Хозяйка над бесами (СИ) - Мирра Слуцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хованья ткнула копьем в туман — тишина. На границе миров не росли даже неприхотливые хвощи, которым и песчинки достаточно, чтоб укорениться.
— Я все думаю, — сказала Вошенка, — о той людской деревне. Которую царь забрал давеча.
— А что думать о ней, — ответила Хованья, — В Есодке сильную магию применили. Такое истирает мир. Вот мы их и забрали. Это божественное равновесие, важнее нет
— Да нет, — Вошенка стояла ровно, словно боясь сделать шаг, — Я про другое. Помнишь, как ты трезубец Дуная ухватила? Когда царь выронил…
— Я же только коснулась. Оно не успело оскверниться.
Вошенка хотела было что-то ответить, да по ту сторону тумана раздался вой.
Хованья бросилась на звук. Копье в руке раскалилось. Ее обхватило что-то теплое и густое, удушливое, точно пар. Граница была нарушена.
— Назад! — раздался крик Вошенки, — Не подходи!
В ужасе Хованья бежала сквозь туман. Казалось, что вот-вот она вернется в царство воды, однако всюду за Хованьей стелился серый дым. Дышать становилось трудно. Казалось, будто по капле испаряется жизнь.
Вошенка кричала где-то рядом. Голос ее то становился громче, то стихал. Наконец Хованья метнула копье, надеясь, что оно разорвет туман и спугнет неизвестную тварь.
Спустя мгновенье сухость исчезла. Мир стал заполняться влагой. Даже туман выцвел.
А перед Хованьей лежала ее подруга. Копье угодило ей прямиком в гребень. Тот раскололся, камешек лежал поодаль. Он еще горел.
— Зачем, — Хованья опустилась на колени, — зачем ты взяла его с собой?
— А как без него, — прошептала Вошенка, — это же мое сердце.
Камень успели спасти. Он потерял половину цвета, но не раскололся. Вошенка сошла с ума. Она никак не могла подтвердить, что Хованья случайно метнула копье. Не рассказала она и про то, кого видела на границе. Камень ее бросили в ручей Мертвой и Живой воды.
А Хованью приговорили к вечному изгнанию.
В назначенный час в темницу вошла свита царя. Русалки были в красных кафтанах. Царь любил этот цвет. Однажды он сказал Хованье, что у людей есть одно великое преимущество. Их кровь ала и полна жизни, в то время как кровь водного народа прозрачна и безвкусна. Впрочем, он позабыл, что говорил, уже на следующую луну.
— Пройди с нами, — сказала русалка, имя которой Хованья не знала. Русалка выглядела слишком по-человечески, её глаза были с чёрными зрачками. Как у Хованьи. Как у любого, кто долго жил в мире людей.
Царь стал превращать в русалок всех детей, не только младенцев.
А раньше говорил, будто лишь младенцы могут впитать душу воды.
Кандалы на руках Хованьи замерцали. Она встала.
— Куда вы ведете меня?
— В зал казни.
Там никогда не подметали, и под ногами хрустели сломанные гребни.
Через зал казни не ходили просто так, даже в Троицу. Он находился в дальнем тереме, где когда-то жила царица. Говорили, туда царь принёс её сломанный гребень. Он был расколот, камень в нем треснул и почернел. С той поры царь вживил свой гребень в лоб.
Перед Хованьей мелькнула белая собака. Одна из русалок вытащила копье. Собака скрылась.
В зал Хованью ввели под плеск речных волн. Она шла, стараясь не ступать на гребни. Тщетно, они лежали повсюду. У стен стоял водный народ, головы женщин были обвязаны красными платками, у мужчин были красные повязки на предплечьях.
Царь сидел на резном стуле. По левую руку стояла Тавия, её красный кафтан был расшит жемчугами. Тавия молчала, по лицу её текли слезы. В полёте они превращались в жемчужины и стукали о пол.
— Подведите ближе, — приказал царь. Камень во лбу его вспыхнул алым цветом. — Принесите шкатулку.
От малахитовой шкатулке, которую поднесли ему, разливалось сияние. Хованья не могла отвести взгляда. Там лежал её гребень с голубым камнем.
— Ты, Хованья, дочь воды, отвергнутая ею, пришла на суд, — сказал царь, — И мы будем тебя судить. Ты признаешь, что поднимала восстание против меня и царства, чтобы внести смуту и захватить трон?
Хованья взглянула на царя. Тавия закрыла лицо руками.
— Мы сегодня схватили диких утопленников. Их глава, единственный, сохранил память и речь. Он сказал, что к ним пришла русалка и посулила, что они заживут в водном царстве. Они спросили, как именно. Ведь царь карает всех оступившихся. А русалка ответила, что надобно убить царя.
Хованья молчала. Её никто бы не помиловал. И кажется, она понимала причину.
— Я не виновна, — сказала Хованья, — Последние сорок лет прожила я в глухом озере. У вас есть доказательства кроме слов дикого утопленника?
Царь выглядел недовольным. Теперь на него смотрел весь водяной народ, даже дети пришли в зал казни
— Видимо, нет, — Хованья оглядела зал. — По древнему праву я могу защитить свою честь. Я хочу поединка.
— Это исключено. Я не буду драться с преступницей, — царь откинулся на спинку кресла.
Ответом ему был вой людей и молчание русалок.
— Господин мой повелитель, она права. Она имеет право на поединок, — сказала Тавия наконец.
Царь нахмурился.
Но что он мог поделать против своего народа. Единственным, что царь не мог обмануть, был закон.
— Какое оружие выбираешь? — спросил он сквозь зубы.
Хованья взглянула на Тавию.
— На трезубцах. Я прошу тебя, мой Повелитель — возьми Трезубец Дуная. Если мне гибель суждена, то пусть от нашего священного оружия.
На миг Хованье показалось, что царь сейчас закричит. Он ничего не сказал.
— Значит ли это, Хованья, что твой проигрыш будет значить твою вину и признание во всех преступлениях?
Никто не мог победить трезубец Дуная. Хованья обрекала себя на смерть.
— Да, но я прошу вас не нарушать законов гостеприимства. Отпустите мою спутницу.
Двери распахнулись, и водный мальчишка внёс трезубец для Хованьи. Это был хороший трезубец, какими дрались воительницы.
Царь взмахнул рукой — и, в сиянии и славе, возник трезубец Дуная. Хованья помнила этот трезубец. Раньше он казался ей ярче. Когда-то его ручка была ярко-красной, как камень во лбу царя. Хованья помнила день, когда все изменилось. Это случилось в Есодке, когда ведьма Анфиса стерла своей
