Евгений Иванович Якушкин (1826—1905) - Любовь Моисеевна Равич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В феврале 1846 г. Батеньков был по высочайшему повелению отправлен из крепости на поселение в г. Томск. В первый день по прибытии в этот город Батеньков был очень озабочен приисканием квартиры, так как домовладельцы опасались иметь у себя такого ссыльного постояльца, по на другой день Н. И. Лучшев сам предложил ему переехать к нему в дом. В семье Лучшевых Батеньков прожил в полном спокойствии 10 лет, до самого выезда его из Сибири; семья эта сделалась как бы его родной семьей.
Я познакомился с Батеньковым через восемь лет по освобождении его из крепости, по следы долгого в ней пребывания были в нем очень заметны. Он не мог хладнокровно видеть затворенных в комнате дверей, и когда по возвращении из ссылки он останавливался у меня, в Москве, то никогда не затворял на ночь дверей своей спальни. Вследствие долговременной отвычки от разговора, употребляемые им выражения иногда были недостаточно ясны, хотя общий смысл их был понятен. Он часто задумывался, и его лицо сохраняло почти всегда суровое выражение, хотя в сущности он был человек очень добрый. На умственные способности Батенькова крепость не имела никакого влияния: он был человек замечательно умный и в его интересных рассказах характеры знакомых ему лиц обрисовывались им необыкновенно топко. В обществе он избегал обсуждения политических вопросов, но когда мы оставались вдвоем, он свободно высказывал мне свои убеждения, ничем не стесняясь. Разговор мой с ним нередко касался его отношений к Сперанскому. Он всегда говорил о нем с глубоким чувством любви. Привожу отзыв Батенькова об этом замечательном государственном человеке, записанный мною вскоре после того, как он был высказан.
«Сперанскому, — сказал мне Батеньков, — я всем обязан, даже и тем, что я в Сибири. Первый раз, когда я его увидел, меня поразила определенность, с какою он говорит. Этого не встречается у нас почти ни в ком: обыкновенно ставят слово, какое попадется, не думая о точном его значении. Сперанский, напротив, строго определял и слово, и мысль, которая в них заключалась. Сперанского даже и в наше время немногие понимали, он шел впереди своего времени.
Его все считают честолюбивым человеком, между тем как в нем не было и тени честолюбия. Это мнение основано на его жизни по возвращении из ссылки, но забывают, что эта ссылка продолжалась и в Петербурге, что ему нельзя уже было действовать; у пего по-прежнему были скованы руки, а потребность действовать была страшная. Он был человек твердых убеждений, нисколько не жалевший себя для дела. За убеждения свои он готов был идти и в ссылку, и в каторжные работы. Он ничего бы не побоялся; но если Вы видите в нем потом другого человека, то не потому, что он действовал из страха, по потому, что он видел, что не мог действовать, не сделав уступок. Врагов у него было много; я помню, раз у меня был с ним разговор о возможности ссылки: «Ну что ж, — сказал оп, — наденут колодки и поведут, что за важная вещь колодки, да они и стоят всего два с полтиной, чего же их бояться?». Вы знаете, что главною причиной гонения против него было то, что он попович: всех ужасно оскорбляло, что попович имеет такое влияние на государственные дела, по Вы, может быть, не знаете, какое уважение имели к его характеру и уму. Когда его вернули из Сибири, то к нему тотчас же приехали все посланники, весь дипломатический корпус. И точно, он был неизмеримо выше всех своих современников и по характеру, и по уму».
Батеньков умер в Калуге в 1863 г.
Предисловие к первому выпуску «Обычного права»[11]
Невыгодные условия, в которые поставлена в провинциальном городе всякая библиографическая работа, могут до некоторой степени служить извинением недостатков, встречающихся в моем труде.
Несмотря на всю неполноту собранных мною материалов, я решился их напечатать, зная, что никто из стоящих в лучших условиях не приступил до сих пор к составлению библиографического труда по обычному праву, и думая, что мой труд, при всех его недостатках, может принести некоторую пользу.
По русскому обычному праву мною указано около 1000 книг и статей, более трети которых касается свадебных обрядов и обычаев. Свадебные обряды давно были описываемы с большою подробностию и потому первые сделались в области обычного права предметом ученой обработки, превосходный образец которой представляет статья К. Д. Кавелина, написанная по поводу сочинения А. И. Терещенки «Быт русского парода». Статья эта послужила основанием всем последующим трудам по этому предмету и до сих пор не утратила своего значения, несмотря на то что в последнее время сравнительное исследование свадебных обрядов западными учеными привело к новым выводам. Выводы эти известны всякому, имевшему в руках сочинение Лэббока «Начало цивилизации», переведенное два раза на русский язык; поэтому было бы излишне распространяться о них подробно.
Одною из древнейших форм брака признается в настоящее время та, при которой существовала общность жен.[12]
Смененная личным браком, общность жен долго оставалась еще под покровительством религии. Свобода половых сношений считалась угодною богам; отвергнутая семейною жизнью, опа нашла приют при храмах или приурочилась к религиозным праздникам. Древний обычай был так силен, что даже и тогда, когда он потерял покровительство религии, свобода половых сношений долго не считалась развратом, и женщины, отдававшиеся свободно всякому, пользовались особым уважением.
Следы общности жен сохранились в Азии и Европе в исторические времена. У семитов гетеризм существовал долго, не теряя своего религиозного значения.[13] В Афинах гетеры пользовались особым уважением, указывающим на сродство греческого гетеризма с первоначальною формою брака.[14] Свобода половых сношений допускалась в
