Наваждение Монгола (СИ) - Гур Анна

Натягивает мои волосы сильнее, а у меня дыхание останавливается. Прикрываю глаза и расслабляюсь в его руках. Между нами искрит сильно, я чувствую его желание и отвечаю подсознательно.

Мои пальцы сами ласкают его скулы, очерчивают и проскальзывают по колючему выбритому виску.

– Посмотри на меня, Алаайа, – хриплый голос царапает слух и веки сами распахиваются.

Прикусываю губу, стоит нашим взглядам встретиться.

– Что ты задумала?

Спрашивает резко и его глаза темнеют, оттенок становится чайным. Меня до костей пробирает от холода, которым он обдает.

– Я… я не знаю…

Отвечаю робко и пугаюсь своих чувств, подаюсь к нему и прячу лицо в изгибе шеи, вдыхая его аромат. Терпкий. Пьянящий. Порочный.

– Ты лжешь.

– Я… просто хочу домой… – отвечаю сипло.

Меняется в лице, отшвыривает меня так, что я чуть не грохаюсь на землю, а мне хочется крикнуть, чтобы опять обнял, чтобы прижал к себе.

Черт.

– Неплохая попытка, Ярослава.

– Ты про что?!

– Решила проявить женскую хитрость? Стать податливой? Чтобы что?!

Этот вопрос рявкает так, что у меня в ушах звенит. И я улыбаюсь.

– Действительно. Что за помутнение на меня нашло, что начала искать ласки и защиты у человека, который меня украл?!

Не отвечает на мою реплику. Злость берет и я кричу в ответ:

– Я хочу узнать, что с моим братом, семьей, понял?! И если для того, чтобы ты, наконец, меня отпустил домой, мне нужно…

Хочу ляпнуть еще кое-что, но Монгол делает шаг в мою сторону. Нависает скалой, и я давлюсь словами.

– Вот оно, значит, как?! Тебе нет разницы, со мной или с Айдаровым, главное – за высшую цель?!

Мне кажется, что Монгол еле сдерживается, чтобы не свернуть мне шею. Мои слова его оскорбили?

Ловит меня за локоть и больше нет в глазах тумана вожделения.

– Я хочу домой. Просто домой…

Отвечаю, вскинув подбородок. Во мне говорит обида. Странное томление и непонимание всей ситуации, а еще на сердце дикая тоска.

– У моего брата мало времени. Я готова на все, чтобы вернуться к нему, чтобы попытаться его спасти!

Его палец опускается мне на губы.

– Молчи. Ни слова больше. Иначе…

И в глазах пламя. Ярость. Тут нет уже ни нежности, ни игривости. Не с тем мужчиной я решила поиграть во взрослые игры. Монгол может быть беспринципным. Наклоняет голову так, что я крапинки на радужке вижу.

– В дом пошла.

Сожаление накрывает, предпринимаю безуспешную попытку вернуть ту тонкую нить, которая возникла мгновениями ранее:

– Гун… я … не…

Едва успеваю уловить движение массивной ладони, как он обвивает меня за талию. Отрывает от земли словно я пушинка.

– Хозяин. Машины готовы.

Чужой голос врезается в сознание и Тургун отрывает взгляд от меня, смотрит поверх моей головы и медленно кивает. Отпуская своего человека.

Опять переводит взгляд на меня. Расчетливый. Черный.

– Я тебя понял. Ярослава. Меня не будет пару недель. В мое отсутствие накосячишь – будут последствия. Приеду. Так и быть, дам тебе возможность выторговать свою свободу.

У меня от взгляда его словно лед по спине проскальзывает. Вот он – Палач. Жуткий. Бесчувственный. Истинное лицо Монгола.

– Каким образом? – сиплю. – У меня нет столько времени! Мне нужно домой!

– Ты ведь хотела что-то предпринять? Я дам тебе шанс поторговаться. Когда приеду.

Рывком отпускает меня, разворачивает и придает ускорения, подталкивая в спину, и я несусь в дом так быстро, словно Монгол спустил на меня пса. На сердце горечь.

Влетаю в дом, взлетаю по лестницам, захлопываю дверь.

Пару раз прикладываюсь головой.

– Дура… какая же я дура…

Только вот сердце звенит тревогой и пониманием, что я солгала Монголу.

Я сама хотела его губ, рук, ласки… а спровоцировала только его ненависть.

Глава 22

Монгол

– Я тебя понял. Ярослава. Меня не будет пару недель. В мое отсутствие накосячишь – будут последствия. Приеду. У тебя будет возможность выторговать свою свободу…

Бросаю фразу и наблюдаю, как бледнеет ее лицо, как сужаются расширенные зрачки.

Засек, как девчонка переламывала себя, как пыталась пойти по стандартной дорожке. И зверел, потому что…

Торможу себя на мысли. Не хочу додумывать.

Ярослава уже в который раз бежит от меня, только пятки сверкают, а я делаю вдох. Отгоняю образ и не могу.

Трепещущая девочка, горячая, отвечает на поцелуй и пальчики на моей щеке дрожат. Ее несложно читать. Привык к иному, а вот ее смущение заводит похлеще талантов опытных девок, к которым привык.

– Хозяин, машина готова.

Киваю и иду в сторону припаркованных тачек. Сажусь на заднее сиденье и автомобиль трогается, плавно выезжая за ворота.

Всматриваюсь в мелькающий пейзаж за окном и вспоминаю обнаженное девичье тело с острой линией ключиц и мягкой округлостью груди. Пока Ярослава валялась в отключке несколько дней, пока Рения сбивала жар, я заходил в комнату и молча сидел в кресле, наблюдая, как спит моя пленница.

А спала она неспокойно, то и дело отбрасывая одеяло, и в эти секунды, прежде чем вернуть его на место, я позволял себе смотреть на нее чуть дольше, чем того требовали правила приличия.

Не по статусу. Неправильно. Но все же от Ярославы глаз не оторвать. И как проклятие в этой задорной девушке, совсем неопытной, открытой и честной, я вижу знакомые черты. Они проскальзывают намеками, полутонами, напоминая о прошлом.

– У моего брата мало времени и я готова на все, чтобы вернуться к нему, чтобы попытаться его спасти и если для этого мне нужно…

Дрожащий голос, отчаяние. Горячая, готовая девочка в моих руках и злость. Лютая. Дикая. Потому что понимаю, что меняюсь местами с шакалом. Потому что с ее стороны – это жертва.

А я так не хочу.

Сказ был древний про дракона и воина. В детстве мать рассказывала. Помню как сейчас, как лежал в нашей каморке и светильника свет на стене запомнил, косой, потому что скол был и свет преломлялся, и руки матери в волосах помню, и голос тихий, успокаивающий:

– Страшная напасть в старый город пришла. И тысячи тысяч воинов шли на гору, чтобы победить дракона, ни один не возвращался. Лучшие уходили, Тургун. Самые отчаянные. Не ведающие страха. Все пали как один. Дракон был бессмертным и правил столетия, пока однажды героев больше не осталось и вызвался против зверя один хилый юнец.

Внутри все бушует, откликается и я выпаливаю с обидой:

– Слабаков бьют, мам, над ними смеются и спускают с лестницы в поганой школе.

Говорю зло, а у самого щека печет и глаз с фингалом заплыл. Избил я одного языкастого, который ублюдком обозвал. Безотцовщиной.

А затем его друзья впятером на одного пошли. Пришлось ребрами посчитать ступеньки пролета. Их было сорок две. Длинная лестница попалась.

– Болит щека? Я еще масла принесу, помажу.

Ловлю мать за руку.

– Не нужно. Ты лучше сказ дорасскажи.

Мать улыбается грустно и продолжает:

– Победил тот юный воин дракона. Оказалось, что тот не был бессмертен. Каждый воин побеждал, но увидев несметные сокровища, сам превращался в алчного и жадного зверя…

– То есть мне не стоило тому придурку челюсть выбивать? – спрашиваю с обидой.

– Нет, я всего лишь говорю, что иногда высшая цель меркнет. И грань между героем и чудовищем стирается…

– Твою а… пора спустить пар…

Цежу слова, фиксируя, как машина проезжает через пункт таможенного досмотра и останавливается в частном секторе аэропорта с белоснежным джетом.

Выхожу из автомобиля и поднимаюсь по лестницам, не обращаю внимания на радушную стюардессу, занимаю свое место, прислушиваюсь к реву турбинных двигателей.

Раздражение никуда не уходит. Самолет вскоре взмывает в небеса, стремительно набирая высоту. Я впервые за долгое время просто смотрю в иллюминатор, рассматриваю облака и удаляющиеся крыши домов.