Третий Меморандум - Борис Батыршин

Акадий отлил из свинца и посадил на деревянные ручки персональные печати для консулов, капитана Котов и «взрослых» медиков; по личной просьбе Стася Крайновского изготовил миниатюрные якорьки для штормовок курсантов-моряков, а сейчас лил ордена. Аркадий отличался честолюбием, а Казаков пообещал – закончив партию, Аркадий будет награжден орденом «За заслуги», но – самым небрежно изготовленным.

Смешно, но он очень старался. Баграт считал его симптомом крайне опасного явления, а «военные» избегали за злой язык.

Стажер, расположившийся за уютным столиком в углу, что-то делал крошечным паяльником, наблюдая за этим «чем-то» через лупу. На его столике был порядок, что разительно контрастировало с хаосом, окружавшим Каслера: на трех столах грудой были навалены глиняные формочки, заготовки, половина серебряного блюда, золотистые горошины. Из небрежно распахнутой муфельной печки расходилось нежное сиянье и жуткий жар, и над всем этим порхали длинные, похожие на обезьяньи, руки новоиспеченного ювелира. Он с поразительной быстротой находил нужную пилку или формочку. Над ним тоже явно не хватало крокодила.

– Сан Саныч, – раздражённо, не оборачиваясь, сказал Кеслер, – у меня ничего нет.

– Совсем? – уточнил Казаков.

– Совсем еще, – подтвердил Кеслер. – Ваши побрякушки в процессе, но вы все равно заходите…. Как будто Аркадий Кеслер может вместе с злотом уехать за границу. Увы, Аркадию Кеслеру вот уже три месяца некуда дальше ехать!

– Химики говорят, что устойчивый лак потребует специальных изысканий, на что у нас нет времени, – невозмутимо сказал Казаков.

– Без специальных изысканий ваши химики способны создавать только пиво и сушеную рыбу. Но мне смешно с вас, координатор! Через какое-то время полезет краска с машин и прочего железа, и тогда все равно придется вести изыскания!

Казаков еще немного постоял у него над душой, чтобы показать, что имеет полное право заходить, когда захочет, затем вышел. Поднимаясь из подвала по запыленным, замусоренным ступеням, он мельком подумал, что надо бы в ближайшую субботу десятка два людей выделить на уборку территории, досадливо поморщился казенно-армейскому обороту мысли, вышел под низкое, унылое небо, остановился, огляделся.

– Товарищ координатор, – позвал сзади торопливый голос Валентина.

Казаков про себя поморщился. Он до сих пор еще не решил, какое обращение к нему лучше гармонировало бы с имиджем; но очевидно было, что консул, хоть и молодой, мог бы и не злоупотреблять титулатурой.

Все это промелькнуло за секунду, пока Александр оборачивался. На лице начальника радиостанции была изображена скорбь.

– На Клюкалке охотник погиб, – сообщил он, глядя куда-то вверх.

– Как? – глупо спросил координатор. Валентин пожал плечами.

– Без подробностей. Они просили выслать машину, я уже сообщил по внутренней в гараж…

Казаков пошел к гаражу, быстро, почти бегом, разбрызгивая жидкую грязь, истоптанную многими ногами. В голове назойливо билась глупая мысль: тахорг или обезьяны? Вдруг он понял, что мысль вовсе не глупая, что подоплекой она имела мгновенно проделанное подсознанием рассуждение – «если обезьяны, виноват буду я, как распорядившийся охотиться на них». От осознания своей расчетливости стало паскудно, с другой стороны, он же не умер на самом деле… Это тоже казалось неуспокоительным: я представил нестерпимую боль от звериных зубов, предсмертный ужас. Тем временем координатор подошел к ангарам, машина на Клюкалку уже ушла. У Димы при себе была походная рация, но я не стал связываться с точкой: казалось непристойным выяснять, что, да как.

Они сидели и ждали. А Казаков все пытался стряхнуть с себя ощущение напряженности и неловкости, посмотреть на дело со стороны, как глава государства, и как Избранник, черт возьми… Но удалось это только после того, как попросил у Колосова сигарету. К черту, сколько еще будет смертей… Его собственная, кстати, тоже будет непременно насильственной. Эта мысль была неприятна, несмотря на всю неопределенность сроков. Тоже – какой-нибудь хруст костей или пуля в затылок…

Машина пришла обратно почти через два часа. Покачиваясь на рытвинах, тентованный ЗИС подъехал к гаражам. Два охотника откинули борт и вытащили из темного чрева носилки с чем-то, накрытым мокрым от крови брезентом. Несколько рук приняли носилки и осторожно поставили на землю, словно лежащему на них человеку можно было причинить новые неприятности.

Казаков с выпяченной челюстью подошел, поднял угол брезента, следя, чтобы его действия не казались брезгливыми, секунду смотрел на лежащее, затем торопливо опустил угол и обернулся на окружающих. Окружающие, курсанты-мотористы, смотрелись бледновато. У охотников были каменные лица, но у одного – красноватые глаза.

– Как… случилось? – хрипло спросил координатор.

– Тахорг. – ответил охотник с припухлыми глазами. Внезапно напал, Олег поскользнулся на корне. Не успел.

– А остальные где? – спросил координатор после паузы. Охотники посмотрели на него.

– Тахорг же ушел, – пояснил один из них. – Гонят.

– Отомстить? – уточнил Казаков. Охотник кивнул головой.

– Втроем… не опасно?

– Опасно, когда внезапно. – устало пояснил охотник.

– А если с автоматом, то вообще не опасно. – тихо проговорил кто-то за спиной Казакова. Координатор сразу оценил и намек на историю с Майковым, и осуждение в свой адрес; а может быть, все это только показалось и была просто – реплика без задней мысли? Как бы то ни было, он смолчал. Ответил охотник, пожав плечами:

– С автоматом не охотятся. Дело не в автомате…

ХРОНИКА ГОЛУБЕВА

«…середина июня ознаменовалась первыми смертями среди граждан самого Первограда. Нужно отметить, вернувшись к хиппистской истории, что довольно жутковатое вымирание хиппи на их островах оказало известное психологическое воздействие лишь на членов санитарных дружин, волею судеб работавших в основном могильщиками; остальных жителей это не затронуло. Кроме того, хиппи с самого начала воспринимались как нечто нечеловеческое, деградировавшее. Полторы сотни могли на островах вызывали куда меньший резонанс, чем две могилы на городском Кладбище. Итак, 13 июня при нападении на рыбацкий барказ ночесветок – явления, прежде неизвестного, – погиб один из рыбаков; 21 июня при нападении ошалевшего приливного тахорга, которые считались уже истребленными в окрестностях города, был убит охотник с Точки II (Клюкалки). Его товарищи в течение двух дней гонялись за тахоргом-убийцей, настигли, застрелили и водрузили его череп на могиле погибшего. Это, на мой взгляд, несколько варварское, но достаточно характерное проявление присущих им положительных качеств.