Третий Меморандум - Борис Батыршин

Из ноздреватой коричневой почвы выпирали узловатые пни, на уровне колена распускавшиеся веером черных, длинных, мясистых листьев; по очередным хвощеподобным стволам, росшим пучками, вились колючие лианы; траву заменял влажный бурый мох. Из-под ног сигала бледная членистая мелочь. Крупное зверье в окрестностях Кремля не появлялось уже почти три недели, а днем и того больше. Так что опасности на самом деле не было – но хотелось пощекотать себе нервы, побыть один на один с планетой, раз люди так обманчивы…

Казаков вспомнил, что, собственно, ни разу еще не покидал пределов Периметра, если не считать морской поездки две недели назад на один из островов, где умирали хиппи; даже в Дими́н (так с чьей-то легко, руки, по имени Колосова называли теперь Старый Замок) так и не выбрался.

Он углубился еще немного, так, чтобы не было видно башенок Кремля. Обнаружил гроздь сизоватых клубничных грибов, пристроившуюся у основания дряхлого саговника, недовольно поморщился, завернул за холмик, утыканный молодыми побегами хвощебамбука, и замер. Там была маленькая ложбинка, поросшая большими белыми цветами. Цветы отдаленно напоминали рододендроны, лепестки были покрыты мелким узором голубоватых прожилок. Все так привыкли к мезозойскому виду теллурийской флоры, что не ожидали от нее ничего подобного, хоть Вика и говорила об опыляющихся видах, а охотники доносили о цветении лиан.

Казаков сел на пригорок, взял один цветок за стебель, потянул. Стебель не поддался, тогда Александр достал нож и с неожиданным трудом перепилил его. Цветок, увы, не пах.

Уже стемнело, и вовсю гремела музыка, и часовой на башенке совсем извелся, когда координатор появился из лесу, имея в руках большую охапку цветов. Цветы слегка фосфоресцировали. «Поставлю у себя, – решил Казаков, – а сверху повешу ольгино фoтo. Или нет, гости там всякие… тогда подарю первой встречной девице. Это приятнее, думаю, чем череп тахорга».

Первой встречной девицей оказалась Анечка, в одиночестве, пестрой земной рубашечке и узких, земных же, брючках бродившая за элеватором. На дискотеке компания охотников завлекла Анечку и двух ее подруг бидоном земляничного пива; решив, что девочки достаточно размякли, охотники приступили к более осязаемым ухаживаниям в темном углу площадки. Две подружки, повизгивая для виду, удалились со своими кавалерами, а Анечка, сильно разобиженная тем, что ее держат за б…, вырвалась и убежала.

На нее-то и наткнулся в полутьме одинокий координатор.

– Ой, – тихо сказала Анечка. – Ка-акие цветы… Это вы кому?..

– Это я тебе, – в полном соответствии с принятым решением ответил Александр. Тем более, первая встречная оказалась вполне ничего. – Держи.

Анечка тихо ахнула и вдруг, повиснув у главы государства на шее, чмокнула его в губы. Глава ощутил, во-первых, явственный запах браги, во-вторых, молодую упругость анечкиных прелестей. По первому поводу он подумал какую-то суровую государственную мысль, по второму поводу он не без удовольствия крепко обнял девицу и возвратил ей далеко не отеческий поцелуй (каковой единственно бы приличествовал главе-то!), и немедленно обнаружил, что девица вовсе не собирается смущенно отшатываться – а напротив, закрыв глаза, ждет продолжения.

Тут координатор понял, что его ноблесс (он же паблисити) ждут потрясения. Если он сейчас поддастся искушению, – то посадит себе на шею нечто очень обременительное. Если же он не поддастся, у Анечки хватит ума растрезвонить о его робости. Все эти политические соображения пронеслись в течении полу-секунды, взаимно уничтожились, и на первый план выступили аргументы неполитического свойства, а именно: недавно выпитый коньяк и податливое тепло осязаемого сквозь тонкую рубашку женского тела. Казаков перестал думать государственно; он вспомнил, что коньяк еще остался, и в сочетании с брагой он должен дать сильноразвозящий эффект. Его губы скользнули по уху и шее замершей неб…, а пальцы сползли по спине и забрались под рубашку, ко вздрагивающему теплу кожи, Анечка только коротко вздохнула.

– Пошли, – тихо резюмировал Александр и кружными, темными путями, крепко облапив за плечи и поминутно целуя, повел ее к Большому Дворцу Совета.

ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ К РОМАНУ МАКСИМА КРАСОВСКОГО-ЗАРТАК «НОЧЬ НАД ТЕЛЛУРОМ»

«… Возможно, конечно, все это было совсем не так, как описывает смелый молодой автор, и даже совсем не так. Однако, проверить некому; Бессмертные вряд ли когда-нибудь обнародуют полностью и свои дневники и большинство частных документов Начала, оказавшихся в их руках. Как бы то ни было, любопытна сама попытка нетрадиционно подойти к жизни Бессмертных, волею судеб, а вернее, волею нечеловеческого разума, оказавшихся у колыбели нашего народа и нашей государственности. События эпохи Переворота доказали всем, что ничего сверхчеловеческого в Бессмертных нет; однако и сейчас иные историки окутывают героической дымкой их деятельность в дни Начала, пытаясь создать культ полубогов, явно кому-то выгодный. Некоторая фривольность стиля Красовского-Зартак вполне извинительна: его книга, являясь первым художественно-историческим произведением о той эпохе, должна служить противовесом всем полунаучным трудам, написанным, вольно или невольно, под дудку Бессмертных.

О художественных достоинствах книги много распространяться не станем, отметим лишь, что рукопись получила одобрение ценителя, которого, смеем думать, трудно упрекнуть в дурном вкусе или пристрастности. Король, чьими подданными являются и Бессмертные (хоть в последнее время они склонны об этом забывать), одобрил книгу и повелел издать ее тиражом, ясно свидетельствующим об актуальности поднятой темы и талантливости исполнения.»

ДНЕВНИК КАЗАКОВА

«7 июля. Заседание Совета я провел в телеграфном стиле. Тяжело решать государственные дела вдумчиво, когда у тебя женщина в постели. Тем не менее, постановили: построить три рыбацкие шаланды, кураторами этого дела назначить Крайновского и Маркелова; начать отстрел обезьян на пропитание; сегодня вечером, для внезапности, мне съездить на Лужайку в целях борьбы с нарушителями винной монополии.

Что же мне теперь с ней делать? Боялся, начнет в жены набиваться; нет, на это ума хватило. Вообще, что примечательно, никаких раскаяний, а в постели освоилась так быстро, словно под мужиком родилась…

Вот ведь дурак е… вый! Отомстил, называется! «Повешусь у соседа на воротах, чтобы к нему милиция приехала». Сегодня поймал себя при беседе с Жуковым на мысли: знает, не знает? Так нельзя. У Стася, вон, каждую дискотеку – новая. Попросить что ли, чтобы Анечку тоже охмурил?..