Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Динь-кланг-звяк… Еще одна попытка, с тем же результатом. Правда, на этот раз чуть посложнее, оба, независимо друг от друга, попытались сделать одно и то же, захватить и выбить из рук противника оружие. Не получилось – и вновь разрыв дистанции. Новая атака, на сей раз не обоюдная, а со стороны француза. Семен легко отбил, вновь разрывая дистанцию. Еще раз, еще…
Они медленно смещались по стене. Виконт поддавливал, и на его лице все явственнее проступало раздражение. Семен держал дистанцию, спокойно работая клинком и не желая пока влезать в активный бой. Нет уж, пускай сам раскроется… Мысли текли неспешно, холодно, четко, шпага так же холодно поблескивала… А потом все как-то резко кончилось.
В какой-то момент француз потерял-таки осторожность. Шагнул немного дальше, чем следовало, выпад сделал чуть глубже – и еле успел отшатнуться. Правда, шпага Семена вместо того, чтобы дотянуться до его шеи, лишь обратным ходом зацепила руку де'Гюссо чуть повыше кисти, но и это было пренеприятно. Больно – ну, боль-то можно перетерпеть. И то, что с кровью медленно, но верно уходят силы, тоже. В конце концов, не два часа шпагами размахивать. А вот разом ставшая скользкой от крови рукоять – это уже хуже, и силы отнимает как бы не больше, чем сама рана.
Виконт отскочил назад – только затем, чтобы успеть отбить атаку Семена. Получилось с трудом – рука явно повиновалась куда хуже, чем раньше. И снова отбить. И снова…
Теперь уже Семен уверенно теснил противника – здесь, в условиях ограниченного для маневра пространства, он чувствовал себя в своей стихии. Де'Гюссо отбивался. Пока отбивался, но получалось у него это все хуже. А потом, совершенно внезапно и без какого-либо перехода, француз вновь атаковал.
Его порыв был тактически абсолютно верен. В коротком бою шансы еще имелись, в обмене выпадами, с учетом раненой руки – уже нет. Однако его противник уже успел оценить манеру боя де'Гюссо и был готов к чему-то подобному. Семен вновь разорвал дистанцию, позволив атаке провалиться в пустоту, погасил ее скупыми движениями клинка.
– Ты неправильно двигаешься. Совсем неправильно, – одними губами усмехнулся он в лицо французу, а потом отбросил де'Гюссо назад и вначале медленно, но затем все быстрее и быстрее погнал его по стене.
К чести де'Гюссо, он сопротивлялся до конца, но это было уже неважно. И, когда виконт, цепляясь окровавленными пальцами за изуродованные ядром кирпичи, сполз с клинка и замер, в душе у Семена не осталось ничего, кроме пустоты и усталости. Он решил вопрос о том, кто круче, но… какой в этом смысл? И оставалось лишь вытереть шпагу от чужой крови, аккуратно засунуть ее в ножны и спокойно уйти. Уйти под веселые вопли зрителей и хлопанье по плечу, страстно желая одного – вновь оказаться в своей тихой, уютной квартирке, возле телевизора, там, где не надо постоянно кого-то убивать, чтобы просто выжить. Надоело!
– А ты и впрямь неплох.
Эта фраза вырвала Семена из попытки по-интеллигентски деликатно спрятаться в собственную раковину. Сразу же подкатился к горлу мутный ком раздражения – этому-то умнику что здесь нужно? А Матвей – ну, кто бы еще, спрашивается? – подошел и, так же как остальные, хотел было хлопнуть Семена по плечу. Вот только рука у него остановилась на полдороге, видать, было во взгляде свежеиспеченного дуэлянта нечто такое, что панибратству не способствовало.
– Чего злишься?
– Устал, – выдал Семен универсальный ответ нейтральным тоном.
Матвей покивал, то ли соглашаясь, то ли не желая спорить:
– А, ну, ладно. Пойдем-ка, поговорим.
В избе было все как обычно – тихо, спокойно, никто не беспокоил. Главного мафиози этих мест вообще старались не дергать по пустякам, хотя Семену, откровенно говоря, вообще казалось, что попал он не в страну, пускай и раздираемую гражданской войной, а в лихие девяностые. Вокруг сплошная братва и понятия вместо законов…
Кстати, так именно и было. Как Семен уже успел выяснить, сколь-либо стабильные законы на Руси появились совсем недавно, все при том же проклинаемом историками всех мастей Иване Грозном. До того – понятия, а бояре – паханы местечкового разлива. Грозный царь навел порядок и тех, кто повменяемее, заставил ходить строем, остальных же просто удавил. Кого втихую, а кого и публично. Однако стоило ему умереть, как все начало возвращаться на круги своя. Так что Матвей вовсе не являлся чем-то исключительным, воплощением зла и разгула бандитизма – все так жили.
– Сбитень будешь?
– Не хочу, – мотнул головой Семен. Действительно, национальный русский напиток ему, привычному ко всевозможным колам и фантам, как-то не очень пошел. Нет, вкусно, чего там спорить, но уж больно непривычно. То ли дело ягодные морсы. В них здесь, правда, вместо сахара клали мед, но принципиальной разницы с тем, что пивалось дома, он не видел.
– Смотри сам.
Они некоторое время молча сидели. Матвей хлебал свой сбитень, и капли напитка застревали в бороде, Семен, за неимением под рукой морса (вставать и лезть в погреб было откровенно лень), реквизировал жбан с ягодной настойкой. Какая уж там была ягода, он не знал, градус в ней выглядел несерьезно, однако бодрил напиток неплохо.
Матвею сидеть просто так надоело первому. Задумчиво огладив главное мужское украшение, сиречь бороду с усами, он отставил кружку и негромко спросил:
– А теперь скажи мне, мил-человек, кто ты и откуда?
Семен не сказал в ответ ни слова. Просто сидел и молча смотрел на Матвея, и тот расценил его молчание совершенно правильно.
– Ты говоришь по-нашему, но не так, как мы. Видно, что это – твой родной язык, но такой чудной манеры я не видел ни у нас, ни в Литве, ни… да нигде не видел. А погулял на своем веку и посмотрел окрестности я изрядно.
Aгa, погулял, посмотрел, с внутренней усмешкой подумал Семен, но вновь промолчал, лишь заломил вопросительно бровь. Однако Матвей не стал дальше распространяться о своих похождениях. Вместо этого он нахмурился и негромко, но внушительно сказал:
– Я задал вопрос.
– Не стоит задавать неудобных вопросов, если не хочешь получить бессмысленные ответы.
– Шутник, значит… – Матвей усмехнулся, и хронозасланцу сразу же стало неуютно.
Откровенно говоря, Семен за какую-то долю секунды успел подумать, хватит ли у него времени выхватить пистолет, трезво оценить шансы
