Ключ от этой двери (СИ) - Иолич Ася

– У тебя есть три дня, чтобы твой попечитель явился в ратушу округа и ответил на обвинение, – сказал Рувелл, с голодными глазами выпрямляясь над лотками с лепёшками. – Сумма достаточная, чтобы попасть в тюрьму, если обвинения подтвердятся.

Аяна смотрела на стражников, не веря, что это происходит с ней. Капли пота на лбу наглухо застёгнутого Рувелла и его голодные глаза не давали ей сосредоточиться ни на одной мысли. Она зашла за прилавок и взяла с лотка две лепёшки из тех, на которые он смотрел.

– Вот, держите, – вздохнула она устало, протягивая их Рувеллу.

Садор с испугом смотрел на происходящее, и она покосилась на него в надежде, что он поможет или подскажет что-то, но он еле заметно пожал плечами и развёл руками.

– Спасибо, – вдруг расплылся в улыбке Рувелл. – Малкес, держи. Это твоя.

– Я не крала кота, – повторила Аяна, заглядывая в лица стражникам. У Малкеса были веснушки, а у Рувелла в разрезе глаз присутствовал явный намёк на дальних родственников из Фадо. – Этот Падлла выбросил больное животное, а я подкармливала его. И всё. Видите, тут хлебная лавка? У нас остаются объедки и требуха. Я просто кормила кота.

– Паделл, – поправил её Малкес. – Тебе надо было оформить запрос в ратушу о том, что ты нашла беспризорное животное.

– Я не знала. Что мне теперь делать?

– У тебя был месяц с момента находки. Теперь только суд, – сказал Рувелл, жадно нюхая золотистый край лепёшки.

Аяна схватилась за виски. Суд? Всё зашло слишком далеко. Но почему этот Падлла...

– Арчелл... Пожалуйста, – выглянула она из-за плеча стражника. – Передай...

– Понял, – удручённо сказал Арчелл, разворачиваясь и выходя из лавки. – Будет сделано.

– В общем, в течение трёх дней твой попечитель должен явиться в ратушу и заплатить штраф за кражу кота или предоставить доказательства ложности обвинения. Где находится животное? – спросил Малкес, жадным взглядом косясь внутрь лепёшки, которую успел немного надломить. – Это свинина?

Аяна кивнула.

– Да. Свинина. Я не знаю, где кот, – сказала она, хватаясь за переносицу. – Он ходит сам по себе. Вы же знаете, как это бывает. Его бросили, и он прибился сюда, но он бродячий. Этот Падлл... Паделл знал, где он, но не хотел брать домой блохастое животное. Это просто какое-то недоразумение! Понимаете?

– Да я понимаю, – неожиданно дружелюбно сказал Малкес. – У тебя на лице написано, что ты в жизни ничего не крала. Но закон есть закон. Он обвинил тебя, и сумма достаточная, чтобы тебя на год сунули за решётку.

Аяна стояла, бездумно уставясь на корзинки с золотистой выпечкой, тёмным хлебом, большими пышными лепёшками, не веря в происходящее.

– Вот тут подпиши, – сказал Рувелл, доставая ещё одну бумажку и грифель.

– Что это? – спросила Аяна, вглядываясь в буквы. – "Настоящим подтверждаю, что мною получено уведомление об обвинении...".

– Ловко читаешь, – восхитился Рувелл. – Ты капойо, что ли?

– Да, – сказала Аяна. – Это обязательно подписывать?

– Да. Ты получила уведомление. Распишись в получении.

Аяна неохотно взяла у него грифель, расправила сложенный вдвое листок на прилавке и поставила свою подпись.

– Ну, удачи тебе, капойо, – со вздохом сказал Малкес. – Не повезло тебе. Такие дела обычно плохо заканчиваются.

– В каком смысле плохо? – воскликнула Аяна с отчаянием, но они уже выходили из лавки, и она через немного пыльные большие стёкла витрины видела, как они расстёгивают куртки, садятся на смирных лошадок и наконец жадно вгрызаются в лепёшки, удаляясь в солнечное утро.

Иллира с озабоченным лицом шагнула в лавку, заглядывая в лицо Аяне.

– Год тюрьмы? – спросила Аяна у лотка с круглыми булочками с чесноком. – Год тюрьмы за то, что я вывела блох с бродячего кота?

Она повернулась к Иллире, озадаченно морщась.

– Да уж, дела, – сказал Садор.

– Я могла бы сказать тебе "я же говорила", но я не буду. – Иллира потёрла виски. – Аяна, тебе надо сходить к правоведу... или спросить у Конды. Садор, не болтай об этом ни с кем, хорошо?

– Ладно, ладно, понял.

– Арчелл передаст Конде. Вот же Падлла! – брезгливо наморщилась Аяна.

– Паделл.

– Без разницы!

Она протянула руки к Кимату, и тот, довольный, сидел у неё на бедре, пока она раздражённо разгуливала туда-сюда по кухне. Три дня! Сто золотых! Год тюрьмы! Клятый Падлла!

Кимат весело стучал палочкой об ножку стола, Иллира стучала ножом, измельчая начинку для вечерней выпечки, Садор стучал опустевшими лотками в лавке, а Аяна сидела за столом, оперевшись на ладонь, и сосредоточенно ждала, постукивая пальцем по красивому тёмному сучку на одной из досок столешницы, пока звонкий перестук копыт с улицы Мильдет не донёсся до её слуха.

– Стамэ! – послышалось из открытых окошек в арке.

Конда, бодрый, оживлённый, зашёл через лавку, звякнув колокольчиком, и Аяна порывисто встала навстречу ему.

– Арчелл передал мне, что к тебе приходили стражники, – немного удивлённо сказал он, отпуская Кимата на пол и шагая к ней. – Что ты натворила на этот раз? Он сказал, что тебя обвиняют в краже кота.

– Здравствуй, Конда, – кивнула ему Иллира. – У нас тут что ни день, то новости.

Аяна зажмурилась и запустила руки под его ладно сидящий камзол, чувствуя, как тревога отпускает её, и постояла так, прижимаясь к нему щекой и слушая его сердце под рубашкой, пахнувшей дымной ароматной стружкой, перцем и смолой, потом подняла голову.

– Это из-за кота, – сказала она, глядя в его смеющиеся глаза. – Помнишь? Ко мне ходит кот. Он убегает, когда ты приходишь.

– Да, ты говорила. Я так и не видел его.

– Я прикормила его и вычесала блох, а теперь оказалось, что у него есть владелец, и меня обвиняют в краже этого бродячего кота и угрожают тюрьмой. Конда, это какая-то ерунда. Я не понимаю, что нужно тому человеку!

Аяна порылась в кармане и вынула сложенную бумажку с уведомлением, он взял её и и прочитал, подняв бровь.

– Вовремя мы переоформили попечительство. А ты, я смотрю, знаешь толк в котах, любовь моя. Ты могла украсть любого, но выбрала того, прикорм которого грозит лишением свободы.

Аяна отодвинулась от него.

– Вообще-то, Конда, я испугалась, – сказала она с укором. – Стражники говорили, что такие дела плохо заканчиваются.

– Прости, – сказал он, сдерживая улыбку, но прищур глаз выдавал его. – Просто всё это действительно нелепо. Я хотел бы взглянуть на этого ценного кота.

– А я хотела бы взглянуть в глаза этому Кариемелинта. Я не знаю, где кот, он никогда не говорит, когда вернётся.

– Стражники сказали, что Аяне грозит год тюрьмы, если обвинения подтвердятся, – вздохнула Иллира, откладывая нож и присаживаясь к столу.

Конда вдруг стал серьёзным.

– Тебе не надо смотреть ему в глаза. Я разберусь с этим делом, – сказал он, опуская руку на голову Кимата, который подошёл и обнял его ногу. – Но потом мне нужно будет уехать на несколько недель по делам Ормана. Постарайся не красть больше никого за это время.

У Аяны внутри всё замерло.

– Ты говорил, что будешь отлучаться, но не говорил, что так сразу, – грустно пробормотала она, опуская голову. – Когда ты собирался мне сказать?

– Я ещё не уехал, а ты уже грустишь, – сказал Конда, пальцами осторожно приподнимая её подбородок. – Я тут ещё пару дней побуду. Не знаю, когда вернусь, но это будет в начале сентября.

Он был спокоен, а глаза улыбались, и Аяне нестерпимо захотелось обнять его и больше не думать ни о чём на свете. Она обхватила ладонями его лицо, жалобно подняла брови, и Конда непроизвольно повторил её выражение лица.

– Аяна, я же вернусь...

– К тебе тут пришли, – высунулся Садор из лавки, глядя на Аяну.

– Пусть заходят, – со вздохом сказала она, убирая руки, но не отводя глаз от Конды.

26. Ещё один Анвер

– Тем более что тебе есть теперь, чем заняться, – сказал Конда, поворачиваясь и с весёлым удивлением глядя на четыре вихрастые головы.