Звуки родного двора - Маргарита Минасовна Закарьян

сне и заставило Лизку улыбаться… Она четко слышала знакомую мелодию. Где-то она уже звучала, но где? Эта мелодия, до боли родная и знакомая, парила над садом. Ее чарующие звуки окутали деревья. Все вокруг пело: небо, птицы, листья… Лизка упивалась яблоневым цветом, а музыка звучала все громче и громче. Но вот уже звучит не просто музыка, а песня, слова которой доносятся откуда-то сверху. Лизка протягивает руки к небу и встречается с глазами. Они смотрят на нее! Эти глаза!!! Где она их встречала раньше? Этот взгляд! Она ощущает его всем своим спящим телом, она точно знает, что узнала бы его из тысячи… А в ушах звучит: «Летним вечером…».

Лизка проснулась в поту.

– Господи! Где я! Господи! – прошептала она в темноте и включила свет. Часы показывали три часа ночи. Лизка знала, что больше не заснет, но многое отдала бы за то, чтобы сон повторился. Ей хотелось еще раз увидеть эти глаза, хотя бы во сне. Время тянулось, а спать не хотелось. Сон пришел вместе с утром, но его покой нарушил отвратительный свист машины Вачика. Вся сигнализация этого ортопедического транспорта никаких звуков, кроме свиста, не издавала. Лиза подняла тяжелые веки, подошла к окну и стала жестами показывать, что через 10-15 минут выйдет к машине.

– Опаздываете, девушка! Есть причина? Дело-то молодое, – неудачно пошутил Петька. Однако при виде кислого лица Лизки молча открыл ей дверцу машины. Вачик за рулем своего драндулета восседал, как кинозвезда.

Дорога к детскому дому была нелегкой, так как пришлось ехать по объездной трассе, большая часть которой не была заасфальтирована. Сказалось и гробовое молчание в салоне машины, потому что все трое знали, что сюжет в эфире не был показан. Петька чувствовал, что Лизку в данной ситуации лучше не трогать. Но он также знал, что чем сложнее человек, тем с ним проще. Лизку нельзя было назвать простым человеком, вот и ждал Петька, когда она заговорит первой о несостоявшемся сюжете.

– Во сколько сегодня планерка? – озадаченно спросила она Петьку.

– Понятия не имею.

– Что ж! Сегодня я ей все скажу. В конце концов, не Зверевой решать судьбу моей ментальности. Для этого существует редакционная коллегия, коллективная цензура.

– Лиза! Брось говорить чушь. Сегодня гримаса демократии очевидна: народ освобожден условно, сотни несовершенных законов не дают ощущения полной свободы слова, печати, гласности. И потом, как ты не поймешь: при любом государственном устройстве, самом что ни есть демократичном, есть вещи, о которых не всегда говорят вслух.

Спор прервала песня магнитофона, в салон машины полилась знакомая мелодия. Лизка ее слышала ночью, во сне.

– Самая модная песня в нашем городе. Хит сезона. Композитор провинциальный, а музыка отечественная, для всех времен и поколений, – озадаченно произнес Вачик и притормозил машину, при этом напевая: «Летним вечером познакомились мы с тобой…».

Машина остановилась перед большим столбом, на который симпатичный парнишка что-то наклеивал.

Лизка, не успевшая отойти от «политических» дебатов и только что услышанной знакомой и чарующей мелодии, тупо уставилась на парнишку. Тот не обращал ни на кого никакого внимания и расклеивал плакаты очередного кандидата в депутаты.

– Вот так встреча! – вперемешку с пением произнес Вачик, выходя из машины, – а мне сказали, что ты в столицу подался, во ВГИК…

– Не взяли. Говор, сказали, кубанский! Все, говорят, видели, а чтобы армянин хэкал, как казак, – редкость… – ответил парнишка и показал улыбку доброго человека. Затем взял плакат с изображением кандидата и, обращаясь то ли к Вачику, то ли к Лизе, продолжил. – Как объяснишь им всем, что еще прадед мой на этой вот самой земле жил, трудился, защищал ее, когда нужно было. Как объяснить, что она для меня такая же родная, как и для казака.

– Так что, теперь ты решил в политику удариться? С театром завязал? – спросил его Вачик.

– Ха! Да что такое театр в сравнении с выборами?! Здесь такое телешоу, такие спектакли скоро начнутся!!! Ни в одном столичном театре такого не увидишь. Так что, как видишь, совмещаю…

– И много тебе еще клеить? – не унимался Вачик.

– Ты помочь хочешь?

– Можно. Если заплатят. Сам понимаешь, что бесплатно только птички поют.

– Ну что ж! Вечером заезжай, поговорим. У меня на примете еще пара кандидатов есть.

– Так ты сам-то за кого?

– Какая разница? Все, кто у меня на примете, – одномандатники и беспартийные, – улыбнулся парнишка. – Обещают все, но не понимают, что программа общая, одна на всех, выдвигают себя в пятый раз – одним словом, там все в порядке: бабки заплатят.

– Тогда до вечера, – Вачик заинтересованно пожал руку парнишке и сел в машину. Через 20 минут машина остановилась у детского дома.

Юная медсестра подошла к Лизе и вежливо спросила: «Вы с телевидения?». Вачик указательным пальцем ткнул на вывеску с надписью «Телевидение», которая слегка покосилась на нечистом лобовом стекле и ехидно переспросил: «А что, тут написано: «Оказываем услуги по размещению отдыхающих»?».

При виде видеокамеры девушка успокоилась и повела долгожданных гостей в кабинет к директору.

Наталья Николаевна, красивая женщина с голубыми глазами, стройной фигурой и доброжелательным взглядом, пригласила Петьку, Лизку и Вачика выпить по чашечке кофе.

Лиза отказалась, ссылаясь на нехватку времени, и попросила провести их к детям.

– Вы же понимаете, что у нас дети особенные, – предупредила Наталья Николаевна.

Лизка замахала головой в знак согласия, дескать, все понимает, ибо с подобным контингентом приходилось встречаться ей не раз. Она знала, что душа брошенного ребенка – загадка, самая непостижимая в мире тайна. Здесь нужен особый подход, особое чувство такта. Это целое искусство, которым она владела блестяще. В игровой комнате дети в возрасте от трех до шести лет мирно играли. И только один ребенок стоял у окна за занавеской, лица его не было видно.

– Здесь мы собрали самых талантливых, – сообщила Наталья Николаевна.

– Ребята, я с телевидения. Через неделю мы будем праздновать День города. День рождения бывает не только у людей, но и у городов. Если вы знаете стихи, песни или умеете танцевать, то, пожалуйста, – мы готовы вас прослушать и включить в городской концерт на Театральной площади, – сообщила Лизка.

Ребята с недоверием, но с любопытством посмотрели на нее. В глазах многих была незатихающая боль, отчаяние, ностальгия по родному дому, матери, просто человеческой ласке. За время журналистской работы Лизке пришлось повидать много горя, но с таким большим количеством грусти и неприкрытой тоски она встретилась впервые.

«В чем формула детского счастья? – подумала Лизка. – Быть согретым и обласканным родителями, это однозначно. А если их нет?..