Искатель. 1995. Выпуск №2 - Курт Сиодмак

— Вот как! — Следователь удивленно вскинул брови. — Обоснуй…

— Нет, Иван Петрович, ну правда!.. — горячо воскликнул Ладушкин. — Посудите сами. Вы решили свести счеты с жизнью. Вспомнили, что у друга в шкатулке хранится «смерть». У вас есть ключ от его квартиры. Но зачем тогда при изъятии пистолета надевать перчатки? Чтобы не оставить ни одного пальчика? Он же с этим парабеллумом не банки грабить собирался… И потом — вы ведь в квартире Арланова тщательно работали. Но неопознанный ключ в ваших протоколах не значится. Ни в карманах, ни в столе вы его не обнаружили…

— Это слабый аргумент. Арланов мог этот ключ просто выбросить, — недовольно проворчал Бобров. — Хорошо… Если ты настаиваешь на версии «убийство», то кто твои подозреваемые?

— Во-первых, Арланов-сын. Махорин ездил в пансионат «Березка» проверял его алиби. Очень размытое!.. Да, многие видели «наследника», в субботу вечером и в воскресенье утром. Но у него был одноместный номер. Рядом — железнодорожная станция, электрички ходят часто. Он мог знать про связь отца, про Панкратова, про его «смерть», про ключ…

— Предположим. Еще варианты есть?

— Второй вариант — Надя, любовница Арланова. Цепочка та же: ключ — сложные взаимоотношения — вероятное знание, где хранится пистолет…

Бобров тяжело вздохнул, снова закурил. Затем взял в руки материалы дела, полистал страницы.

— А почему ты во время первого допроса не спросил у Панкратова, откуда он получил известие о гибели Арланова?

Ладушкин подошел к шефу, заглянул в документ.

— Да… — растерянно пробормотал он. — Как-то упустил… А давайте сейчас выясним.

— Как?

— По телефону позвоним. Он наверняка уже добрался до дома.

Коля быстро набрал номер, гудки сразу же оборвались.

— Але… — послышался в трубке хрипловатый голос.

— Константин Григорьевич, извините. Это ваш Ладушкин из прокуратуры беспокоит.

— Слушаю вас, Николай Борисович.

— Скажите, пожалуйста, а кто вам сообщил о смерти Арланова?

— Так Якушев, Михаил Александрович. Нынешний первый секретарь нашего обкома.

— А вы состоите в его организации?

— Так точно, молодой человек. Мне уже поздно идеалы менять. Я в партию вступал, когда немец под Москвой стоял. И хоть в Бога не верую, но о душе всегда думал и что такое совесть и честь по-своему понимаю…

Учебник криминалистики, составленный еще на основе марксистско-ленинской философии, по которому учился Коля Ладушкин, советовал следователю последовательно проверять каждую из версий совершенного преступления. О таких «псевдонаучных» понятиях, как предчувствие, интуиция, в нем ничего не говорилось. Но именно эти неуловимые, подсознательные процессы и двигали нашим юным героем, когда он в первую очередь отправился на поиски таинственной Надежды — любовницы Арланова. «Ищите женщину» — эта вековая мудрость придумана недаром!

Для начала Ладушкин решил посетить помпезное серое здание, где раньше размещался обком КПСС, а теперь аппарат представителя президента. Однажды Коля уже бывал в этом «храме». Тогда в Центре приняли очередное постановление об улучшении работы с молодежью, и кому-то из секретарей поручили встретиться с местной «порослью», выслушать, так сказать, непосредственно из уст народа о всех проблемах и пожеланиях. Контингент на это мероприятие отбирался тщательно и пропорционально: школьники, студенты, рабочая молодежь, колхозники, представители интеллигенции… Вот Ладушкин как отличник учебы и удостоился высокой чести.

Выступавших готовили заранее. Все прошло гладко и скучно. Единственное, что осталось в памяти, — чопорная, прямо-таки музейная атмосфера самих партийных апартаментов: шуршащий ворс ковров, идеальный блеск паркета, даже запах какой-то особый, импортный…

Сейчас спокойно, без всякой проверки войдя в священное здание, Коля поразился его запущенностью, неухоженностью: ушел хозяин, а пришел кто? Временник?

Понятно, что интересующие Ладушкина сведения он предполагал получить не в отделе кадров, а от кого-нибудь из старой обслуги: дворня знает про барина больше, чем жена.

Метод Коля выбрал правильный. Уже в раздевалке он нашел суетную старушонку, которая все ему и поведала.

Надежда Казимировна, с которой Арланов любовь крутил, вовсе не секретарша. Она, дорогой товарищ, в отделе торговли исполкома служила. Только встретиться вы с ней не сможете, поскольку она в тюрьме сидит. А фамилия ее — Салтовская.

В архиве прокуратуры Ладушкин под расписку получил пять томов уголовного дела о торговых махинациях. И к великому своему удивлению, узнал, что его вел сам Иван Петрович Бобров. С этим великим открытием он и бросился к своему старшему наставнику.

— А-а-а… Салтовская… — криво усмехаясь, процедил следователь. Как же, хорошо помню. Смазливая бабенка. И действительно, грудастая. Так что наш «фронтовой разведчик» точно определяющий признак выделил. Нахально себя вела и воровала дерзко. Чувствовалось, за ней высокий покровитель стоял. Только попалась она на переломе эпох. Чуть-чуть до великих перемен не дотянула. Сейчас бы легализовала свой капитал и была бы хозяйкой жизни… — Бобров зло засмеялся, закашлялся.

— Вы у нее обыск проводили? — спросил Коля.

— Я… — вяло кивнул Иван Петрович.

— А этот злополучный ключ? Не попадался?

— Ну брат! Там не до таких мелочей было. Там валюта, ценностей рекой текли…

— Арланова она не называла?

— Нет.

Ладушкин возбужденно вскочил:

— А ведь Салтовская могла передать ключ «боевику», который остался на свободе. Предположим, Арланов обещал: «Вызволю тебя после суда». Слова своего не сдержал. За это его и казнили.

— Слишком сложно. Хотя, конечно, возможен и такой вариант. Ну и что теперь? Опять поднимать все связи Салтовской. Ты представляешь объем работы? Из-за какого-то дерьма… Казнили его и правильно сделали!

Ладушкин несколько опешил.

— Вы, Иван Петрович, не юридически рассуждаете, — игриво пожурил он наставника. — Мы правовое государство строим. Каждое преступление должно быть наказано.

— Ох, Коля! Это первое твое дело. Вот ты на него и набросился, как молодая борзая. А покрутился бы с мое… — Бобров тяжело вздохнул, затравленно, исподлобья посмотрел на практиканта. Ладно, уговорил, делай версию «Салтовская». Только один ты не потянешь. Пиши докладную прокурору. Пусть группу создает…

Два часа сидел Коля Ладушкин за столом, пыхтел, старался — строчил документ на имя самого главного начальника. Закончив свое сочинение, он показал его Боброву.

Иван Петрович внимательно прочитал докладную, кое-что поправил, опять тяжело вздохнул, сказал:

— Довольно убедительно. — И медленно, со смаком порвал лист бумаги на мелкие клочки.

Ладушкин совершенно обалдел.

— Почему? — онемевшими губами прошептал он.

— Нечего, Коля, людей по пустякам тревожить, — грустно усмехнулся Бобров, подошел к своему сейфу, порылся в нем и откуда-то снизу достал пакет. — Вот последний документ этого дела…

На конверте было написано: «Вскрыть после моей смерти».

— Чьей смерти? — не понял Ладушкин.

— Моей, Коля, моей… — спокойно ответил следователь. — У меня рак. Метастазы по всему телу уже пошли. Мне онколог по блату сказал. Месяца три осталось…

— А это? — Ладушкин одеревеневшей рукой протянул пакет, ему казалось: он держит тяжелую гирю или бомбу, которая вот-вот должна взорваться.

— Это посмертная явка с повинной. Я твоего Арланова угробил, я…

У Коли подкосились ноги, он плюхнулся на стоявший рядом стул.

— Ничего не понимаю. Зачем?

— Ну слушай чистосердечное признание. Славная у тебя практика получилась… Почти все элементы следственной деятельности ты прошел. Считай, я тебя, «в гроб сходя, благословил».

Бобров вынул из портсигара папиросу, долго разминал ее трепетными пальцами. Наконец чиркнул спичкой, прикурил и глухо сказал:

— Ты обратил внимание, как Панкратов посмотрел на меня, когда я с ним заговорил? Словно вспоминал что-то… Я на отца очень похож. А они на одном заводе трудились: Арланов, Панкратов и батька мой. Отец тоже фронтовик, вся грудь в орденах. К тому же он был инженером, еще до войны политехнический закончил. В сорок девятом году должны были выбирать или назначать нового парторга завода, по тем временам это, считай, одно и то же… Отец и не хотел с производства уходить, но его вызывали в обком и вроде как уговорили. Накануне партийного собрания, ночью, к нам в дом нагрянули молодчики из НКВД. Отца забрали. И все — сгинул. А парторгом завода стал Арланов. Так началась его карьера. — Бобров говорил медленно, с одышкой. Каждое слово давалось ему с трудом. — Уже при перестройке начал пересмотр старых дел на предмет реабилитации. У меня там товарищ служит, вместе в юридическом когда-то учились. Хоть и не положено, но он показал материалы. И я своими глазами видел донос, написанный Арлановым. В нем говорилось, что мой отец в присутствии рабочих говорил: во время войны было много неоправданных потерь, тем самым принижалась роль великого полководца товарища Сталина.