Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова

— Многое, в один миг.

Прикрываю глаза, голуби срываются с крыши, ребенок зовет папу, палец опускается на курок. А дальше, откинув винтовку в угол чердака, первый раз в жизни плакал и молил бога, что все обошлось.

— Устала?

— Нет.

А когда она сама обняла меня за шею, сорвался, поцеловал. Хотел медленно, кайфовать каждую секунду от ощущений, но не получилось. С ней не получается.

К черту ее надуманные комплексы, все ерунда, Свят еще получит за то, что вообще посмел к ней прикоснуться.

Подхватываю под попку, прижимаю к себе еще крепче, кусаю губы, Саша стонет в ответ, сжимая в пальцах мои волосы. Такая теплая, притягательная, совершенная в моих руках.

Хочу ее всю, прямо сейчас.

Не думал, что меня, сорокалетнего мужика, может так вести от поцелуя, но наши языки ласкают друг друга, по телу идет дрожь. Два шага, и я укладываю Сашу на кровать, начинаю снимать с нее джинсы.

— Тимур, свет. Выключи свет.

— Нет, хочу видеть тебя.

За несколько секунд избавляюсь от одежды, отбросив куртку и рубашку на пол, Саша уже сама сняла водолазку. Навалилась сверху, снова кусаю губы, веду губами по шее, спуская лифчик вниз, накрываю грудь, терзаю сосок.

Член стоит колом, а я как одержимый оставляю на бледной коже девушки свои следы. Забираюсь рукой в ее трусики, накрываю горячее лоно, Саша разводит колени шире, царапает мои плечи.

Растираю половые губы и уже выступившую влагу пальцами, чуть проникая внутрь, слушаю стоны и всхлипы девушки.

Хочу ее всю, снова попробовать на вкус, заставить кончить на моих губах, от моего языка. Спускаюсь ниже, наконец расстегивая ширинку, освобождая член, провожу по нему несколько раз, сжимая яйца.

Резко сдираю с нее трусики, развожу колени шире, Саша закрывает лицо руками, словно стесняясь самой себя, глупышка такая. Опускаюсь, целую живот, она вздрагивает, такая вся горячая, максимально раскрытая передо мной.

Сглатываю скопившуюся во рту слюну, а потом, накрывая ее лоно губами, скольжу языком до клитора, дразню его, засасываю, сам дурея от этих откровенных ласк.

Кому скажи, не поверят, что мало баловал девочек таким, а ее сожрать готов. Вылизываю ее малышку, крепко удерживая за бедра, Саша уже начинает дрожать, кричать громче и вырываться, так близка к своему оргазму. Она так быстро возбуждается, что я теряю голову сам от этой девчонки.

ЧАСТЬ 32

Несколько минут смотрел на то, как Тимур ласкает Сашу между ног, как она ведет бедрами, чтоб увеличить трение, как сжимает покрывало пальцами, запрокидывает голову. Как вибрируют мышцы на ее животе, и колышется грудь со ставшими острыми сосками.

А когда она начала кончать, пытаясь свести бедра, у меня у самого поджались яйца и член еще больше уперся в ширинку брюк.

Выключил верхний свет, оставил включенным лишь торшер в углу, медленно подошел, Тимур что-то говорил, но я его не слушал. Саша смотрела мне в глаза, облизывала губы, потом перевела взгляд ниже. А я, сняв и бросив пиджак на пол, наконец, приспустил брюки вместе с бельем, освобождая стоящий колом член, сжал его головку.

Тимур тем временем забрался на кровать, согнул колени девушки, раздвинул бедра как можно шире, лаская другой рукой блестящие от выделений половые губы. Саша вздрогнула, продолжая смотреть на мой член, а потом протяжно застонала, когда Тимур вошел в нее.

В голове туман, я видел только ее глаза, полные похоти и страсти, а еще желания. Разорвав пуговицы на рубашке, приблизился, так же как Тимур, вставая на кровать.

Саша принимала его толчки, обхватила мой член рукой, сжала, потянула на себя. А когда ее язычок коснулся головки, по позвоночнику прошел разряд тока.

Нет, такого не было ни с одной женщиной. Я их никогда не делил ни с кем, и то, что сейчас происходит — дико, непонятно и невероятно возбуждающе.

— Да, котенок, сучка, какая же ты влажная и узкая, мой член весь покрыт твоими соками.

Тимур говорил какие-то пошлости, а Саша все глубже брала мой член, оттягивая крайнюю плоть, кружила язычком под уздечкой, посасывала головку, а потом глубоко вбирала его в рот до самой гортани.

Хотелось сделать все жестче, еще глубже, войти сильнее, по самые яйца, но я сдерживал себя, ласкал грудь девушки, оттягивал соски. А она игралась, сжимая мои яйца, ее стоны вибрацией шли по телу.

— Не могу больше, сука, сейчас солью.

Тимур кончает, из Саши, ведет по своем члену несколько раз, сперма орошает плоский животик девушки, а она дрожит всем телом.

Меня самого трясет от возбуждения, изнутри поднимается волна, сжимаю челюсти, резко дергаю девушку на себя, разворачивая, ставя раком, заставляя прогнуться.

Она была такая, доступная, возбужденная. Максимально открытая киска, набухшие половые губы, тугой сфинктер ануса, упругие полушария. Провел пальцами по промежности несколько раз, она действительно была очень мокрая.

А потом вошел, сразу глубоко, до самых яиц, насаживая на свой член. Саша вскрикнула, опустилась на покрывало грудью. Не могу быть нежным, вбивался резко, жестко, шлепнул по ягодицам несколько раз, оставляя красные следы.

Член набухал еще больше, мышцы влагалища сжимали его изнутри, Саша кричала, а я вколачивался в нее, забыв о том, что обещал не делать ей больно.

Она в ту минуту разбудила моих демонов.

Собрал влагу, лаская пальцем анус, проникая немного внутрь. А когда девушка дернулась и начала кончать на моем члене, я последовал за ней, накачивая теплой спермой влагалище.

— Захар Данилович, там Марина Анатольевна пришла.

— Что?

Смотрю на секретаря, что заглянула в кабинет, не понимаю, почему она здесь. Член стоит колом, сажусь удобнее в кресле, поправляя его под столом.

Выныриваю из воспоминаний минувшего вечера и ночи, когда между нами троими происходило непонятно что, то, что я отказываюсь понимать.

Но, как и Тимур, не мог остановиться, чтоб не обладать этой невероятной девушкой снова и снова. С каждым днем она все глубже проникает под кожу в тонкие капилляры, начинает бежать по крови, взрывая мозг удовольствием.

Я пропитан ее запахом, на губах вкус ее поцелуя. Этой ночью все повторилось, и не раз, менялись позы, места, моя спина исцарапана в кровь, а сознание разорвано клочья.

— Захар Данилович!

— Нет меня, скажи, что я уехал.

Ломаю пальцами карандаш, отбрасываю на стол, не хочу слушать истерики Марины, иди она к черту вместе с сыном, которому надо было вчера свернуть шею. Но не смог поднять руку, надо было пиздить его в детстве и воспитывать тогда, сейчас уже поздно.

Никакой из меня отец, знаю.