Матрица. История русских воззрений на историю товарно-денежных отношений - Сергей Георгиевич Кара-Мурза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Министр продовольствия С.Н. Прокопович (меньшевик) заявил, что «хлебная монополия, несмотря на удвоение цен, в условиях бестоварья оказывается недействительной, и… при данном положении дел для хлебных заготовок придется употреблять военную силу». 20 августа 1917 года Министерство земледелия выпустило инструкцию, которая предписывала применять вооруженную силу к тем, кто утаивал хлеб. Силу не применили. Временное правительство за все его существование собрало по продразверстке ничтожное количество – 30 млн пудов зерна.
Выявился важный фактор, который показал критерии политэкономии «Февраля». На Государственном совещании в Москве Прокопович, отвечая на недовольство Рябушинского отстранением предпринимателей от хлебной торговли, прямо заявил, что для привлечения к продовольственному делу частного торгового предпринимательства нет препятствий в законе. А дело в том, пояснил он, что местные продовольственные органы в большинстве случаев не допускают частных предпринимателей из-за резко недоверчивого и даже прямо враждебного отношения к торговому классу со стороны местного населения. Это отношение объясняется «тою ненавистью, какую особенно во время войны торговцы в лице спекулянтов и мародеров пробудили к себе в населении» (см. [96, с. 78]).
Поскольку частные предприниматели и торговый класс являются главными субъектами экономики, эта ненависть населения была признаком отказа принципов буржуазной политэкономии.
За период с февраля по октябрь 1917 г. крестьяне могли составить для себя четкое представление об отношении буржуазно-либерального государства (даже в коалиции с социалистами) к главным вопросам России.
Потом в Советах стала расти роль большевиков (работали «будущие декреты»). В поединке Временного правительства и Петроградского совета, за которым наблюдали все те, до кого доходила информация, Совет все время «набирал очки». И здесь пробным камнем стал вопрос о земле. Уже 9 апреля Петроградский совет признал «запашку всех пустующих земель делом государственной важности» и потребовал создания на местах земельных комитетов.
В промышленности произошли важные изменения. Важно также, что из деревни на заводы теперь пришел середняк, составлявший костяк сельской общины, и большое число крестьянской грамотной молодежи. В 1916 г. 60 % рабочих-металлистов и 92 % строительных рабочих имели в деревне дом и землю. Эта новая общность обеспечила в среде городских рабочих авторитет общинного крестьянского мировоззрения, общинной самоорганизации и солидарности. На промышленных предприятиях сразу стала складываться система трудового самоуправления. Ее ячейкой был фабрично-заводской комитет (фабзавком). Фабзавкомы вырастали из традиций крестьянской общины на основе нового поколения.
Появление фабзавкомов вызвало весьма острый мировоззренческий конфликт в среде социал-демократов. Меньшевики, ориентированные ортодоксальным марксизмом на опыт рабочего движения Запада, сразу же резко отрицательно отнеслись к фабзавкомам как «патриархальным» и «заскорузлым» органам. Они стремились «европеизировать» русское рабочее движение по образцу западноевропейских профсоюзов. Реально это был конфликт разных политэкономий.
Поначалу фабзавкомы (в 90 % случаев) помогали организовать профсоюзы, но затем стали им сопротивляться. Например, фабзавкомы стремились создать трудовой коллектив, включающий в себя всех работников предприятия, в том числе инженеров, управленцев и даже самих владельцев. Профсоюзы же разделяли этот коллектив по профессиям, так что на предприятии возникали организации десятка разных профсоюзов из трех-четырех человек. Часто рабочие считали профсоюзы чужеродным телом в связке фабзавкомы-Советы. Говорилось даже, что «профсоюзы – это детище буржуазии, завкомы – это детище революции».
Важной деформацией предреволюциционной политэкономии было развитие мощной теневой экономики, связанной с иностранными банками и предпринимателями. Саботаж крупных предприятий и спекуляция продукцией, заготовленной для обороны, начались еще до Февральской революции. Царское правительство справиться не могло – «теневые» тресты организовали систему сбыта в масштабах страны, внедрили своих агентов на заводы и в государственные учреждения. Но после Февральской революции коррупция и преступность расширились в режиме взрыва. Вот выдержка из доклада министра юстиции Временного правительства В.Н. Переверзева на III съезде военно-промышленных комитетов в мае 1917 г.:
«Спекуляция и самое беззастенчивое хищничество в области купли-продажи заготовленного для обороны страны металла приняли у нас такие широкие размеры, проникли настолько глубоко в толщу нашей металлургической промышленности и родственных ей организаций, что борьба с этим злом, которое сделалось уже бытовым явлением, будет не под силу одному обновленному комитету металлоснабжения.
Хищники действовали смело и почти совершенно открыто. В металлургических районах спекуляция создала свои собственные прекрасно организованные комитеты металлоснабжения и местных своих агентов на заводах, в канцеляриях районных уполномоченных и во всех тех учреждениях, где вообще нужно было совершать те или иные формальности для незаконного получения с завода металла. Новый строй здесь еще ничего не изменил…, организованные хищники так же легко и свободно обделывают свои миллионные дела, как и при прежней монархии… При желании можно было бы привести целый ряд очень ярких иллюстраций, показывающих, с каким откровенным цинизмом все эти мародеры тыла, уверенные в полнейшей безнаказанности, спекулируют с металлом, предназначенным для обороны страны» [72, с. 359].
Переходим к становлению политэкономии на траектории Октябрьской революции.
Напор страстей в столкновении двух антагонистических политэкономий был краткосрочным (4 месяца), с июля Россия пошла по своему пути. Историки объясняют изменение массового сознания: «Все это стало приобретать осознанный характер и глубокую убежденность в условиях революции, когда партии обнародовали программы и определили средства борьбы за массы. Антибуржуазная пропаганда леворадикальных партий заняла в них ведущее место и легла на благодатную почву. Ненависть к капиталистам усилилась из-за политики Временного правительства, которое не стало выполнять “триединую программу революции” и тем самым оттолкнуло от себя большинство населения. По мере нарастания революции и углубления кризиса ненависть к капиталистам и помещикам быстро нарастала» [108].
История прекрасно показывает этот процесс: власть совершенно бескровно и почти незаметно «перетекла» в руки Петроградского совета, который передал ее II съезду Советов. Тот сразу принял Декреты новой политэкономии – главные предусмотренные Лениным источники легитимности нового порядка в момент его возникновения. Именно эти декреты нейтрализовали потенциальный источник легитимности Учредительного собрания.
Под идеей власти Советов лежал большой пласт традиционного знания. Оно было выражено в тысячах наказов и приговоров сельских сходов в 1904–1907 гг. Это был уникальный опыт формализации традиционного знания, которое было актуализировано и обрело политический характер во время Февральской революции. Традиционное знание русского крестьянства о власти было включено в теоретический багаж политической и экономической мысли.
Так было с Декретом о земле. II съезд Советов полностью принял крестьянские наказы 1905–1907 гг. о национализации земли. Декрет ликвидировал частную собственность на землю: все помещичьи, монастырские, церковные и удельные земли передавались «в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов». В Декрет был без изменений включен «Примерный наказ», составленный из 242 наказов, поданных депутатами I съезда. «Примерный наказ» был
