой, изящной женщиной, с золотистыми волосами, карими глазами и прекрасным цветом лица. Карие глаза смотрели несколько беспокойно. Темное, траурное платье оттеняло золото темно-каштановых волос.
«Именно такая», – подумал Беркут, изучив и взвесив в одно мгновение женщину.
Она смотрела вопросительно, не предлагая садиться.
Беркут сказал просто, как говорят обыденные вещи относительно погоды:
– Пришел допросить вас.
Карие глаза расширились, рука, лежавшая на столе, вздрогнула:
– Как… допросить…
Беркут разрешил своим глазам улыбнуться:
– Не беспокойтесь, не официально… Добровольный следователь… Разрешите сесть?
– Пожалуйста, – сказала она нехотя. В ее глазах все еще сквозило беспокойство.
Беркут сел, не сводя с нее взгляда.
После минуты молчания он сказал тем же обыденным тоном:
– Всего несколько вопросов…
Женщина рассмеялась негромким, явно деланым смехом:
– Вы мне раньше скажите, кто вы такой? С кем я имею дело?
Беркут медленно сказал:
– Моя биография вряд ли… Впрочем: рабочий сталелитейного завода… Сидел в тюрьме за забастовку… Затем Западный фронт… Затем революционная Россия… Служба в химтресте… Инженер Брагин мой друг и великий изобретатель… Довольно?
На этот раз ее голос прозвучал сухо:
– Это ваша биография… А дело, которое?..»
– Которое меня привело сюда? Вот: инженер Брагин, мой лучший друг, погиб неожиданно и странно. Интересуюсь подробностями.
Карие глаза опять взглянули беспокойно:
– Обратитесь к следователю. Я ничего не знаю. Следователь знает больше.
Беркут облокотился на ручку кресла и спросил:
– Курить разрешите? То, что знает следователь, меня не интересует. Меня интересуют другие детали…
– Спрашивайте, – сказала она с видом жертвы, откидываясь к стенке дивана.
Беркут помедлил. Затем, закурив папиросу, спросил в упор:
– Сколько времени вы замужем за инженером Брагиным?
Вопрос попал в цель: вдова Брагина вздрогнула от неожиданности, но сейчас же овладела собой. Кружевной платок приблизился к глазам, слезинка скатилась вниз:
– Полгода…
Ее голос прервался.
В голосе Беркута не было ничего похожего на сочувствие, когда он спросил:
– Где вы познакомились с ним?
Карие глаза снова выглянули из-под кружевного платочка:
– В Берлине. Он приезжал туда…
– По делам службы… знаю… Вы – немка?
– Нет, русская…
– А каким образом вы попали в Берлин?
– Но…
– Вы – эмигрантка?
– Мой отец – эмигрант…
– Вот как… Он генерал ваш отец?
Снова невольная дрожь, рука Анны Ивановны вздрогнула:
– Да, но я не жила вместе с отцом, мы – чужие друг другу…
– Так…
Минута молчания. Беркут опустил глаза вниз: его очень заинтересовал узор ковра. Затем снова неожиданный вопрос:
– Кто был этот человек, который вышел отсюда, когда я вошел?
На этот раз женщина рассердилась:
– Это вас не касается! Я вообще не знаю, по какому праву…
Карие глаза расширились, в них замерцали странные огоньки.
Беркут медленно встал, наклонился над ней. Затем ровным голосом, обыденными интонациями:
– Любовник?
Вдова Брагина вскочила, задев при этом Беркута:
– Вон! Если вы явились меня оскорблять… Я…
Она заплакала в кружевной платок, прислонившись к дивану.
– Не плачьте, – сказал снова Беркут. Ни брезгливости, ни сожаления не было в его спокойном голосе.
– Не плачьте, – повторил он, – это мешает допросу, мне некогда утешать вас.
– Вы еще осмеливаетесь…
Что-то мелькнуло в глазах Беркута, его голос стал жестче:
– Послушайте, перестаньте наконец… У меня серьезное дело… Сядьте и отвечайте серьезно…
– Не хочу…
– Вы не ребенок.
– Все равно…
– Я – не ваш любовник, чтобы выносить ваши капризы.
Из-под платка раздался заглушенный смех:
– Тем приятнее…
Папироса сломалась в сжатых пальцах Беркута. Он наклонился вперед:
– Если вы сейчас же не бросите этих штук, я вынужден буду позвонить по телефону…
Из-под кружевного платка показалось розовое лицо:
– Куда?
Он шепотом сказал короткое трехсложное слово.
Мгновение они смотрели в глаза друг другу. Затем, сев, она сказала спокойным тоном:
– Спрашивайте…
– Так лучше, – пробормотал Беркут. Он мельком отметил стоявший в глубине несгораемый шкаф, выдвинутый ящик письменного стола и лежавший на столе портфель.
Ровным и спокойным голосом он задал ей еще десять вопросов, каждый аккуратно отмечая в записной книжке. Затем так же спокойно приподнялся и сказал:
– Вы обязуетесь никуда не уезжать, не предупредив меня об этом. Мой телефон 5–67–89. Если я узнаю, что вы уехали, вам же будет хуже…
Кружевной платок к концу разговора превратился в лохмотья. Его беспощадно теребили узкие пальцы с заостренными отлакированными ногтями. Анна Ивановна Брагина покорно сказала:
– Хорошо…
– Еще один последний вопрос: кто он, этот ваш любовник?
– Этого я не скажу…
– Вы скажете.
– Нет…
– Вы скажете.
Рука Беркута сжала узкие розовые пальцы.
– Пустите, мне больно…
– Ну?
Шепотом она сказала:
– Инженер Вельс, технический советник английской
