Обещание страсти - Даниэла Стил

– Нужно пройти всего несколько кварталов.

– Кстати, Люк, а ты уверен, что он дома?

– Нет. Мы идем туда, где он работает, и я уверен, что он окажется на месте. Его с трудом можно оторвать от работы и вытащить поесть.

Люк внезапно стал выглядеть более мощным, пока они шли пешком, и более уверенным в себе, чем казался весь день. Его плечи словно расправились, он шел слегка вразвалку, внимательно разглядывая прохожих. На нем был его знаменитый твидовый пиджак, а на ней – джинсы. Гарлем. Очень далеко от дома. Для нее. Для него же это знакомое место. Он был насторожен, но только он знал, почему.

– Знаешь что, Лукас? Ты идешь здесь совершенно другой походкой.

– Ты права. Навевает воспоминания о Кью.

– Сан-Квентине?

Он кивнул, и они завернули за угол, потом Люк посмотрел вверх на здание и остановился.

– Что ж, детка, мы пришли.

Они стояли напротив обветшалого здания из коричневого кирпича, на котором была видна наполовину сгоревшая надпись: Дом Перемирия. Но Кассии показалось, что здесь вряд ли царит перемирие.

Он выпустил ее руку и обнял за плечи, когда они начали подниматься по ступенькам. Два шумных чернокожих подростка и пуэрто-риканская девушка выскочили из двери, смеясь и взвизгивая, причем девушка убегала от парней, но не слишком быстро. Кассия улыбнулась и посмотрела на Люка.

– Ну и что здесь отличного от других частей города?

Люк не улыбнулся ей в ответ.

– Наркоманы, распространители наркотиков, проститутки, сутенеры, уличные драки. Все то же самое, что происходит в наши дни во всех частях города, любого города мира. За исключением окрестностей того места, где ты живешь. И пожалуйста, не пытайся приехать сюда одна. Если ты решишь, что Алехандро тебе понравился, не приходи его навещать после того как я уеду. Позвони ему, и он придет тебя навестить. Это не твой мир.

– Но он твой? – Она рассердилась, выслушав его речь. Она большая девочка. Она выживала без Люка. Хотя, надо признать, не в центре Гарлема. – И это твой мир, я полагаю? – повторила она. Он выглядел не более приспособленным к окружающему, чем она. Во всяком случае, ненамного больше.

– Раньше был. Теперь уже нет. Но я могу выжить здесь. А ты нет. Вот так все просто.

Он открыл перед ней дверь, и по его тону она поняла, что он говорит серьезно.

Коридор, увешанный полинявшими плакатами, пропах застарелой мочой и свежескошенной травой. Промежутки между плакатами покрыли граффити, а плафоны вокруг лампочек были разбиты. Бумажные цветы уныло свисали с огнетушителей. Поблекший плакат сообщал: «Добро пожаловать в Дом Перемирия. Мы вас любим!» Кто-то зачеркнул слово «любим» и написал «трахнем».

Люк поднимался вверх по узкой лестнице, держа Кассию за руку, но напряжение оставило его. Бывший уличный боец пришел в гости. Светский визит. Она рассмеялась, внезапно вспомнив легенды старого Запада.

– Что такого смешного, Мама? – Он посмотрел сверху вниз на нее с высоты своего огромного роста. Она взбиралась по лестнице следом за ним, легкой поступью, улыбающаяся и счастливая.

– Вы, маршал Диллон[5]. Иногда ты настоящий мятежник.

– Неужели?

– Да, это так. – Она потянулась к нему, и он наклонился, чтобы поцеловать ее.

– Мне нравится это. Мне очень нравится это.

Он провел рукой по ее попке, когда она присоединилась к нему на лестничной площадке, и подтолкнул к обшарпанной двери.

– Ты уверен, что он здесь? – Кассия внезапно застеснялась.

– Я уверен, детка. Он всегда здесь, тупая задница. Он расходует свои силы на этот дерьмовый дом. Силы, и сердце, и душу. Ты сама увидишь.

Надпись на двери гласила: «Алехандро Видал». Никаких обещаний, плакатов и даже граффити. Только имя.

Кассия ждала, когда Люк постучится, но он этого не сделал. Он грубо пнул дверь ногой, моментально открыл ее и вошел.

– Que…

Худощавый латиноамериканец, сидевший за столом, поднялся с выражением изумления, а потом рассмеялся.

– Люк, ублюдок ты этакий, как твои дела? Я должен был догадаться, что это ты. На секунду мне показалось, что они наконец пришли забрать меня.

Невысокий, голубоглазый бородатый мексиканец радостно уставился на Люка, который подошел к нему и обнял.

Прошло несколько минут, прежде чем Люк вспомнил о Кассии, а Алехандро заметил ее. Кассия тоже не могла разглядеть человека, утонувшего в медвежьих объятиях Люка. Они быстро обменивались мексиканскими проклятиями. Алехандро говорил на чистом испанском, а Люк отвечал на сленге, выученном в тюрьме. Какие-то шутки о «двойных трубах», о чем-то «коротком» и абсолютно невразумительный диалект, частично мексиканский, частично тюремный и исключительно калифорнийский – все это было совершенно непонятно для Кассии. И вдруг внезапно они остановились; лицо Алехандро озарила добрейшая улыбка, а кроткие глаза остановились на лице Кассии. Улыбка начиналась в глазах и спускалась к губам, а глаза напоминали самый мягкий синий бархат. У Алехандро Видала было лицо человека, к которому несут все свои горести и которому отдают свое сердце. Он похож на Христа или на священника. И он застенчиво смотрел на Кассию и улыбался.

– Привет. Этот грубый сукин сын наверняка забудет познакомить нас. Я Алехандро.

Он протянул руку, и она ответила тем же.

– Я Кассия.

Они церемонно пожали руки и рассмеялись, и Алехандро предложил им два единственных стула, а сам присел на краешек стола.

Рядом с Люком Алехандро, отличавшийся хрупким телосложением и невысоким ростом, казался карликом. Но не тело приковало к себе внимание Кассии, а его глаза – ласковые и знающие. Они не стремились рассмотреть вас – вы сами с радостью искали его взгляд. Все в нем излучало теплоту. Его смех, его улыбка, его глаза, то, как он смотрел на них обоих. Его взгляд выдавал человека, который многое повидал, но в нем не было и следа цинизма. Только понимание человека, жестоко пострадавшего, и кроткое сочувствие. Чувство юмора помогло его душе пережить то, что он увидел. И пока они с Люком в течение часа обменивались шутками, Кассия наблюдала за ним. Он очень сильно отличался от Люка, но ей он понравился с первого мгновения, и она поняла, почему он стал ближайшим другом Люка. Они познакомились очень давно в Лос-Анджелесе.

Он подал ей чай, а потом принялся сплетничать и дурачиться с Люком. Они не виделись целый год, и им было о чем поговорить.

– Как долго вы живете в Нью-Йорке? – Наконец она обратилась к нему.

– Я живу здесь около трех лет, Кассия.

– Мне кажется, это слишком долго, – вмешался Люк. – Сколько дерьма ты собираешься еще терпеть на этой помойке, Ал, прежде чем поумнеешь и поедешь домой? Почему бы тебе не вернуться в Лос-Анджелес?