Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Гл. 7. Политэкономия Маркса

Введение

Как сказано выше, в разработках политэкономий были впереди Англия и Франция, первым лидером был Адам Смит, вершиной этой программы (XVIII–XIX вв.) был труд Карла Маркса. В Российской империи образованный слой склонялся к классической английской политэкономии. Вспомним Евгения Онегина:

Бранил Гомера, Феокрита;

Зато читал Адама Смита

И был глубокий эконом,

То есть умел судить о том,

Как государство богатеет,

И чем живет, и почему не нужно золота ему,

Когда простой продукт имеет.

Отец понять его не мог…

К концу XIX в. образованные прогрессивные деятели в России быстро обратились к «Капиталу» Маркса. Но тогда происходила смена картины мира, перехода к «нелинейной» парадигме – к необратимости и несоизмеримости, к кризисам и катастрофам. И прежняя классическая политэкономия, которую завершил Маркс, стала слишком ограниченной[31].

После Гражданской войны философы-марксисты, в том числе коммунисты, и молодые экономисты стали разрабатывать проект создания политэкономии социализма. Основой этого проекта была политэкономия Маркса, и этот проект продолжался до конца 1980-х годов. Данный труд произвел огромное воздействие на картину мира советского общества и продолжает влиять на массовое сознание постсоветского общества[32]. Чтобы разобраться с этими проблемами, необходимо представить основу этого проекта советских философов и экономистов – политэкономию Маркса. Данная попытка изложена в этой большой главе.

В 1912 г. С.Н. Булгаков писал в «Философии хозяйства»: «Политическая экономия исходит в своей научной работе или из эмпирических обобщений и наблюдений ограниченного и специального характера, или же, насколько она восходит к более общим точкам зрения, она сознательно или бессознательно впадает в русло экономизма, притом в наивно-догматической его форме. Между политической экономией и экономизмом как мировоззрением существует тесная, неразрывная связь. Фактически экономический материализм есть господствующая философия политической экономии. Практически экономисты суть марксисты, хотя бы даже ненавидели марксизм» [111, с. 40].

В России экономисты склонялись к классической политэкономии, но единого выбора не было. В предчувствии революции многие видели, что в рамках прежней парадигмы уже не соединить отдельные системы, чтобы освоить представление новых сложных интегральных сфер: как экономики, политики и культуры. Например, без такого синтеза нельзя было понять империализм нового капитализма.

Важным фактором было то, что в России прежде всех был издан перевод «Капитал» Маркса. Интеллигенция погрузилась в изучение марксизма, но понять политэкономию – и классическую, и марксистскую (тоже английскую) – было очень сложно. В.И. Ленин, заканчивая первый большой труд «Развитие капитализма в России», надолго углубился в это учение. Он написал в 1898 г. большую рецензию на учебник политэкономии А.А. Богданова («Краткий курс экономической науки». 1897) и сделал замечания, изложив свои интерпретации.

Он писал: «Автор с самого начала дает ясное и точное определение политической экономии как “науки, изучающей общественные отношения производства и распределения в их развитии” и нигде не отступает от такого взгляда, нередко весьма плохо понимаемого учеными профессорами политической экономии… Воззрение на политическую экономию как на науку о развивающихся исторически укладах общественного производства положено в основу порядка изложения этой науки в “курсе” г-на Богданова… Автор излагает содержание науки… в форме характеристики последовательных периодов экономического развития, именно: периода первобытного родового коммунизма, периода рабства, периода феодализма и цехов и, наконец, капитализма. Именно так и следует излагать политическую экономию…

Выдающееся достоинство “курса” г-на Богданова и состоит в том, что автор последовательно держится исторического материализма» [112].

Кажется странным, что «ученые профессора плохо понимали политическую экономию». Книги были доступны, они бывали в Европе, общались с авторитетными учеными. Почему же они не могли понять «ясное и точное определение политической экономии»? «Держаться исторического материализма» недостаточно для внятного объяснения «содержания науки». Более того, если рядом выложить «ясные и точные определения политической экономии» трех главных авторитетов – К. Маркса, Ф. Энгельса и В.И. Ленина, – их определения окажутся противоречивыми. Причем противоречивыми у каждого и в текстах трех авторов.

Многие отмечали, что соединение логики Гегеля с «Капиталом» делает ряд проблем трудно понимаемыми. А Булгаков написал просто: «Только по философскому недоразумению школа Маркса берет себе в крестные отцы идеалистического интеллектуалиста Гегеля, не замечая, что для ее целей несравненно пригоднее натурфилософ Шеллинг» [111, с. 110].

Ф. Энгельс в своем объяснении в трактате «Политическая экономия. Предмет и метод» дает свое «ясное и точное определение политической экономии»: «Кто пожелал бы подвести под одни и те же законы политическую экономию Огненной Земли и политическую экономию современной Англии, тот, очевидно, не дал бы ничего, кроме самых банальных общих мест. Таким образом, политическая экономия по своему существу – историческая наука. Она имеет дело с историческим, т. е. постоянно изменяющимся, материалом… При этом, однако, само собой разумеется, что законы, имеющие силу для определенных способов производства и форм обмена, имеют также силу для всех исторических периодов, которым общи эти способы производства и формы обмена» [113, с. 150–151].

Какие законы «имеют силу для всех исторических периодов»? Почему это «само собой разумеется»? Ведь только что сказано: «Кто пожелал бы подвести под одни и те же законы политическую экономию Огненной Земли и политическую экономию современной Англии, тот, очевидно, не дал бы ничего».

Энгельс утверждает, что «политическая экономия по своему существу – историческая наука. Она имеет дело с историческим, т. е. постоянно изменяющимся, материалом». А дальше оказывается, что политэкономия «еще только должна быть создана» и «ограничивается почти исключительно генезисом и развитием капиталистического способа». Можно пожалеть русских ученых профессоров, плохо понимавших политическую экономию.

Энгельс объясняет: «Политическая экономия как наука об условиях и формах, при которых происходит производство и обмен в различных человеческих обществах и при которых, соответственно этому, в каждом данном обществе совершается распределение продуктов, – политическая экономия в этом широком смысле еще только должна быть создана. То, что дает нам до сих пор экономическая наука, ограничивается почти исключительно генезисом и развитием капиталистического способа производства [отмечено С.К-М.]: она начинает с критики пережитков феодальных форм производства и обмена, доказывает необходимость их замены капиталистическими формами, развивает затем законы капиталистического способа производства и соответствующих ему форм обмена с положительной стороны, т. е. поскольку они идут на пользу общим целям общества» [113, с. 153–154].

Виднейший американский экономист В. Леонтьев писал: «Маркс был великим знатоком природы капиталистической системы… Если, перед тем как пытаться дать какое-либо объяснение экономического развития, некто захочет узнать, что в действительности представляют собой прибыль, заработная плата, капиталистическое предприятие, он может получить в трех томах “Капитала” более реалистическую и качественную информацию