Мы - Дэвид Николс

— Дуглас, не будь смешным, уже называют наши имена…

— В таком случае садись на самолет без меня. Не забудь предупредить, что я не лечу: не хочу доставлять никому неудобства.

— Я не сяду в самолет без тебя, это безумие!

— Послушай меня, Конни, прошу тебя. Я не смогу вернуться до тех пор, пока все не улажу. Для начала я отыщу Алби и извинюсь, глядя ему в глаза, а затем я собираюсь привезти его домой.

— Дуглас, ты понятия не имеешь, где он!

— Значит, я найду его.

— Как ты его найдешь? Он сейчас может быть в любом уголке Европы, в любом уголке мира…

— Я отыщу способ. Я ведь ученый, забыла? Метод. Результаты. Вывод.

Я видел, как она снова опустилась на стул.

— Дуглас, если ты это делаешь из желания… что-то доказать… мне… что ж, это очень трогательно, но дело ведь в другом.

— Я люблю тебя, Конни.

Она обхватила лоб рукой:

— Я тоже люблю тебя, Дуглас, но ты устал, в последнее время ты жил в большом стрессе и, как мне кажется, не совсем четко мыслишь…

— Только, пожалуйста, не старайся отговорить меня. Я собираюсь продолжить путешествие один.

Прошла секунда, и Конни встала:

— Ты уверен, что именно этого хочешь?

— Уверен.

— Что мне сказать людям?

— Это все равно.

— Ты хотя бы позвонишь мне?

— Когда найду его. Не раньше.

— Я сумею тебя разубедить?

— Нет, не сумеешь.

— Хорошо. Если ты так хочешь.

— Тебе придется самой нести чемодан, вызывать такси. Справишься?

— Но в чем ты будешь ходить?

— У меня с собой бумажник и зубная щетка. Одежду куплю по пути.

Она откинула голову — расстроилась, наверное, при мысли, что я сам буду покупать себе одежду.

— Ладно. Если ты уверен. Купи что-нибудь хорошее. Следи за собой. — Она закрыла глаза рукой. — Не разваливайся на части, обещаешь?

— Не развалюсь. Мне жаль, Конни, что мы вновь не увидим Венецию вместе.

— Мне тоже жаль.

— Я пришлю тебе открытки.

— Обязательно.

— Поцелуй за меня Мистера Джонса. Или пожми ему лапу.

— Договорились.

— И не позволяй ему спать на моей кровати.

— Даже в мыслях такого не было.

— Серьезно, потому что если это войдет у него в привычку…

— Дуглас! Не позволю.

— Я люблю тебя, Конни. Я уже говорил?

— Упоминал мимоходом.

— Прости, если я тебя подвел.

— Дуглас, ты никогда…

— Но больше я тебя не подведу. — (Она промолчала.) — Тебе пора, а то на рейс опоздаешь.

— Да. Пожалуй. Выход?..

— Выход семнадцать.

— Выход семнадцать. — Она повесила сумку на плечо и пошла.

— Ты забыла книгу, — сказал я. — На стуле.

— Спасибо. — Она взяла книгу и замерла на секунду. Ей не понадобилось много времени, чтобы найти меня взглядом на балконе. Она подняла руку, и я в ответ тоже.

— Увидимся, когда увидимся.

Но она уже дала отбой. Я смотрел Конни вслед, пока она не скрылась из виду а затем отправился на поиски сына, нуждался он в этом или нет.

Книга вторая

Возрождение

Часть пятая

Венеция и Венето

Порою она заходила даже так далеко, что мечтала попасть в трудные обстоятельства, чтобы иметь удовольствие проявить подобающий случаю героизм.

96. Предложение

В Венеции я сделал Конни предложение руки и сердца.

Не слишком оригинальный сценарий, согласен. На самом деле та поездка в феврале, в ознаменование третьей годовщины наших отношений, вообще не отличалась особой оригинальностью. Мы въезжали в город на водном такси в холодный ясный день, сперва, пока суденышко пробивалось через лагуну, сидя на бордовых кожаных сиденьях, потом стоя под хлещущими порывами ветра на палубе, это уже когда вдали вырисовывался город, а у меня в голове зарождались и спорили между собой две мысли: есть ли на свете что-либо прекраснее и есть ли на свете что-либо затратнее? Мое венецианское состояние духа; благоговение против беспокойства — ты словно бродишь по роскошному антикварному магазину, где таблички постоянно напоминают тебе, что за любые повреждения придется платить.

Мы, собственно, и делали то, что большинство туристов делают в Венеции зимой. Прятались от дождя, а когда появлялось солнце, пили горячий горький шоколад на овеянных благодатью прохладных площадях неописуемой красоты и потягивали «Беллини» в сумрачных дорогих барах, с содроганием ожидая получения счета.

— Это налог на красоту, — заявила Конни, пересчитывая банкноты. — Если бы здесь было дешево, никто отсюда не ушел бы.

Разумеется, она хорошо знала город. В Венеции весь фокус в том, сказала она, чтобы начать с собора Святого Марка, а оттуда сразу перескочить на окраины. Весь фокус в том, чтобы быть спонтанным, любознательным, сбиться с пути. Инстинктивно я с ходу отверг идею сбиться с пути. Людям типа меня, любящим и умеющим обращаться с картой, Венеция предлагает неисчерпаемые возможности, поэтому я тратил уйму времени, прокладывая маршрут; в конце концов Конни, потеряв терпение, выхватила у меня карту, пальцем задрала мой подбородок и потребовала, чтобы я поднял голову и оценил сумеречную красоту этого места.

Оккупированная толпами туристов, щелкавшими фотоаппаратами и размышлявшими о смерти, Венеция, неожиданно для меня, оказалась довольно мрачной. Именно тут состоялось мое первое знакомство с Италией; так, где же матроны с дебелыми руками и взъерошенные жулики, встречи с которыми я так ждал? Вместо этого я увидел город закрытых дверей, а также его осажденных жителей, вечно недовольных и глядящих исподлобья, причем понятно почему, на бесконечные, даже зимой, волны туристов, похожих на засидевшихся гостей, которые, не понимая намеков, не желают уходить. Даже праздники окрашены в черные тона; в представлении венецианцев хорошо проводить время — это всем скопом нарядиться скелетами. Возможно, все дело в тяжелом наследии чумы, в тишине или полумраке, в переизбытке темных каналов и отсутствии зеленых просторов, но, когда я бродил по пустынным переулкам и исхлестанным дождем эспланадам, на меня накатывала вселенская тоска, в которой я находил, однако, извращенное удовольствие. Полагаю, только тут мне впервые в жизни удалось познать, каково это — чувствовать и печаль, и радость одновременно.

И возможно, из-за подобной двойственности Венеция была не самым удачным местом для предложения руки и сердца. Хотя что там говорить, поезд ушел, а значит, и сомнения прочь; помолвочное кольцо упаковано и спрятано в пальце перчатки, столик в ресторане заказан. Мы провели беззаботное утро на кладбищенском острове Сан-Микеле; Конни, в своем теплом пальто, позировала и снимала надгробия, затем мы рука об руку прогулялись от Каннареджо до Дорсодуро, по пути заглядывая в полутемные церкви и мрачные внутренние дворики, причем всю дорогу меня мучил вопрос: должен ли я, предлагая ей выйти за меня замуж, опуститься на колено? Будет ли это забавно или же, наоборот, поставит нас обоих в неловкое положение? И захочет ли она услышать простое: «Ты выйдешь за меня?» Или официальное, с налетом костюмированной драмы: «Ты окажешь мне честь стать моей женой?» Или небрежное: «Эй, давай поженимся!» Мы вернулись в отель, переоделись, вышли из номера и чудесно поужинали карпаччо из тунца и рыбой на гриле, причем моя рука периодически перемещалась в сторону кольца — старинное серебро, один бриллиант — в кармане пиджака.

— Несварение желудка? — поинтересовалась Конни.

— Изжога, — ответил я.

Нам подали чудесное gelato и нечто вроде миндального дижестива, а потом мы вышли, чувствуя легкое головокружение, в ясную морозную ночь.

— Давай прогуляемся до Санта-Мария делла Салюте, — небрежно предложил я, а там, на фоне внушительной мраморной церкви, которая сверкала в лунном свете, словно в лучах магниевой вспышки, и площади Святого Марка, сияющей за Гранд-каналом, я спросил Конни: — Ты будешь моей женой?

Представьте себе, как бы было романтично, если бы она ответила «да». Но она только расхохоталась, чертыхнулась, нахмурилась, прикусила губу, обняла меня, чертыхнулась, поцеловала меня, расхохоталась и чертыхнулась и сказала:

— А можно, я подумаю?

Что, полагаю, было вполне разумно. Ведь решение было из разряда судьбоносных. Но даже если и так, странно, что это стало для нее таким сюрпризом. Ведь любовь ведет к супружеству, а разве мы не любили друг друга?

Слава богу, долгожданное «да» все же последовало, хотя и спустя несколько месяцев. Итак, если вопрос я выпалил при свете луны рядом с Гранд-каналом, то ответ получил возле прилавка с деликатесами «Сейнсбери» на Килбёрн-Хай-роуд. Возможно, я слишком долго выбирал оливки. В любом случае там, над витриной с копченым мясом и сырами, я вдруг почувствовал невероятное облегчение и ликование, а потом была эмоциональная, со слезами на глазах, оплата покупки.