Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася

– Но я не знаю столько народу...

– Я же говорю, благодаря мальчишкам, тебя знают все. Кота тоже видели все. И все знают, что он принадлежит Паделлу. Я без труда собрал людей и привёл в ратушу, и послал этого весьма сообразительного мальчишку за Кариемелинта, снабдив нужными словами и серебряной монеткой на удачу. Паделл шёл с уверенностью, что выиграет дело, и перед судьёй свидетельствовал о том, что кот очень крупный и принадлежит ему, и все семеро моих свидетелей согласно подтверждали это, потому что это истинная правда. Всё немного поменялось после того, как он посмотрел на почти совсем не поддельный ужас и уныние, написанные на моём лице, осмелел и ляпнул про треть тюка, понимая, что кота прямо здесь и сейчас никто не взвесит. А свидетели тут же сказали, что кот был явно больной и почти год гулял без присмотра перед тем, как его якобы украли. Судья спросил, почему Паделл выпускал больное животное такого чудовищного размера просто гулять по улицам, а потом послал помощника в архив по налогам, и там, естественно, не оказалось ни единого упоминания о том, что за животное кто-то вносил налог. Пути назад не было, потому что сказать перед судьёй, что соврал про вес, Паделл, естественно, не мог.

– И что? Как он дарственную-то оформил?

– Очень просто. Ему намекнули, что штраф будет большим, потому что ему ещё начислят пени за каждый месяц неуплаты. Тогда он по моему совету вспомнил, что давным-давно подарил кота тебе, просто забыл об этом... по пьяни. Мы оформили дарственную на тебя, и судья, будучи человеком снисходительным, закрыл глаза на даты и разрешил оформить её задним числом. Твой кот обошёлся мне в шесть серебряных налога за год владения им, ну и дополнительно шесть серебряных, розданных очереди, и одна монетка, принёсшая удачу мальчику... и коту, конечно.

– Погоди, мне нужно будет платить за него налог?

– Только если ты раскормишь его до веса в треть тюка. Я намекнул, что он слегка похудел от горя, что прежний владелец, оставленный им, оказался таким чудесным человеком. После трети тюка он снова будет считаться за поросёнка.

– А если бы он не сказал про треть тюка? Конда, что бы ты делал?

– Не знаю. Решил бы на месте. Но алчность предсказуема, видишь? Я вообще хотел сначала сделать так, чтобы он сам попал на полгода за решётку, но вспомнил твоё лицо...

Аяна вздохнула и прижалась к его плечу.

– А свидетели... Я слышала, тут покупают...

– Я не платил им, – с удивлением сказал Конда, заглядывая ей в лицо. – Зачем? Они говорили правду и клялись честно. Они остались довольны таким развлечением. У простого человека редко когда выпадает шанс поучаствовать в чём-то подобном.

– Мне сейчас кажется, что ты тоже скорее развлёкся.

– Так и есть, любовь моя. Так и есть. Я был бы только рад, если бы все мои дела решались так просто.

Аяна закрыла глаза и прижалась к его плечу. Конда улыбнулся и обнял её за плечо, покосившись на бороду.

– Конда, Арчелл подозревает тебя в кое-каких наклонностях, которые тут у вас осуждают. Он обвинил Анвера в противоестественной связи с тобой, – вспомнила Аяна.

– Да. Он на днях спрашивал издалека, почему никогда не видит Аяну и Анвера вместе, и к кому именно из вас я езжу. Не говори ему ничего, я хочу посмотреть, когда он сам догадается, – хитро улыбнулся Конда. – Не бойся, он не будет болтать.

– Я поклялась ему, что у тебя нет таких наклонностей.

– А я вот смотрю сейчас на тебя с этой бородой, и моя уверенность в этом тает. Я шучу, не смотри так на меня. У меня есть ещё одна новость, но она не такая хорошая, как новость о твоём новоприобретённом поросёнке.

Аяна нахмурилась и отстранилась, тревожно заглядывая ему в глаза. Его взгляд опять был сосредоточенным и жёстким.

– Я сразу после этого суда получил ответ из Адакера. Твоя сестра сбежала в порту. Они прошли Ровалл, не останавливаясь, чтобы не вызывать вопросов, и пристали в Кварайше, он севернее по тому же берегу. Там, пока они пополняли запасы воды, Лойка каким-то образом сбежала. Он написал, что она сиганула в воду и, возможно, утонула, потому что за ней следом почти сразу же нырнул Сайделл, но вынырнул только он.

– Конда, она не могла утонуть.

Аяна сжала его руку так крепко, что он дёрнулся.

– Прости. Конда, она проплывает под водой в два раза дальше, чем Тамир с Аретом. Она не могла утонуть. Я уверена. Конда, я уверена!

– Кварайш относится к землям Таох. Там сложно кого-то найти.

Конда постукивал пальцем по бедру, уставясь куда-то в пол экипажа, потом повернулся и крепко, вдумчиво поцеловал Аяну.

– Ты очищаешь мои мысли, – сказал он, отпуская её. – Ты веришь мне?

– Да. Верю, – пробормотала она. – Но то, что ты сейчас сделал – это жестоко.

– Я найду её. Я клянусь тебе, что найду её. Мы приехали.

Коляска остановилась на большой площади с фонтаном, которую Аяна раньше не проезжала. Она спрыгнула на землю, оглядываясь и поправляя камзол и сумку.

– Площадь Врейт, – сказал Конда, поднимая глаза на большое здание, облицованное белым мрамором, к которому вела широкая лестница. – Пойдём.

Аяна, всё ещё охваченная тревогой, представляя худенькое тело Лойки, летящее светлым веретеном с высокого тёмного борта "Фидиндо" в мутную воду порта, взглянула вперёд и восхищённо выдохнула. Большой купол, который она видела, подъезжая к Ордаллу с востока, принадлежал именно этому зданию, и он будто светился изнутри, как цветы чиарэ в водных садах орта Давута, когда солнце касалось его горячими пальцами, раздвигая обрывки светлых облаков. Лестница из шершавого сероватого мрамора в тёмных прожилках вела к трём огромным стрельчатым аркам, в глубине которых прятались резные двери, окованные позеленевшим металлом.

– Направо. – Конда оглянулся на неё, и его лицо приняло очень странное выражение, которое немного смутило Аяну. – Вот та дверь.

Он шёл впереди, шагая иногда через ступеньку, и Аяна спешила за ним, чувствуя, как от радостного и волнующего предвкушения волоски на всём теле встают дыбом, несмотря на жаркий воздух, который, казалось, даже вездесущих птичек пасси с их неизменным "Чим! Чим!" заставил притихнуть.

Конда взялся за большое кольцо на двери, покрытое зеленоватой патиной, кроме того места, где оно было до блеска отполировано руками входящих, и потянул на себя.

Огромная и явно тяжёлая створка мягко стронулась и бесшумно скользнула, поражая своей толщиной. Конда оглянулся и поманил Аяну за собой в приоткрытую дверь.

Она скользнула за ним внутрь, полной грудью вдохнула холодный запах пыли, сухого дерева, кожи, и закрыла глаза, словно в одно мгновение вернувшись в родную долину, на второй этаж учебного двора, туда, куда нельзя было заходить поодиночке во избежание пожара.

– Ты угадала, – сказал Конда, с улыбкой глядя на неё. – Именно.

– Откуда... Нет. Я знаю. Это опять моё лицо.

– Видела бы ты себя так, как я вижу тебя, – сказал Конда. – Иди сюда.

Он провёл её направо по широкому коридору, освещённому дневным светом с улицы, и снова свернул.

– Здравствуйте, молодые люди, – сказал им, вставая с кресла, мужчина в длинной безрукавке. – Пропуск, пожалуйста.

Аяна осматривала небольшое помещение, в котором они оказались. Проходная комната, отделанная тёмным деревом, толстая оправленная в кожу книга на большом столе и какие-то крючки на дальней стене, несколько стульев, скамья справа с длинным рожком для обуви... Помещение для верхней одежды?

– Я его катис, – сказал Конда. – Вот пропуск. Нелит Анвер.

Он вынул металлическую пластину и вручил её мужчине, и Аяна заметила, что пальцы того перепачканы чернилами, а поверх рукавов надеты какие-то чехлы из плотного материала.

– Нелит Анвер и его воспитанник?

– Да, – сказал Конда. – Нужен документ?

– Нет, идите так, – махнул рукой мужчина. – Я спрашиваю документы в основном тогда, когда имя не могу разобрать.

Он улыбнулся и повернулся к большой книге на столе.