Голоса - Борис Сергеевич Гречин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После второй хлопушки группа некоторое время молчала. «Браво!» — крикнул Герш, но в этом одиноком «Браво!» его никто не поддержал.
«Да-а, — протянул Марк. — Хорошо, что этого никто не видит».
«Почему это?» — повернулась к нему Настя, даже несколько резко.
«Потому, — пояснил Кошт, — что это — жирный козырь в руки монархистов и прочих разных… вздыхателей по барской плётке».
Я обратил внимание на то, что мы перешли к обсуждению, и предложил поэтому поставить стулья кругом для более правильной процедуры. Некоторое время мы занимались расстановкой мебели.
«Вы ведь ему подыгрывали, Андрей Михалыч, разве нет? — продолжил Кошт, едва мы расселись. — Признайтесь честно?»
«Нет, это неправда», — тихо и убеждённо проговорила Марта, прежде чем я сам успел ему возразить.
«Знаете, — начал Иван, ни к кому не обращаясь, — этого диалога в реальности не было, то есть почти наверняка не было. Но мы все воспринимаем его так, как если бы он был — в отличие от той сцены, где Алиса Гессенская отказала Наследнику. Ту мы обсуждали добродушно, а здесь, как я погляжу, задеты за живое. Хочу сказать, что есть, видимо, разные степени вероятности…»
«Обратите внимание на то, что Государь сказал о Распутине! — горячо заговорил Герш. — Это… это гениально — или, в любом случае, очень точно. Распутин — гадок, похотлив, неразборчив, но все его уродства — часть народной жизни, а монарх, в отличие от монаха, не может позволить себе быть избирательным по отношению к своему народу. Я скажу больше! Скажу то, что уже говорил в двадцать девятом году и не поленюсь повторить. Распутин — тёмный невежественный колдун, но склонность к невежественному обрядоверию — часть нашей, русской религиозности. Церковь не отлучила его от себя и не избавилась от этой тёмной части. В его явлении повинны мы все! Это именно наша, Русская православная церковь, перед семнадцатым годом выродилась настолько, что не сумела дать никакой более достойной фигуры! «Кровь его на нас и на детях наших»[36], хотя в данном случае не «кровь на нас», а «явление через нас». Чтó, скажете, я неправ?»
«Борис так энергично обличает «нашу», «русскую» Церковь, — пробормотал Алёша, как-то вжавшись в спинку своего стула, — что так и хочется спросить, говорит ли он от себя лично или от своего персонажа. Если от имени Шульгина — всё в порядке. А если от себя, то… простите за юдофобское замечание». Эта фраза вызвала сдержанные смешки.
«Голая софистика, которую Борису, э-э-э, господину Шульгину как умному человеку даже стыдно заниматься, — вступил Штейнбреннер. — Что значит «не был отлучён»? Церковь, которая зависит от светских властей и руководится Синодом, то есть является просто «духовным ведомством», не может быть свободной в своём каноническом праве. Упрекать Церковь до семнадцатого года в том, что она, с её связанными руками, не анафематствовала Распутина — это как упрекать меня лично в том, что мой диплом об окончании Theodor-Heuss-Kolleg не признаётся Рособрнадзором и я не могу на его основании вести в России профессиональную деятельность. Смешно! Наоборот, в этой сцене я вижу ещё одно подтверждение бескультурного вмешательства царской власти в духовную область, и спасибо Андрею Михайловичу за то, что он так выпукло это представил».
«Я не понимаю, — глухо буркнула Лина, — чтó, нельзя было старшую дочь сделать царицей? Ваше величество, чего вы уцепились за больного мальчишку?»
«Нельзя отнимать царство у того, кому оно уже обещано, — тихо ответил я. — Это просто неделикатно. Бэби и так мог умереть в любой день: поскользнуться на ровном месте и истечь кровью. Тогда, действительно, можно было бы менять закон о престолонаследии. Я думал, что ещё успею это сделать. Но не во время войны же…»
«Вот из-за вашей деликатности и просрали Расею», — продолжала ворчать Лина, не замечая улыбок в свой адрес.
«Вы все не понимаете главного, — подхватила нить дискуссии Марта. — А главное в том, что два хороших и близких друг другу человека не могли понять друг друга. Ведь матушка была полностью права! И Государь тоже, по-своему. Мы все летели в пропасть с чёртом на облучке без всякой надежды. Какой это всё ужас…» Сказав это, она поднесла ко рту указательный палец и прикусила его зубами, невидяще глядя перед собой.
«Марта, может быть, не стоит так близко к сердцу принимать фикцию, точней, экспериментальную модель, и по ней делать окончательные выводы?» — сочувственно обратился к ней Иван. Его сочувствие, конечно, выглядело как критика, но Иван был весь такой, прохладно-отрешённый — то есть до известной точки, перейдя которую, он становился другим человеком. И в этот момент у меня завибрировал телефон.
[15]
— Я забыл в начале дня его отключить, — пояснил рассказчик. — Извинившись, я сбросил звонок. Но этот противный аппарат зажужжал снова! Я глянул на экран — и, кашлянув, обратился к группе:
«Дорогие юные и не очень юные коллеги, этот звонок — от Владимира Викторовича. Я вынужден его принять, извините! Выйду в коридор, чтобы не мешать вам».
В коридоре я взял трубку.
«Андрей Михалыч, наконец-то! — почти оглушил меня энергичный голос Бугорина, так что я, поморщившись, убрал аппарат от уха и заодно включил уж «громкую связь». — Куда вы пропали? Где вас черти носят?»
Дверь аудитории открылась: Ада и Настя вышли вслед за мной в коридор. Стояли и глядели на меня с беспокойством.
«Я в научной библиотеке, Владимир Викторович, — ответил я со сдержанной неприязнью. — Участвую в работе творческой группы, что не очень легко делать, отвлекаясь на звонки. Как духовное лицо, хоть и бывшее, должен сказать, что против упоминания чертей всуе. Если мы их так часто кличем, они ведь и в самом деле явятся».
«А ты мне вечно будешь тыкать в нос тем, что ты бывшее духовное лицо? — распалялся на другом конце провода завкафедрой. — Ты мне лучше скажи, почему завязываешь отношения через мою голову?»
«Какие отношения?» — не понял я.
«Почему, дубовый твой колган, я узнаю про приказ о создании лаборатории от Яблонского, а не от тебя?»
Да, конечно, подумал я. Когда непосредственный начальник педагога называет его голову дубовым колганом, а студенты и аспиранты слышат этот эпитет, он, безусловно, имеет высокое воспитательное значение.
«Настя, Ада, — шепнул я, — возвращайтесь в класс, хотя бы кто-нибудь одна, приглядите за работой группы».
Моя аспирантка послушалась, но староста осталась. Она и не думала никуда уходить, а я не мог же её прогонять жестами словно кошку или курицу, правда?
«С кем ты там шепчешься? — с
