Аукцион невинности. Двойная ставка - Ольга Дашкова

Открыла глаза темно, мужчина прижимает всем телом, его руки шарят везде. Секундное замешательство, и я начинаю брыкаться, пытаясь вырваться. Это не Тимур и не Захар, это вообще непонятно кто.

— Отпусти, отпусти, нет, убери руки.

Но меня словно и не слышат, мужчина что-то бормочет, с силой дергая за джинсы, треск ткани, я кричу, а его влажные губы скользят по щекам.

— Да, да, сопротивляйся, это пиздец как заводит.

— Отпусти, не надо, нет…нет, не трогай.

Паника накрывает лавиной, нечем дышать, вот сейчас меня изнасилует неизвестно кто, в доме, где охраны больше чем жильцов, и никто ничем не сможет помочь.

ЧАСТЬ 31

— Ты вообще нормальный, Тимур, куда ты летишь? Надо было Макса посадить за руль.

Не обращаю внимания на ворчание Шумилова, топлю педаль в пол. Надо домой, срочно надо, пусть это не мой дом, но не пойму, что за тревога внутри.

Набираю номер Саши, но слышу только длинные гудки.

— Александра не берет трубку.

Оборачиваюсь к Захару, тот смотрит в окно, вроде бы с виду расслаблен, но это не так.

После долгих разговоров с налоговой, которая может вымотать нервы всем, после того как мы доказывали, что все исправно платим, показывали бумаги, приехала прокуратура. И все пошло по второму кругу. Экономисты с юристами потели и бледнели, но молодцы, находили нужные документы.

— Не могу понять, что хочет Чернов? Что за игра ведется и зачем мы в ней принимаем участие? Так открыто натравливать меня на Сафронова, а ему— подставляться. Он что, бессмертный? Тимур, может, мы что упустили?

— Может, и да. Надо искать крысу, просто так обыски делать не станут, нужны не голословные причины, а доказательства. Тот, кто много знает, немного слил, но слил кому надо, за большие деньги или услугу.

На спидометре стрелка наклоняется вправо, уже показывает сто сорок, сжимаю руль, ровная пустая темная трасса, парни сзади не успевают за нами. А у меня ощущение, что могу не успеть я.

На парковке у дома пижонский красный «Порше», припаркованный криво, Маргарита в холле улыбается.

— Что здесь делает Свят? Где он? — Захар спрашивает строго.

— Мальчик просто приехал попроведовать отца, он где-то в доме.

— Знаю я его «попроведовать», найди быстро.

Сам поднимаюсь на второй этаж, дверь в ту комнату, что выбрала Саша, закрыта, резко открываю, включаю свет. И начинаю звереть от одного только вида того, что происходит на кровати.

Плохо помню, что было дальше, лишь сжатый кулак и удары, что наносил один за другим, пока Захар не оттащил.

— Ты, тварь такая, что здесь делал? Я тебя, сука, спрашиваю! Какого хуя ты залез на девчонку?

Святослав не отвечает, лишь моргает несколько раз, глаза стеклянные, губа и нос разбиты, кровь стекает по подбородку. А он лишь улыбается, сидя на полу, облокотившись о стену, показывая пальцем на Сашу.

— Бля, я в шоке реально, да? Это твоя девчонка? А я думал, батя сделал мне такой шикарный подарок.

Теперь Святослав смотрит в сторону кровати, на сидящую на ней испуганную Александру, открывает рот, но начинает смеяться.

— Аверина, сука, это ты? Бля, вот это да! Это реально ты? В моей кровати?

— Святослав, закрой рот и выйди отсюда, теперь это не твоя комната, а ее.

— Папа? И ты тоже?

— Я уйду, — Саша поднимается, делает несколько шагов в сторону, но я ее останавливаю.

— Уйдешь не ты. Саша, ты поняла?

Молчит, лишь смотрит на нашу троицу.

— А вы что, вдвоем ее трахаете? Ебать, какие странные дела, это же одноклассница моя, Сашка Аверина, падчерица мусорного короля, недотрога и самая серая мышь нашей гимназии. Мы даже как-то спорили кто ее первый трахрнет.

— Свят, я тебе сказал, закрой рот, — Захар рычит, а я не выдерживаю, снова бью в челюсть, но несильно.

— Да хорош, ТТ, бля, больно же.

— Ты сейчас встанешь, выйдешь и забудешь дорогу на второй этаж. Ты меня понял, кусок говна?

— Нет реально, вы ебете ее вместе или по очереди? Сашка, а расскажи, как мы в гимназии трахались, папке будет интересно.

— Все, заебал ты меня.

Теперь уже не выдерживает Шумилов, поднимает своего отпрыска за шиворот, вышвыривая, как шавку, за дверь. Ругается, уводит его дальше, снова грохот. Хорошо, что увел, а то мог и покалечить.

Саша молчит, отвернулась к окну, замечаю кучу пакетов из магазина. А самому подойти к ней страшно, представляю, что сейчас у нее внутри.

— Саша.

— Что? — Резко оборачивается, смотрит с вызовом. — Тебе понравилось? Понравилось слушать гадости? А так будет говорить каждый из вашего окружения, когда Свят всем расскажет. Каждый будет показывать пальцем, если мы будем вместе и сочинять веселые истории обо мне.

— Тебе не все равно, что кто-то там будет что-то думать?

— Мне нет, потому что вся моя жизнь — это сплошные неправильные отношения с мужчинами. Сначала отчим, его сыновья, затем Сафронов, теперь вы.

— Тебе стыдно?

Думает несколько секунд, отводит глаза, подхожу ближе, сжимая хрупкие плечи, заставляя посмотреть на себя.

— Не думаю что мне стыдно, нет, тут другое. Но я не знаю, где граница того, что сейчас происходит.

— Я сам не знаю. Он сделал тебе больно?

— Нет, но было страшно, а еще совсем не осталось сил отбиваться. Женщина слаба рядом с насилием, это дико и страшно, именно морально страшно.

Какая все-таки она другая. Или это я не общался никогда с нормальными простыми женщинами. Саша поправляет на мне рубашку, трогает крест, что выбился наружу.

— Тебя больше никто не обидит.

— Разве киллеры верят в бога?

— Я не такой.

— Думала, ты мусульманин.

— Нет, но мой отец именно такой. Мы жили в достаточно большом городе, в котором молодая русская девушка влюбилась в торговца фруктами. Знаешь, такие летние рынки, где арбузы продают с грузовиков. Где восточные словоохотливые мужчины красиво предлагают свой товар. Сезон закончился, продавцы уехали на родину, а через девять месяцев родился я.

— Твоя мама любила его?

— Наверное, ждала потом каждый год, он приезжал, у меня его фамилия и отчество. Предлагал забрать к себе на родину.

— Я бы не отдала.

— Вот и она не отдала, окрестила меня, учила молитвам, я по сути и нутру своему русский. Но крест не носил много лет, вообще не верил ни в черта, ни в бога, я сам себе был крутой мужик.

— Это заметно. Но что-то изменилось?

Саша улыбнулась, и так тепло стало, что сердце забилось чаще. Сдавив слегка ее затылок, забрался пальцами в распущенные волосы, провел