Цикличность - Виктор Новоселов

того кто кричал. Ух ты! Я проиграл свои десять монет в мысленном споре, это вовсе не пьяница – это местный «белый». Он, то неподвижно лежал на мостовой, то катался вокруг своей оси, при этом сжимая руками свою голову, и вопя так сильно, будто его сжигают заживо. Орал он на всю глотку, какая-то внутренняя боль скручивала его в рог. Кроме этого крика ни единого звука теперь не было слышно на площади. Гости с опаской вставали со своих мест и подходили посмотреть, что же здесь происходит. Но близко не совались.

«Белый» метался в агонии. Но ни ран, ни следов болезни на его теле не было. Мы, с командиром, переглянувшись, подошли к нему. Я встал у головы белого, командир у ног. Сейчас унесем его подальше, а то лежит, орет – людей пугает. Я наклонился над чудотворцем сказать ему, что мы отнесем его к лекарю. И тут тряхнуло еще раз. В этот раз тряхнуло очень сильно. Слышно было, как бьется посуда, падающая со столов. Малыши, которых притащили на праздник, перепугались и начали плакать. Весь город наполнился детским плачем. Я потерял равновесие и припал на колено прямо около головы белого. Люди вокруг отшатнулись в страхе. А «белый» неожиданно перестал орать как блажной и страшно захрипел, захлебываясь.

Вдруг он схватил себя за лицо руками и замолчал. Я увидел струйки крови между его пальцами. Ужас тронул меня. Да этот парень выдавил себе глаза. Я попытался отнять руки от его лица. Но тут он вдруг затрясся, как больной падучей. Из его рта пошла кровавая пена. Кажется «белый» умирает. Что тут происходит, мать твою?!

Командир достал кинжал и одним движением закончил муки чудотворца.

– Беги, прячь жену, потом марш в казарму! – успел закричать он, перед тем, как толпа вокруг не пришла в движение.

Я кивнул и рванулся к своей суженой.

И тут снова тряхнуло. Но не земля под ногами пришла в движение. Меня будто ударили по голове, причем изнутри. Такое уже было, когда Джессов учитель умер…

И тут вдруг все пропало. Все пропало! Мир будто потерял все краски, кроме оттенков серого. Куда я бегу? Зачем? Иррес! Точно! Я бегу за ней. Как она выглядит? Почему я не могу вспомнить свою жену? Помню только имя. Ее зовут… Господи! Что происходит?

Еще один удар, и я чувствую, как вместо имени жены в памяти всплывает то, что я никогда не хотел бы вспоминать. Кто я? Почему меня бьют эти люди? Дайте мне встать! Дайте мне встать! Я хватаю кого-то за ногу. Человек падает на мостовую рядом со мной. Я узнаю его. Мерзкий ублюдок, я помню тебя! Ты, это ты был тем клириком, что ошибся и убил мою мать! Я хватаю чудотворца за его мерзкое, толстое горло, и душу, прикладывая всю свою ярость. Вдруг я почему-то понимаю, что этот человек вовсе не тот чудотворец, и я отпускаю его горло. Голова неизвестного опадает без сил на мостовую. Неужели я задушил его?

Я встаю на ноги. И как будто из тумана в мое сознание врывается образ воспитателя из деревенской школы при церкви. Он сально улыбается мне, держа в руках факел. Я знаю, чего он хочет! Из-за этого ублюдка весной двое ребят утопились в озере. Ну, иди сюда, теперь я, наконец, смогу отомстить за них. И не поможет тебе то, что ты мне рекомендацию в Столицу написал. В этот раз ты мне рот не заткнешь.

Я вырываю факел из рук воспитателя и с силой втыкаю его ему прямо в лицо. Он кричит и вырывается. Воняет паленым мясом. Ну, ничего, теперь-то мальчишки отомщены! Этот гад будет долго мучиться, если выживет.

16. Роккар

«Хворь, что прокатилась по землям востока – одна из самых страшных эпидемий за все то время, что существуют летописи. Зараженный первые дни не испытывает никаких физических мук, он лишь чувствует постоянную усталость и обильно потеет. Такими же симптомами сопровождается обычная пустынная лихорадка, что проходит сама через неделю-другую. Посему все те люди, кого поразила Хворь, сначала не придавали этому никакого значения и неумышленно разносили болезнь среди людей. На третий-четвертый день у человека начинается жар, настолько сильный, что он впадает в беспамятство, у многих открывается кровохарканье. Ни есть, ни пить больной уже не может. На седьмой день с начала болезни тело человека начинают покрывать нарывы, если их вскрывать начинается истечение гноя. В первые месяцы Хвори местные врачеватели вскрывали эти воспаления, думая, что это снимает муки. Позже выяснилось, что жидкость из нарывов крайне заразна. Зачастую на девятый-десятый день человеческое тело сдается и умирает. Те, кто выздоравливают, обычно приходят в сознание на двенадцатый день и полностью оправляются от болезни в течение двух-трех месяцев. Смерть приходит за несчастным, успокаивая его муки в двух случаях из трех».

Уолтер Фейн «Профилактика Хвори».

861 год со дня Возрождения. Металлическая долина.

Металлическая долина всегда была не самым гостеприимным местом. Здесь нет ничего, кроме огромного количества рудников, да шахтерских деревень. Населены они в основном наемными рабочими, которые возвратятся домой по окончанию работы. Очень грязный воздух, всюду забивается пыль. Постоянно гложет нестерпимое ощущение, что здесь люди не живут, а существуют, причем лишь какое-то непродолжительное время. Все временное, непостоянное. Городки рудокопов состоят из наскоро сколоченных, абсолютно одинаковых домов, в которых сменились сотни, если не тысячи поколений рабочих.

Сейчас мы расположились как раз в одном из таких городов. У городка даже не было своего имени, его просто называли двенадцатым городом. Все города в долине имели лишь порядковый номер. После Утейла, на пути в долину лежит еще один маленький город – Периа. Но это не более чем перевалочный пункт, где приходили в норму те люди, что уже окончили свою работу, и готовились к тяжелому труду те, кому только предстояло спуститься в рудники.

Потом, около суток, путник двигался по опасной дороге вглубь долины, пока, наконец, не оказывался в первом городе. Только в ту секунду, путник, которого гарантированно мучала усталость и жажда, мог сказать, что он попал в Металлическую долину.

Он измотан кашлем, хоть его лицо и покрыто тканью. Скорее всего, он уже пеший, так как лошади в Металлической долине долго не живут. И что он видит? Столб. А на нем прибита табличка, на которой написано: «Добро пож…». Продолжения надписи нет. Первый город два раза сгорал дотла, после чего про него просто забыли. Его никто и не думал отстраивать заново. На память о тех временах осталась лишь эта надпись, которую никто не удосужился сменить.

Двенадцатый город отличался от первого лишь тем, что