Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде - Валерий Вьюгин

Впрочем, самоидентификация Шульговского как «интеллигентного» читателя не совсем точно отражала его литературные пристрастия. Столь важное для него стремление доказать свою способность понять «культурную» книгу несколько раз приводило к тому, что он с восторгом отзывался на разные псведоинтеллектуальные подделки. Так, он принял беллетризованный памфлет итальянского писателя (писавшего под псевдонимом А. Маттеи) Артюра Арну «История инквизиции» за солидный исторический труд («Исследование это научное и очень добросовестное, основанное на изучении подлинных материалов, наиболее яркие образцы которых приведены или полностью или in extensio. <…> Идеология автора оспорима и односторонняя. Он видит корни инквизиции в самом евангельском библейском учении. На самом деле причины возникновения инквизиции чисто исторические и экономические. Во всяком случае во многом автор прав, а его несколько наивная в философском смысле идеология в настоящее время послужит не во вред, а в пользу книги. <…> Это труд серьезный и подробный» — внутр. рец. от 21 марта 1925 г.), однако издательство благоразумно попросило о профессиональной оценке книги историка Е. В. Тарле, который сообщил, что «книга Арну — бойкий, интересно (и очень размашисто и хлестко) изложенный антиклерикальный памфлет, написанный республиканским публицистом в конце второй Империи <…> Глубиной мысли книжка не блещет, объяснения всему этому явлению не дает <…>; слишком азартный тон иногда несколько утомляет (своею непрерывностью). М.б. книжка и прочтется сейчас нашими нынешними читателями и, вообще, окажется „ко двору“; — изложена она очень занятно и не без таланта. Но издательство должно было бы (мне кажется) пояснить, что это за книжка, что, мол, она сама — любопытный документ из времен анти-клерикальной борьбы во Франции, — что она потому-де так азартно и написана, — а вот тут и тут автор слегка врет, и вообще объяснять, мол, так все это нельзя и т. п. <…>» (внутр рец. от 5 апреля 1925 г.), и книга вышла с соответствующим предисловием Тарле. Несколько месяцев спустя Шульговский дал восторженный отзыв на книгу Курта Бреннера «Перелом в науке» (Brenner Kurt «Die Naturwissenschaft am Wendepunkt. Ein neues Weltbild auf wissenschaftlich einwandfreier Grundlage», 1925): «Книга необычайного интереса… проводимая автором теория так поражающа, так доказательна, что… кажется прямо истиной <…> теория Бреннера — явление выдающееся и перевод его книги необходим» (внутр. рец. от 13 августа 1925 г.). Издательство благоразумно обратилось за вторым отзывом к инженеру, популяризатору науки Я. И. Перельману, редактировавшему во «Времени» серию «Занимательная наука», который оценил книгу совсем иначе: «Совершенно вздорная книжка, лишенная всякого научного значения. Смехотворные теории автора — плод невежественных домыслов наивного недоучки, не имеющего представления о том, как и для чего должны строиться научные гипотезы. Книга не заслуживает даже критики. Ее издание может скандально скомпрометировать самую беззаботную фирму» (внутр. рец. от 20 августа 1925 г.). Роман англичанки Маргарет Кеннеди «Верная нимфа» (Kennedy Margaret «The Constant Nymph», 1924) Шульговский счел «предназначенным для интеллигентного читателя. <…> об этом говорит само содержание: роман посвящен музыкальному миру, и надо иметь известное образование, чтобы сохранять интерес к самой теме» (внутр. рец. от 14 марта 1927 г.), тогда как по впечатлению автора другой внутренней рецензии, Р. Ф. Куллэ, роман «глуповат. Вроде романов Уэдсли[615] и других искусных рукодельниц. Во всяком случае это не настоящая литература, а занимательное чтение для невзыскательных девиц и дам на амплуа совбарышни и домохозяйки» (внутр. рец. от 17 февраля 1927 г.; роман вышел в 1927 г. в «Мысли» под загл. «Золотая клетка»).

Впрочем, Шульговский умел оценить хорошую книгу для легкого чтения, и издательство последовало нескольким его советам, выпустив «Тудиш» Лефевра Сент-Огана: «Автору <…> удалось влить в весьма старую форму авантюрно-биографического романа какую-то свежесть и свежесть такого рода, что роман читается с легкостью и производит чисто эстетическое впечатление. <…> Это — образец „belles-lettres“ чистейшего вида» (внутр. рец. от 28 октября 1924 г.); «Риппл Меридит» Берты Рек (Ruck Berta «The Dancing Star», 1923): «Роман смело можно рекомендовать для перевода. Он написан интересно, тонко, психологично и в некоторых местах даже поэтично. <…> Большое достоинство в том, что он доступен широкой публике и вместе с тем вполне удовлетворит самого интеллигентного читателя» (внутр. рец. от 20 сентября 1926 г.); «Маленькую Папакоду» Поля Ребу (Reboux Paul «La petite Papacoda: roman napolitain», 1923): «Почти наверно можно думать, что этот роман будет иметь успех для легкого чтения. Он написан чрезвычайно легко, изящно, без особых претензий и может быть прочитан „в один присест“ <…>. Тема его незначительна и заурядна, но самый рассказ имеет свою прелесть редкой простоты, и притом есть еще одно достоинство — прекрасно выдержанный и живой колорит неаполитанской жизни. <…> Все это верно и образно. По живости рассказа такие романы встречаются не часто. Но это, все-таки, — лишь легкое чтение, в вагоне, между делом и т. д. Роман вполне доступен для нашей современной публики» (внутр. рец. от 24 января 1926 г.); «Ментрап» Синклера Льюиса (Sinclair Lewis «Mantrap», 1926): «Роман исключительно для легкого чтения, в сущности пустоватый и по-американски растянутый, но не лишенный юмористических положений, быта и занимательности. <…> Роман наверное будет иметь успех, особенно в вагонном чтении. <…> Во всяком случае вещь литературная и с легкими разговорами» (внутр. рец. от 14 июля 1926 г.). Из этих отзывов можно составить тот тип иностранной беллетристической книги, который Шульговский и издательство «Время» считали в середине 1920-х гг. приемлемым для перевода: она доступна широкой публике и одновременно способна удовлетворить интеллигентного читателя, предназначена для непродолжительного — «вагонного» — чтения, с сюжетом предпочтительно из экзотической колоритной жизни, полная разговоров, юмора и приключений.

Однако неспособность Шульговского понимать более современную литературу — выразившаяся, в частности, в том, что новых западных авторов он оценивает через призму классической русской литературы (так, рецензируя рассказы Жоржа Дюамеля, посвященные «неудачникам из среды простого народа», Шульговский заметил, что в переводе они «будут звучать, как Чехов. А к чему давать копии, когда есть первоклассные оригиналы?» (внутр. рец. от 6 декабря 1924 г. на: Жорж Дюамель «Заброшенные жилища» — Duhamel Georges «Les homes abandonnés», 1921) — привела к тому, что он отверг несколько ценных книг, причем не потому, что они недоступны массовому читателю, а по соображениям чисто художественным. Так, рецензируя роман Жана Кокто «Самозванец Тома» (Cocteau Jean «Thomas l’imposteur», 1923), Шульговский, незнакомый с фигурой автора (хотя уже были опубликованы ознакомительные статьи А. Эфроса «Три силуэта» — Современный запад. 1923. № 4 и М. Эйхенгольца «Современная французская поэзия» — Печать и революция. 1924. № 4), отнес роман к тому типу произведений, которые «Миролюбов (редактор „Ежедневного журнала“, в котором Шульговский печатался в 1910-е гг. — М. М.) <…> поместил бы в специальном разделе своего журнала, называемом „Из жизни“, где помещались хорошо написанные картинки жизни, но не больше» (внутр. рец. от 25 января 1925 г.) — в том же году этот роман вышел в «Никитинских субботниках» с развязным, но более осведомленным предисловием А. В. Луначарского. Шульговский не оценил мастера английского морского жанра Джозефа Конрада, без восторга несколько раз подряд отозвавшись на предлагавшиеся к переводу его произведения как «типичные английские романы приключений» для юношества (внутр. рец. от 3 января 1925 г. на: Джозеф Конрад «Корсар» — Conrad Joseph «The Rover», 1923), в которых рецензенту «были интересны лишь художественные детали природы и морской жизни, а самые приключения <…> показались скучноватыми» (внутр. рец. от 24 января 1925 г. на: Джозеф Конрад «Лорд Джим» — «Lord Jim», 1923, впервые: 1900), — в результате «Время» осталось в стороне от большого успеха Конрада на советском книжном рынке середины двадцатых и только в 1928 году, после положительного отзыва РФ. Куллэ, выпустило один его роман, «Ностромо». Шульговский также отверг сборник рассказов Амброза Бирса (Bierce Ambrose «Tales of Soldiers and Civilians», 1891), хотя в сопровождавшей ее анонимной (вероятно, В. А. Азова) недатированной аннотации Бирс справедливо аттестовался как «гениальный американский писатель <…> Бирс заглядывает в человеческую душу с проницательностью Достоевского и с аналитической силой Эдгара По». Шульговский же решил, что «военные рассказы, да еще из эпохи 60-х годов, <…> для нас <…> просто устарели. Это — военные случаи с отдельными лицами, приключения и индивидуальные переживания. В смысле последних все эти американские рассказы могут быть заменены одним русским, — „4 днями“ Всев. Гаршина. А как приключения, то мы их уже столько начитались в рассказах о последней войне, что они нам надоели по горло. Это во первых. А во вторых, даже в военных рассказах Бирса цензура может усмотреть мистицизм. <…> Нельзя сказать, что подобные рассказы не найдут себе любителей, но едва ли они пройдут в цензуре, да и в художественном отношении они ничего выдающегося собою не представляют» (внутр. рец. от 26 июля 1925 г.)[616]. В 1927 году Шульговский не оценил «Великого Гэтсби» Фрэнсиса Скотта Фицджеральда (он рецензировал французский перевод), сочтя его романом «бульварного характера, рассчитанным на очень неприхотливую публику и крайне скучным. <…> он пойдет лишь среди такого читателя, которому нравятся богатая обстановка и таинственность личности — главного героя. Конечно, о художественном значении этого романа говорить не приходится: это — типичная американская поделка для невзыскательной публики» (внутр. рец. от 20 января 1927 г.).