Девочка с глазами старухи - Гектор Шульц

– А меня вздернут на глазах еврейских крыс и тварей, тебе подобных, да? – он подался вперед, когда я не ответила на вопрос и прошипел. – Отвечай, девочка. Если я задал вопрос, ты должна ответить.

– Да, господин комендант. Я жду этого.

Казалось, что Гот ожидал такого ответа, но он все равно стал для него неожиданным. Неловкое молчание повисло в прокуренной гостиной. Молчала я, смотря в пол. Молчал и комендант, поцеживая дорогой коньяк. Сигарета в его пальцах почти истлела и подобралась к коже, но он этого не замечал.

– Что же. Честность – это хорошо, – в голосе досада и… обида. – Признаться, я не понимаю одного. Почему ты желаешь мне смерти?

Этого вопроса уже я не ожидала, потому что поперхнулась воздухом и посмотрела на него. В глазах Гота действительно было непонимание. Неужели он правда верил, что мне незачем желать ему смерти?

– Ты до сих пор жива, – продолжил он, закуривая новую сигарету. Его руки слегка дрожали, но точно не от волнения. Я не верила, что этот человек способен волноваться. – У тебя есть работа и мое покровительство. Сколько раз тебя могли похоронить в яме, которую ты копала, девочка? Могли убить за дерзость. Но, нет. Ты жива, стоишь передо мной и желаешь мне смерти. За что? Отвечай. Обещаю, что приму любой твой ответ и не буду наказывать тебя.

– Вы… – слова с трудом мне давались. В горле словно застрял комок чего-то мерзкого и скользкого. – Вы ломаете меня каждый день. Вы даете мне работу и надеетесь, что мои глаза потухнут. Каждый день я провожаю на смерть десятки ни в чем неповинных людей. Детей… И вы спрашиваете, почему достойны смерти?

– Это моя работа, – хмыкнув, ответил он, снова заставив меня удивиться. – Разве ненавидят людей, которые уничтожают вредителей? Нет, девочка. Плачешь ли ты, когда выводок крыс захлебывается водой? Нет. Ты радуешься. Потому что знаешь, что мертвыми эти твари никогда не разнесут заразу и не утащат ни одного цыпленка в свою прогнившую от вони берлогу. Разве я не прав?

– Люди не крысы, господин комендант, – ответила я. Смелость, которая была похоронена где-то глубоко внутри меня, неожиданно вырвалась на волю. Она щекотала нёбо, заставляла кружиться голову и заставляла говорить. Говорить правду, какой бы колючей и опасной она ни была. Однако Гот не злился на мои ответы. Он задумчиво буравил тяжелым взглядом бокал с коньяком и изредка покусывал губы, словно внутри него шла борьба.

– Ошибаешься, – наконец произнес он. Голос его дрогнул, но всего на мгновение. – Это не люди. Они даже хуже крыс, девочка. Крыса не продает своих за золото немцам. А они продают. Обрекают других на смерть, чтобы выжить самим. Ты не была в еврейских гетто. Ты не видела, на что они способны… И моя работа состоит в том, чтобы очистить мир от таких, как они. Все мы работаем во благо этой цели. И если наши методы кажутся тебе негуманными, тебе следует повзрослеть.

– А дети? – осторожно спросила я, пользуясь словоохотливостью коменданта. Гот удивленно выгнул бровь и с усмешкой на меня посмотрел.

– Дети? – издевательски повторил он. – И что дети?

– Я видела, как Ме… доктор Менге выкачивал из них кровь. Всю до последней капли. А потом выбрасывал их в ямы.

– Пустяк, – отмахнулся комендант и сделал внушительный глоток коньяка. Поморщившись, он погрозил мне пальцем и криво улыбнулся. – Их кровь отдавали раненым. Грязную кровь, которая потом вновь становилась чистой. Сильное всегда заменяет слабое, девочка. Это пустяк, на который никто не обращает внимания.

– Детей потрошили… – я давилась слезами, но Гота мои эмоции лишь веселили, что подтвердил тихий, сухой смех. – Изымали органы, топили, мучили, обливали ледяной водой. За что?

– Меньшее зло во имя большого блага, – вновь отмахнулся Гот. – Так бы сказали мудрые. Тебе не стать великим, не постигнув природу жизни и смерти. Сомневаюсь, что дикарка вроде тебя способна это понять. Но Менге здесь нет. Он давно переведен в другой лагерь.

– Но дети все равно умирают.

– Да, – кивнул он и жестко добавил. – И будут умирать, пока не поступит иной приказ. Земля прогнила от заразы. Ей необходимо очищение, девочка. Так разве я не милосерден, что не подвергаю идущих на смерть мукам? Они засыпают… там, в газовых камерах. Засыпают… в то время, как немецких солдат разрывают на части снаряды и пули. Конец близок, девочка. И он коснется каждого. Вне зависимости от грехов и чистоты души.

– Смерть – это только начало, – тихо ответила я, но комендант услышал. Услышал и рассмеялся.

– Ты веришь, что где-то там есть Ад для таких, как я? Они, – он махнул рукой, но я поняла о ком идет речь. О заключенных, – верят в это. Верят так сильно, что вместо молитв своему Богу о спасении, молят о смерти. Моей смерти. Хотя я всего лишь делаю свою работу. Но я скажу тебе правду, девочка. Нет никакого Рая. Есть только Ад, где окажется каждый из нас. Я… и ты.

Я промолчала, заставив Гота снова рассмеяться.

– Молчишь? Не знаешь, что сказать? А сколько было гонору поначалу. Почему умирают дети? Почему умирают женщины? Задай себе этот вопрос, девочка. Ведь именно ты ведешь их на смерть. И молчишь, когда они задают тебе вопрос: «Куда мы идем». Ты выполняешь мои приказы, хотя так легко сказать «нет». Я не прав? Ты веришь, что однажды в ворота лагеря войдут русские солдаты. Они освободят весь сброд, который здесь найдут. Освободят тебя… Но этого не будет, девочка, – Гот поднялся со стула и вытащил из кобуры пистолет. Черное дуло хищно уставилось на меня, а в глазах коменданта я увидела приговор. – Ты не боишься смерти. Ты ждешь её. Но смерть бывает разной. И ты это видела. Я тоже не боюсь смерти. Я солдат, который давно идет с ней рука об руку. Но если мне суждено попасть в Ад, я заберу тебя с собой. Просто потому, что могу это сделать. Только перед этим я обязательно увижу, как погаснет надежда в твоих глазах. Так, как она гаснет у каждого, кто идет по дороге в Рай…

Гот выстрелил. Я не успела испугаться, но черная тьма на миг коснулась моего лица. Словно невзначай она провела когтистой лапой по щеке, обдав кожу морозом, следом за которым пришла боль. На зеленый ковер, порядком истоптанный, упали несколько капель крови. Моей крови.

Страха поначалу не было. Я удивленно смотрела на ствол пистолета коменданта, из