Черника в масле - Никита Максимов

– О кей, новости.

Матовая панель в тонкой металлической рамке на противоположной стене превратиласьиз чёрной в тёмно-серую. Потом снова потемнела, в правом верхнем углу появилась смешная картинка с удивлённой совой – иконка её личного профиля.

– Громкость, двадцать пять.

Внизу экрана возникла дорожка из оранжевых ячеек, обозначила уровень в четверть от полной громкости. Запустилась подборка новостей, отобранных по её личным приоритетам: программирование, свежее компьютерное железо, видеоигры, большой теннис, виндсерфинг, местные и главные новости. Не обращая особого внимания на то, о чём рассказывал диктор на экране, Сандрин забралась в кровать, устроилась полусидя среди подушек в изголовье, набросила на ноги одеяло. Взяла с тумбочки свою электронную книгу, нашла роман, который читала сейчас, открыла нужную страницу. Не глядя, протянула руку за стаканом, сделала маленький глоток виски, покатала во рту языком горьковатую ароматную жидкость. Проглотила и погрузилась в чтение истории о приключениях новоиспечённого ангела и его подопечного.

Спустя минут двадцать она скомандовала уменьшить громкость до пятнадцати. Ещё примерно через полчаса виски, книга и бормотание телевизора наконец-то начали оказывать нужный эффект. Рот непроизвольно растягивался во всё более частых зевках, веки отяжелели, строчки путались и наползали друг на друга. Сандрин полистала страницы в поисках конца главы, поняла, что не дотянет до него, а момент нужно ловить прямо сейчас, положила читалку на тумбочку рядом с пустым стаканом, скомандовала телевизору «отбой» и сползла по кровати в лежачее положение. Растолкала лишние подушки, подтянула одеяло на плечи, свернулась калачиком и закрыла глаза. По внутренней стороне век пробежала было полупрозрачная строчка кода из ночных записей «НАПС», но её быстренько стёрли высвобожденная виски усталость, остаточный информационный шум от новостей и обрывки истории трудов начинающего ангела. Только на самой дальней периферии сознания почему-то остались крутиться три цифры, которые что-то наверняка значили. «Четыре», «один», «два». Четыреста двенадцать. Четыреста двенадцать, и сверху – двадцать. Что за двадцать, почему сверху? Неизвестно. Осколки чего-то, фрагменты незнакомой мозаики, непонятно откуда взявшиеся.

Четыреста двенадцать.

Через пять минут Сандрин Чанг крепко спала.

В поисках воздушных судов есть одна общая черта. Если вы потеряли самолёт, бесполезно искать его в небе. Это не корабль, который может дрейфовать по морю годами, а то и десятками лет. Как говорится в известной мрачной шутке: «Все самолёты рано или поздно возвращаются на землю». Всё зависит только от места и способа возвращения.

Есть, правда, печальная история, когда аэроплан встречается в конце пути не с сушей, а с водой. В этом случае поиски тоже могут затянуться надолго и иногда не дать никаких результатов. Но сути дела это не меняет. Потерял самолёт – не смотри в небо. Ищи под ногами.

Карл стоял у стекла галереи, опоясывающей здание аэронавигационного узла Стокгольма, и смотрел на туманную дымку бесконечного северного летнего рассвета, по которому практически невозможно угадать, который сейчас час. Он чувствовал, что начинает выдыхаться. Отказ от перелёта в пользу поездки на машине сэкономил ему пару часов времени, но потребовал затрат физической энергии. Приехав в Стокгольм, в оперативный штаб поисковой операции в субботу вечером, он всю ночь провёл в изучении массива информации и опросах диспетчеров. Предварительный вывод оказался неутешительным. Борт NP412 явно потерпел крушение вдали от своих «официальных» координат. Помимо очевидных соображений – отсутствие на экранах радаров и любых сообщений о катастрофе в районе поиска – майора Рихтера в этом убеждали ещё два момента: измеренное посредством «пинга» бортового компьютера расстояние до самолёта и сообщение о неопознанном истребителе.

Конечно, принимать за реальное расстояние ту чудовищную цифру, которую вычислила автоматика, было бы опрометчиво. В конце концов, получена она была экстремальным способом в экстремальных условиях. Тут возможны любые погрешности. Но всё же, если уменьшить эту дистанцию хотя бы наполовину или даже втрое, окажется, что предполагаемое место инцидента выходит далеко за границы четырёхугольника Йончёпинг—Линчёпинг—Кальмар—Векшё. В котором сейчас были сосредоточены основные поисковые усилия. Следовало бы как минимум отодвинуть западную границу района поиска до побережья: к линии Хальмстада и Гётеборга. Или вообще переносить его в другое место. Например, севернее линии Осло—Упсала. Для такого соображения имелось веское основание в виде второго фактора – контакта с неизвестным истребителем.

Дело в том, что по докладу капитана шведских ВВС Свенссона, ни с южной авиабазы Блекингского авиакрыла в Роннебю, ни с западного аэродрома в Лидчёпинге, где базировалось Скараборгское крыло, в субботу не поднимался в воздух ни один самолёт. Только самая северная база в Лулео отправляла истребители в тренировочные полёты. Причём, поскольку зона ответственности Норрботтенского авиакрыла распространяется практически на половину Швеции, три их самолёта долетали до района немного южнее Остерсунда. А ведь как раз вокруг него и южнее, до самой линии между Карлстадом и Упсалой, местность представляет собой именно то, что описал пилот рейса во время обрывка сеанса связи: «Лес, только лес и ничего больше». Следовательно, можно предположить, что инцидент произошёл значительно севернее. Принять это предположение мешало одно – отсутствие подтверждения со стороны пилотов этих истребителей. Точнее, невозможность такое подтверждение получить. Шли выходные, и двое из трёх лётчиков были попросту недоступны.

Вообще, главной проблемой был острый недостаток объективной информации. Пока всё выглядело так, словно инцидент произошёл в параллельной вселенной. В реальном же мире ни одно сообщение, новость, твит или комментарий не указывали на происшествие в небе Швеции. Что для современного, пропитанного информацией общества было очень подозрительно. С одной стороны, это было третьим голосом в пользу варианта, что всё случилось намного севернее, где плотность населения значительно ниже. С другой – открывались пугающие перспективы того, что местом действия могла оказаться и не Швеция даже, а, например, южная часть Финляндии.

Им как воздух была необходима полная реконструкция злополучного полёта – с перепроверкой и подтверждением данных, расчётом и учётом побочных факторов. Всем этим сейчас на другом конце света занималась команда «НАПС». До того, как они закончат работу, поисковый штаб может руководствоваться только предположениями и ждать, что какое-то из сообщений в бесконечном потоке информации укажет им на конечную точку маршрута борта NP412. Карлу Рихтеру же пора было заняться проработкой других аспектов происшествия: что именно послужило его причиной? Не оказался ли на борту самолёта кто-нибудь, чья жизнь должна была прерваться в этом полёте? Или наоборот, чтобы все думали, будто эта жизнь оборвалась в результате авиакатастрофы? Или это всё-таки террористический акт и вот-вот где-нибудь в Интернете всплывёт сообщение от очередных фанатиков, берущих на себя ответственность за крушение и блеющих что-то о том, во имя чего им показалось важным убить сотню невинных людей и уничтожить собственность на десятки миллионов евро. Или это просто техническая случайность, обычное происшествие, статистический элемент в будущих расчётах средних величин аварийности и безопасности авиационного транспорта. Или, или, или…

Карл поднял руку, опёрся предплечьем на прохладное стекло. Не упускает ли он что-то? Вроде бы нет. Списки пассажиров переданы для анализа спецслужбами. Гипотезы выдвинуты, задачи перед специалистами поставлены. Теперь наступает пакостный период, когда лично от тебя мало что зависит. Для принятия следующих решений должны поступить хоть какие-то результаты. Или произойти что-то проясняющее картину, добавляющее новые элементы к головоломке. Ненавистный, вынужденный, но неизбежный этап. Ожидание.

– Господин майор!

Он оглянулся. Из двери комнаты отдыха выглядывала молодая женщина в джинсах и водолазке. Диспетчер дежурной смены. Он говорил с ней и запомнил необычное имя. Кажется, норвежское. Как оно звучало? Ах, да – Ингунн. Подходящее для её типичной нордической внешности – крепкая кость, светлые волосы, брови. Голубые глаза.

– Да?

– Хотите кофе?

О, это будет кстати.

– Конечно. Кофе – это вы здорово придумали. Спасибо.

Ночь прошла, будто её и не было. Словно кто-то накрыл голову непроницаемым чёрным мешком и – раз! Унёс с собой любые ощущения, воспоминания, само время, прошедшее с момента, когда эта самая голова коснулась подушки и до того, как глаза снова открылись.