Хозяйка над бесами (СИ) - Мирра Слуцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далеко-далеко, у озера, от которого брала начало река, раздался плач. Мавки так не плакали, их голоса звучали куда мелодичней. Да и не водилось здесь других мавок.
Место было домом Хованьи. Там деревенская девка много лет назад утопила младенца. Вода вошла в него, заменив собой кровь. Младенец вырос русалкой. Водяной царь воспитал ее.
Плач усилился. Не иначе, к Хованье пожаловали незваные гости. В мгновение ока Хованья растворилась. Она позволила воздуху нести себя, она пролетала сквозь ветки, стволы и камни. За приозерный тростник Хованья зацепилась.
У берега рыдала третья девочка. Она была одета только в нательную рубашку.
Жизненной силы в детях всегда было много. Они могли вырасти в кого угодно — хоть в царя, хоть в ведуна. Девочка выглядела крепкой.
Если Екатия не уготовила ей смерть родами, жизненной силы Хованье хватит до весенних паводков.
— Чего ревешь? — спросила Хованья. Она сгустилась над водой
У девочки округлился рот — она собиралась звать на подмогу. Хованья шагнула навстречу, готовясь схватить дитя и утащить под воду.
— Чур меня, — сказала девочка. — Ты кто?
Она была младше других.
— Хованья. А ты?
— Аглая, — девочка посмотрела на воду, потом на Хованью. — Ты не боишься? Здесь русалки водятся злые. Они на дно тащат. Они и куклу мою забрали.
Водяной царь хранил человечьи вещи. Он любил драгоценные камни, золотые украшения и омытые водой черепа. Хованья забирала только жизненную силу. Портки с сапогами оставляла лихим людям.
— Где уронила-то?
— Ее русалки забрали, как Никиту — повторила девочка. Она не заметила, как замочила подол рубашки. Кто-то одарил ребенка оберегом, зашив в куклу волос живого человека. Обереги излучали тепло, их задачей было отгонять навью стужу. Действительно, откуда-то шел неприятный жар.
Хованья огляделась.
В тростнике запутался лоскуток. Хованья взялась за него и вытащила груду тряпок.
— Твоя, что ли?
— Игнатик! — девочка бросилась к тростнику. Она рухнула в топь, заскользила по илу пятками. Хованья поймала ее. Навий голод накатил вмиг. А добыча ничего не поняла.
— Спасибо, тетенька, — прошептала девочка, прижатая к белому русалочьему платью. Она посмотрела снизу вверх. — У тебя глаза зеленые, как у кота. Хованья подняла девочку на руки. Та не брыкалась. Кукла со шмяканьем рухнула вниз.
— Хорошая, — похвалила Хованья. Она не любила гнаться за жертвой по всему лесу. Девочка молча смотрела на нее. Когда-то так на Хованью смотрела Тавия. Она называла Хованью сестрой. «Я тебе верю, — говорила Тавия поначалу, — и он тоже скоро поверит, вот увидишь»
Под кожей девочки текла жизнь. Кровь — жидкий огонь. От голода кружилась голова, и стучало в ушах, как будто внутри Хованьи тоже билась жизнь. Люди были драгоценным источником. Хованья даже любила их по-своему. Она улыбнулась девочке.
Та таращилась ей за плечо.
Почуяв неладное, Хованья обернулась.
Густой белый туман валил из леса. Вода стала намного холодней. Трава потеряла цвет. Где-то заухала сова. Людское солнце померкло, и над миром воссиял нечеловеческий свет.
— Что это? — прошептала девочка. Теперь она цеплялась за Хованью.
— Навье царство.
— Дивное. Ты здесь живешь?
Все проходили через навь. Для людей это длилось несколько мгновений — перед рождением и после смерти.
Остальные же всегда блуждали по нави. Отсюда запах крови казался слаще. Он манил, он был единственным, для чего стоило жить. Кровь просачивалась в навь, и расцветала здесь алыми горящими пятнами. Заблудший шел по ним и к ним. В серой зыбкой мгле он видел одно истинное — кровь, кровь, кровь.
Ни одна живая душа не должна заходить в навь. В нави живут русалки и бесы.
Кстати о бесах. Вдали стали зажигаться голубые огни. Таким гостям Хованья была не рада.
— Я тоже здесь жить буду? — спросила девочка. Она заметила огоньки. — Так красиво. Как на Купалу.
— Помолчи, — приказала Хованья. Огоньки приближались. В серой мгле проступали рогатые тени. Даже водяной царь не связывался с бесами. Они разорвали на кусочки его жену, царицу русалок. Для них другая нечисть сгодится на закуску. Особенно мавка, которая уже семьдесят весен исправно подкрепляет себя человеческой кровью. Девочка всхлипнула — ее коснулось пепельное дыхание. С другого берега пошел дым.
— Вот что, — сказала Хованья, она была навьей. Всякий раз Явь с трудом впускала ее, — ты должна подумать о своем доме, живо! Иначе они до нас доберутся.
Девочка зажмурилась. С четверть лучины она шевелила губами, затем жалобно посмотрела на Хованью.
— Не могу! Здесь холодно очень.
Она вжалась в Хованью. Как будто это помогло бы. Хованью что-то мазнуло по ноге — обожгло вопреки стуже. Внизу плавала кукла-оберег. От нее расходилось тепло, напоминая о лучах другого, живого солнца.
— Вот, вспомни о том, кто сделал тебе куклу, — Хованья сунула девочке оберег, с него текло, и вода эта была теплой.
— Игнатик, — прошептала девочка. Она тоже нагрелась. Ее кровь застучала у Хованьи под пальцами.
— Думай о доме! — сказала та. Навий голод возрос. Но те, кто прятался за лесом, тоже хотели есть. Их голод оглушал. Им будет мало целого мира.
Воздух вокруг девочки стал теплее. Цвета разгорелись, и кровь прекратила сиять на полверсты. Явь выступала из Нави, пожирая туман и холод.
Солнце запылало жаром. В лесу запел соловей. Теплый воздух растекся над озером. Явь ликовала.
За щедрые дары приходится откупаться.
Хованья поставила девочку на берег и отступила вглубь.
— Иди отсюда. Считай, спас тебя оберег.
Девочка бросилась прочь. Перед тем, как скрыться в чаще, она обернулась.
— Ты добрая! — донеслось до Хованьи, — Спасибо!
Небо было желтым, как перед закатом. Деревенские ребятишки ушли из леса. Голод уже не скручивал жгутом. Он затаился там, где у человеческих женщин сердце.
— Спасибо, — повторила Хованья, поморщившись, — Тьфу!
До того, как земной мороз затвердит воду, надо раздобыть еще жертву. Тогда зиму можно пролежать на дне. И не падать в навь, чей зов с каждой луной усилялся.
***
Русалкам не снились сны. То, что видели дети нави, впадая в забытье, было воспоминаниями. Хованья могла блуждать как по своей памяти, так и по чужой. За это ее прозвали Бродницей —
