Сад лжи. Книга 1 - Эйлин Гудж

Грэйс Бишоп, как ей показалось, смотрела на нее с явным неодобрением. Рэйчел почувствовала себя в положении провинившейся первоклассницы. Грэйс была старшей сестрой в отделении, наверное, задолго до того, как Рэйчел появилась на свет, и спуску не давала никому. Она стояла посреди коридора, против сестринского поста, скрестив руки на груди необъятных размеров. Грэйс медленно отвела руку и со значением поглядела на гигантские квадратные часы, украшавшие ее смуглое запястье. Каждое движение Грэйс, как всегда, излучало неодобрение в адрес любой молодой практикантки.

В свои двадцать пять Рэйчел была здесь самой молодой — школу она окончила на год раньше остальных и к тому же умудрилась затратить на колледж и медицинский факультет не восемь, как полагалось, а только семь лет. И поэтому чувствовала себя жалкой приготовишкой, опоздавшей на занятия и с ужасом ожидающей встречи с учительницей.

— Обход уже начался, — произнесла «учительница» с ямайским акцентом. — И тебе не мешало бы пошевеливаться.

Рэйчел, вежливо и чинно кивнув, тут же с горечью подумала: совсем как у Дэна Роуэна в его шоу — получает пощечину и радуется: «Спасибо. Это как раз то, что надо».

Интересно, как она выглядит в глазах Грэйс. Те же мятые брюки, что и вчера; пятно от кофе на лацкане белого халата. Волосы, заплетенные в косу, растрепались; лицо — в безжалостном неоновом свете — прозрачно-бледное, глаза ввалились. Еще бы, ведь минувшей ночью она их так и не сомкнула.

Да, сегодня у Грэйс полное право глядеть на нее с неодобрением. Неожиданно неудержимое желание расхохотаться снова овладело ею. И еще, сказать Грэйс прямо в лицо: «Да не волнуйтесь. Как бы я ни выглядела, квалификация у меня достаточная. Кто лучше беременного доктора способен помочь роженице?»

Но сейчас, она понимала это, не время позволять себе терять спокойствие. Оно ей еще пригодится. Рэйчел затрусила по длинному зеленому коридору к первой палате. Сердце стучало в унисон со шлепками по линолеуму резиновых подошв ее «адидасов». В голове все время крутилась мысль: как она преподнесет эту новость Дэвиду.

— Извините, что опоздала… — Она отводит его в сторону и шепчет: — Между прочим, я беременна.

Нет, не то. Может, для шоу Дэна Роуэна и подойдет. Но не для реальной ситуации.

— Дэвид, я знаю: это не то, что мы планировали… Но ничего, все образуется…

Кажется, она видела это в каком-то кино. Сандра Ди и Трой Донахью. Нежные объятия на фоне заходящего солнца. И, шепот: «Дорогая, я люблю тебя — остальное не имеет значения».

— Дерьмо, — тихо ругнулась она, едва увернувшись от каталки, которую вез по коридору нервный санитар.

На глаза навернулись слезы, за которые она тут же начала казнить себя: «Да повзрослеешь ты когда-нибудь? Он же никогда ни черта тебе не обещал, а ты сейчас хочешь всего. Любовных излияний и серенад. И чтоб непременно красавец доктор на коленях предложил Руку и Сердце своей любимой. Словом, все Как Положено».

«Только, — с грустью подумала она, — кто в наши дни знает, что положено, а что нет». Лет сто, даже всего десять, назад он просто обязан был бы венчаться — под дулом пистолета. Сегодня появилась возможность выбора. Разные варианты.

Да, но ты ведь можешь сделать аборт.

Рэйчел попыталась представить себе маленький комок, там внутри, который был их ребенком: в сущности, даже не комок, а пятнышко, размером с булавочную головку. И тут же взгляд ее затуманился, и на глазах снова выступили слезы. Она пошатнулась и вынуждена была схватиться за стену — красная толстая стрелка под ее рукой указывала направление в сторону отделения радиологии.

По иронии судьбы она всегда первая выступала за аборт, считая право на него столь же неотъемлемым, как и право голоса для женщин. Рэйчел ратовала и за нулевой рост народонаселения. Но теперь речь шла не о ползущей вверх кривой на графике, а о новой жизни, которая начиналась в ней. Речь шла о ребенке. В ее чреве.

Мысль о том, что его оттуда выскребут и смоют, спустив воду в каком-нибудь унитазе, вызвала пронзившую низ живота острую боль.

Но разве у нее была какая-то альтернатива? Что, родить ребенка — и прости прощай все, ради чего она так упорно трудилась долгие годы?!

Чего стоила хотя бы учеба на медицинском факультете: бывали дни, когда ей казалось, что ее мозг зажали в тиски и медленно их завинчивают. А запах формальдегида, который невозможно ничем заглушить! А эти кошмары, которые мучали ее по ночам, когда перед глазами представали наполовину иссеченные и неожиданно ожившие трупы!..

Однако было много и такого, что она любила. Аудитория с темно-красными сиденьями и неистребимым запахом пота — профессор-патологоанатом, читавший лекции, неизменно вгонял ее в сон. Доктор Даберман, постоянно предлагавший им решать головоломные задачки по гематологии. И ни с чем не сравнимое чувство собственной значимости, впервые испытанное ею во время практики на третьем курсе, когда она поняла, что на свете есть реальные пациенты, живые люди, которые в ней по-настоящему нуждаются. Для них она была врачевателем.

И вот теперь, после того как пройден такой длинный путь и в стажерах ей осталось быть меньше половины положенного срока, поставить на всем крест?

Рэйчел вспомнилось, как она приехала сюда, чтобы пройти собеседование по поводу стажировки. Ей пришлось чуть ли не час тащиться на метро, чтобы добраться до центра Бруклина: в вагоне подземки были сплошь черные и коричневые лица. Флэтбуш-авеню с ее обшарпанными лавчонками и усталыми прохожими. До больницы целых шесть кварталов пешком; грязный тротуар в бесконечных выбоинах и трещинах. А вот и больница — унылое здание; четырнадцать этажей, закопченные стены; проволочная сетка на окнах, специальное небьющееся стекло… Тюрьма, да и только. Для полного сходства не хватало лишь забора с колючей проволокой. Словом, совсем не похоже на место, где лечат. Однако, как ни странно, люди продолжали сюда поступать — и в весьма, как она вскоре убедилась, больших количествах. Выходцы с Барбадоса, Гаити, Пуэрто-Рико, жители Доминиканской Республики, перебравшиеся в Штаты, и, конечно же, черные. У большинства не было ни медицинской страховки, ни денег, зато у всех были болезни, требующие незамедлительного лечения.

Именно поэтому Рэйчел и остановила свой выбор на больнице «Гуд Шепард», хотя отец буквально проел ей плешь, настаивая, чтобы она устроилась в Пресвитерианскую или еврейскую больницу «Маунт Синай». О своем выборе она не жалела: ей здесь действительно нравилось. Так что если начальство не будет возражать, Рэйчел хотела бы остаться тут на постоянной работе в качестве гинеколога. Все шло к этому — оставалось каких-то два месяца, стажерство в травматологии заканчивается, подходит срок ротации…