Конкистадор поневоле - Михаил Александрович Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И пальнуть в белый свет, как в копеечку, – продолжил его фразу лейтенант. – Не говори ерунды.
– Как ты думаешь, чего они сюда лезут? Медом им здесь намазано, что ли?
Лейтенант оглянулся, убедился, что никого поблизости нет, и, понизив на всякий случай голос, буркнул:
– За нами они лезут, другого варианта не вижу. И подставляем мы местных, выходит, со страшной силой.
– Угу…
– Что, угрызения совести замучили?
– Есть малехо.
– Ну и плюнь, – неожиданно усмехнулся лейтенант. – Самое глупое занятие – предаваться самобичеванию. Лучше уж вместо этого помочь народу отмахаться. А если бы мы поставили себе в задачу просто спасти свои шкуры, то давно могли уйти, тем более никто не держал. Сплошного кольца осады нет и не предвидится, так что нас они бы не поймали. Но я подумал, что лучше побрыкаться здесь, тем более что время работает на нас. Воевода уже послал за помощью, правда, я подозреваю, всем будет не до нас. Здесь сейчас такое творится… Впрочем, непринципиально. Довольно скоро поляков изгонят с этих мест, и в том, чтобы продержаться до того момента, я не вижу ничего невозможного.
Будто опровергая его слова, вновь тяжело бухнула пушка, и ядро выбило из стены гроздь осколков. Совсем рядом выбило, кстати. Лейтенант поморщился:
– Нет, с этими уродами надо что-то срочно решать. Иначе они на радостях притащат еще одну такую дуру, и будет нам совсем невесело.
– Попробуй.
– И попробую. Кстати, разгадай старую загадку. Наведет стеклянный глаз, щелкнул раз – и помним вас.
– Фотограф?
– Ты оптимист. Пессимисты отвечают – снайпер, – усмехнулся лейтенант и потянул откуда-то из-за угла снайперскую винтовку. Долго вглядывался в позицию артиллеристов через прицел, а потом вздохнул: – Не достать.
– И я о том же.
– Отсюда не достать. А вон с того пригорка – запросто.
Холмик, напоминающий небрежно выдавленный прыщ, торчал метрах в семистах позади вражеских позиций, на что и указал лейтенанту Семен. Тот лишь отмахнулся:
– Обойду, не проблема. Говорю же, сплошного кольца осады нет, а с секретами как-нибудь разберемся.
– Когда пойдем? – деловито поинтересовался Семен.
– Ты остаешься.
– Не доверяешь?
– Прости, но в этот раз я пойду один. И да, не доверяю твоей способности ходить по лесу и оставаться необнаруженным. Да и кашляешь ты все еще, пробьет тебя не вовремя – и все, демаскируешь напрочь. Извини, ты научился лихо резаться с врагами, но это не то, что сейчас требуется. Я и остальных-то не возьму. Не та у них подготовка.
Это оказалось неожиданно обидно, хотя умом Семен понимал, что лейтенант прав. И вообще, дело прежде всего, чай, не красна девица, понимание есть, и потому, справившись с эмоциями, он как можно небрежнее поинтересовался:
– А ты вообще кто?
– В смысле?
– В прямом. Ты знаешь больше, чем хочешь показать, подготовка у тебя интересная. Твои ребята попроще, это заметно, а ты прямо Джеймс Бонд какой-то. Я, конечно, не все знаю и не все умею, но глаза-то у меня есть.
– Глаза есть, конечно, – лейтенант посмотрел на Семена так, что тому разом стало неуютно. С интересом посмотрел. Интерес, такой интерес – сожрать или повременить немного. Тут лейтенант усмехнулся, и наваждение, мигнув, сгинуло. – Наверное, ты прав, но давай все же не сейчас. Вернусь из рейда – тогда и объясню… кое-что.
Оставалось только согласиться, других вариантов все равно на горизонте не просматривалось. И вечером лейтенант уходил через уже знакомый подземный ход. Шел в одиночку, хотя, конечно, все трое товарищей проводили его, да еще и, выбравшись первыми, проверили, нет ли засады. Так, на всякий случай. Но все было тихо, и диверсант, выбравшись наружу, не сказав ни слова, бесшумно растворился в темноте.
Весь следующий день стенобойное орудие исправно ухало, заражая обороняющихся унынием. А Семен все больше нервничал, хотя и понимал – вряд ли лейтенант начнет действовать посреди бела дня. В конце концов, победа – удел терпеливых. Так что сидел он дома, лопал пироги, которые невесть с чего решила напечь Матрена, и думал, извиниться перед ней или же нет. Решил, что не стоит, поскольку хорошо помнил старую истину: если вы уступите женщине хотя бы дюйм, она тут же запаркует туда свою машину. Кто это сказал, Семен не помнил, но фраза была… жизненная.
На стену он вновь поднялся примерно за час до захода солнца. Однако все оставалось по-прежнему. Действо началось только в сумерках – похоже, эстетствующий лейтенант решил, что в это время фейерверк будет лучше смотреться. В польском лагере рвануло, да так, что прошлый раз, когда разнесло мортиры, казался детским баловством в песочнице. Решив, что низкая точность компенсируется мощью боеголовки, лейтенант решил не мелочиться и подорвать пороховой склад. В результате часть посада и, соответственно, тех наемников, которые в нем расположились, попросту сдуло. Бревна взлетали метров на пятьдесят, а ствол орудия, так досаждавшего крепости, отшвырнуло к самому лесу. Семен хорошо видел в бинокль, как бронзовая дура весом, наверное, в тонну, вращаясь не хуже городошной биты, летела, сметая все на своем пути до тех пор, пока не воткнулась в глинистый склон. Впрочем, и там она задержалась недолго. Громыхнуло (правда, надо признать, по сравнению со взрывом совсем дохленько), и ствол орудия, вылетев из земли, плюхнулся в грязь. Очевидно, в него уже был заложен пороховой заряд, и сейчас хорошенько разогретый, он сдетонировал.
Ну все, теперь оставалось только ждать возвращения лейтенанта. В том, что он сумел уйти, Семен не сомневался ни на миг – после устроенного им веселья полякам оставалось только контузию залечивать. Тем, кто уцелел, естественно. В такой ситуации ловлей диверсанта, даже если его обнаружили, заниматься сложно. Конечно, оставался вариант, что его самого могло накрыть взрывом, но верилось в это с трудом – не тот человек.
Лейтенант вернулся только под утро – делал большой крюк, чтобы не столкнуться ненароком с мечущимися ляхами. А бегали они знатно.
Лейтенант, щуря красные от усталости и недосыпу глаза, хохотнув, сказал, что ощущение, будто они обожрались красного перца с чесноком напополам, а теперь пришла пора сходить на горшок. Остальные посмеялись немудреной шутке и оставили командира в покое – тот, поев, сразу отправился в баню, а потом завалился «соснуть минуток шестьсот-семьсот». Единственно, успел рассказать, как было дело.
Как и предполагал Семен, лейтенант решил не рисковать с диверсией средь бела дня. Но и устраивать пальбу с дальней дистанции он тоже не захотел. Не потому, что это было сложно, а из-за низкой эффективности. Ну, положит он пушкарей, а что дальше? Найдут других, пускай и похуже, справятся