Если вчера война... - Олег Таругин

Семитонный лимузин с удивительной легкостью тронулся с места, выруливая к выезду из Кремля. Ехать, судя по брошенной Вождем фразе, на так называемую «ближнюю дачу», расположенную в Кунцеве. Едиственное, что знал об этом месте Крамарчук, так это то, что расположена она неподалеку от нынешнего парка Победы на Поклонной горе, где-то по Староможайскому шоссе. Впрочем, узнать местность он бы все одно не сумел: Поклонную гору он помнил образца 1995 года, когда присутствовал на параде Победы в качестве одного из представителей вооруженных сил Украины. Больше в Москве он уже не был: эпоха Ельцина — Кучмы завершилась, и «незалежнi украински вшськовослужбовш» уже не бьши желанными гостями в российской столице...

— Рассказывай. — Негромкий голос Сталина заставил его вздрогнуть.

— Может быть, сначала доедем, товарищ...

— Нет. — Голос Вождя был тверд. — Думаешь, мне на даче отдохнуть хочется? Нет, подполковник, мне с тобой поговорить нужно. Здесь поговорить.

Крамарчук понял, рискнув все же изложить свои недавние наблюдения:

— Товарищ Сталин, насколько я понял, товарищ Берия ваш кабинет не прослушивает. Он сам говорил мне, что...

— Подполковник, — Сталин глядел на Юрия с каким-то странным выражением лица, — неужели ты правда думаешь, что Лаврентий у меня один? И он слушает, и другие тоже. Видишь, теперь ты совсем много знаешь. — Он усмехнулся. — Хватит ни о чем говорить. Рассказывай, что знаешь.

Крамарчук несколько мгновений глядел в глаза Вождя, затем отвел взгляд и негромко, благо шумоизоляция в автомобиле была просто великолепной, заговорил:

— Хорошо, товариш Сталин. Ваш старший сын. Яков, еще в первые дни войны попал в плен. Немецкое командование предлагало обменять его на захваченного под Сталинградом Паулюса, но вы отказались , произнеся знаменитую фразу: «Мы фельдмаршалов на лейтенантов не меняем». В сорок третьем он был застрелен охраной при попытке побега из концентрационного лагеря. Простите, товарищ Сталин. Вы знаете, что попав сюда, я потерял и своего сына, но тем не менее, это правда. Яков погиб, но погиб как настоящий герой. В 2008 году его сын и ваш внук, насколько я помню, был ещё жив. Простите...

— Продолжай , подполковник, — странным голосом произнес собеседник. - А Василий?

— Воевал, прошел всю войну, в основном на командных должностях. Дослужился до генерал-лейтенанта ВВС. После войны спился. Некрасиво спился, Иосиф Виссарионович. Позорился он много... После вашей смерти арестован и умер вскоре после освобождения.

— Про Светлану — тоже правда? — Голос Сталина все меньше нравился подполковнику. — Не ври, Крамарчук, только не ври. Правду говори. Журналисточка-то твоя всякого порассказала. Вот только верить не хочется.

— Товарищ Сталин, я-то других ее показаний не читал, но, наверное, правда. В шестидесятых годах ваша дочь попросила политического убежища в США, потом переехала в Англию, — отчего-то ощущая себя подонком, копающимся в чужом нижнем белье, продолжил Юрий. — Написала о вас несколько книг воспоминаний, за счет переиздания которых и жила. Скандальных книг, если уж честно... В восьмидесятых неожиданно вернулась в СССР, несколько лет прожила в Грузии, затем снова уехала в Англию.

Несколько минут Сталин молчал, лишь негромко гудел мотор да шелестел ложащийся под колеса асфальт.

— Это все, подполковник? Про Артема что-то знаешь? — Если бы Крамарчук чуть лучше знал Сталина, тембр его голоса напугал бы подполковника куда больше всех ужасов конторы Лаврентия Павловича.

— Да, товарищ Сталин, знаю. Ваш приемный сын, Артем Сергеев, тоже воевал. Попал в плен. Бежал и, собрав небольшой партизанский отряд, продолжил сопротивление. Во время тяжелого боя был ранен, но сумел вывести остатки отряда к своим. До самого конца войны командовал артбатареями. Возможно, ошибаюсь, но он до сих пор жив. Генерал-майор артиллерии.

— Спасибо, товарищ Крамарчук, я понял. Избаловал я Светку с Василием, ох избаловал. А Яковаа стало быть, правильно воспитывал, хоть и в строгости, но правильно... — негромко, словно говоря с самим собой (да так оно, собственно, и было), пробормотал Сталин на миг показав собеседнику свою вполне человеческую сущность. В этот миг рядом с подполковником сидет отец, но отнюдь не народов, а просто отец своих детей И тут же, будто устыдившись этой секундной слабости, проявленной перед чужим человеком, произнес: — Вы не против, — он вновь перешел на «вы», — поехать пока в другой машине? Я хочу побыть один.

Не дожидаясь ответа, он постучал в отделяющее салон от водителя бронированное стекло. Автомобиль немедленно сбросил скорость, прижимаясь к обочине. Машины сопровождения тоже остановились: одна — впереди, вторая — позади сталинского «Паккарда». Подошедший сотрудник охраны распахнул дверь, заглядывая в салон.

— Пересадите товарища Крамарчука в вашу машину. Больше останавливаться не будем.

Если того и удивил приказ, то вида он, естественно , не подал.

— Так точно, товариш Сталин. Пойдемте, товарищ Крамарчук.

Остаток пути прошел в полном молчании . Сидящие в салоне вместе с Юрием охранники просто не имели права с ним заговаривать, а подполковнику ни о чем говорить не хотелось. Через несколько минут автомобиль проехал мимо поста охраны, еще одного и оказался за высоким, чуть ли не пятиметровым, деревянным забором, выкрашенным в зеленый цвет. Забор как выяснилось , оказался не единственным — с внутренней стороны участка был ещё один, пониже и со смотровыми «глазками»-бойницами для охраны.

Самого здания пока видно не было — сталинская дача пряталась в густом сосновом лесу. Пока ехали, сбросив скорость, по подъездным дорожкам, Крамарчук неожиданно припомнил, что именно на этой даче Сталин и умер в марте пока ещё далекого пятьдесят третьего года. Интересно, Вождь уже знает об этом? Сам он этот факт упустил, но кто-то кроме него ведь мог и вспомнить, тот же Виткин, например. Или словоохотливая журналистка, дитя девяностых, чтоб ей икнулось...

Автомобиль плавно затормозил. Они прибыли.

Как Крамарчук и ожидал, любимая сталинская дача особым шиком не отличалась. Простой каменный дом из семи комнат, две просторные застекленные веранды, открытый солярий на крыше. Неподалеку — кухня и баня. Стены отделаны не то деревянными, не то фанерными панелями, на полу дубовый паркет. Двери тоже были вполне обычными, еще и застекленными до половины, а вовсе не бронированными.

Обеденный стол им накрыли в зале. И предложенный ассортимент блюд подполковника откровенно Удивил: ничего грузинского среди них не было. Простые русские щи, блюдо с пельменями, судя по всему — настоящими сибирскими (никак отголосок былой туруханской отсидки), какой-то овощной салат. Не было даже легендарной «Хванчкары», которую, по свидетельствам историков, якобы пил Сталин. Вместо вина на столе стояла бутылка коньяка «Енисели» — правда, грузинского — и две крохотные хрустальные рюмки .

— Присаживайся, подполковник, покушай. — Иосиф Виссарионович первым сел за стол. — После поговорим.

— Спасибо, товариш Сталин. — Юрий опустился на стул. Прислуживавшая немолодая женщина налила щи — сначала Сталину, затем ему — и ушла. Пельмени, видимо, полагалось накладывать самим Вождь разлил по рюмкам коньяк, понемногу, граммов по двадцать.

— Не знаю, что там ваши всезнающие историки обо мне понаписали, но вино я редко пью, даже грузинское. Я вообще редко пью, не люблю это дело. Но с тобой, подполковник, пару рюмочек выпью. Тост скажешь?

— Скажу, товарищ Сталин. — Крамарчук встал. Сталин же отчего-то поморщился: возможно, оттого, что выглядело это несколько вычурно.

— За изменения хочу выпить, товарищ Сталин! И для страны, и для вас лично. За положительные изменения.

Несколько секунд Вождь молчал, размышляя, затем сдвинул рюмки:

— Хорошо, товарищ Крамарчук. За изменения. Только насчет меня лично... надеюсь, ты понимаешь, что о нашем разговоре не стоит никому рассказывать? Товарищ Сталин уж сам со своей семьей разберется. Лаврентий, конечно, кое-чего узнал — не все ж такие неразговорчивые, как ты, оказались, — ну да ладно. Ему же хуже. Ты кушай щи, подполковник, кушай, повара у меня что надо.

— Спасибо, товарищ Сталин, кушаю. — Юрии и в самом деле был голоден. Да и щи хороши. А вот брошенная Вождем фраза «ему же хуже» подполковнику не понравилась. Вроде и о Берии речь, а на самом деле пойди пойми, о ком...

Обедали молча. Обещанную вторую рюмку коньяка Иосиф Виссарионович налил уже после еды, предварительно закурив. Выпили на сей раз без тостов. Дождавшись, пока унесут посуду, Сталин вернулся к прерванному разговору:

— Значит, говоришь, плохо у нас с армией?

— С армией нормально, товариш Сталин, — не поддался на провокацию Крамарчук, — с умением воевать плохо Дело ведь не только в том, что немцы нас в приграничье летом раздолбали, — не знали мы, как грамотно сопротивление оказывать. Потому и отступали аж до зимы, морозов ждали. Мороз-то помог, кто спорит, вот только воевать он нас все одно не научил. А уж сколько наших солдатиков померзло, и говорить не хочется...