Самосожжение - Юрий Антропов

Штрих, который уточняет наше всеобщее движение.

Штрих, который украшает перспективу.

Как последний мазок гениального художника.

Как последняя правка рукописи, скорее всего, чисто стилистическая, над которой работал теперь сам Гей.

Точнее, весьма незначительная правка на стадии сверки, когда уже исправлять, собственно говоря, ничего нельзя.

Словом, штрих — это не просто штрих, а венец творения.

Так думал Гей, пока Георгий не сказал ему:

— Штрих этот не венец творения, а проявление волюнтаризма.

— То есть как?.. — задохнулся Гей то ли на вдохе, то ли на выдохе.

Никак не ожидал он такого выпада от Георгия.

И переспросил на всякий случай, как человек, который ослышался, у человека, который вообще не понял вопроса.

— Неплановая стройка, — произнес Гей с нажимом, — волюнтаризм?

— Да, именно так это называется, — с циничным спокойствием подтвердил Георгий.

Гей просто в шоке тогда оказался.

А Георгию хоть бы хны!

У меня иммунитет абсолютно на все, говорил он Гею в таких случаях, в шоке я не бываю.

Но о неплановых стройках они в тот раз больше не говорили.

Тут и дураку все ясно, как бы сказал Георгий взглядом.

Дураку-то, может, и ясно, однако Гей все же решил узнать мнение самого Бээна.

Уж узнавать так узнавать.

И Бээн сказал:

— Неплановая стройка — это диалектика жизни. Без нее нам каюк.

Непривычно многословный для Бээна ответ.

Ах это иго татаро-монгольское!

Каюк было слово нерусское.

Но удивительно точное, понятное.

И Гей сообразил, что без неплановой стройки нам — конец.

Но все же не мог он забыть про слова Георгия.

НЕПЛАНОВАЯ СТРОЙКА — ЭТО ВОЛЮНТАРИЗМ.

Выходит, с одной стороны — диалектика жизни, а с другой стороны — волюнтаризм.

И Гей решил узнать, а нет ли стороны третьей, если и не примиряющей эти крайние стороны, то хотя бы их объясняющей.

И как раз тут случай свел его с Мээном.

Матвей Николаевич, или попросту Мээн, как звали его заглазно и, конечно, любя, — впрочем, как и Бээна, — несмотря на солидную должность, был прежде всего специалистом, а именно горняком, хотя занимался и металлургией, в отличие от Бээна, который всегда, сколько помнил себя и сколько помнили его другие, был прежде всего организатором, то есть как бы совмещал в себе и строителя, и экономиста, и мало ли кого еще, хотя никем, в сущности, не был, а был только организатором.

Кстати, в епархии Бээна, то есть в системе ЛПК, Мээн был далеко не последней спицей в колеснице.

И вот Мээн сказал Гею:

— Неплановая стройка — это бардак.

Гей не тому удивился, что неплановая стройка — это бардак, а тому, что Мээн использовал тут один из двух вариантов ответа самого Бээна, которые слышал Гей, какие бы вопросы при этом ни задавал он Бээну.

И Гей теперь не задохнулся ни на вдохе, ни на выдохе и не пролепетал: «То есть как?..»

У него, должно быть, уже начал вырабатываться иммунитет.

Более того, не без цинизма, присущего Георгию, он сказал Мээну:

— Но ведь вы же сами в этих неплановых стройках участвуете, да еще как! Не просто отсиживаетесь на выездных расширенных уик-эндах, то есть планерках, но и санкционируете, именно так это называется, поставки материалов и оборудования, без чего неплановая стройка была бы немыслима. В прошлый раз, например, вы дали на смородинскую птицефабрику сто тонн цемента, да какого цемента — высшей марки! — припер он тут Мээна к стенке.

Монолог столичного трагика.

— Да, было дело… — вздохнул Мээн. — И давал, и дам еще. И цемент, и арматуру, и технику, и людей… Все отдам! — Помолчал и добавил: — Даже если после этого мне придется закрыть рудник. Потому что на десятом горизонте без цемента нечего делать. А там и плавильные заводы придется остановить. Потому что без руды металлургам нечего в цехах делать.

И тут Гей ужаснулся.

Он вспомнил, как Гошка в день рождения гильзу ему подарил, громадную гильзу, величиной с Юрика, и Гей тогда вдруг подумал: а что, если эта гильза снарядная сделана из цветного металла, который дает стране как раз Комбинат Бээна?

Патриотическая была мысль.

Ведь Комбинат находился в Лунинске.

А Лунинск был родиной Гея.

И вот Гошка теперь с помощью цветных металлов, которые добывали, плавили в Лунинске, защищал эту родину от империалистов, и выходит, что от количества снарядов зависела и судьба Гошки, и судьба родины.

— Никак нельзя закрывать рудник и заводы! — сказал Гей понурому Мээну.

— Да я и сам знаю, что нельзя, — ответил тот и опять вздохнул. — Но Бээн говорит, что хочет гарантировать каждому труженику ежедневную яичницу.

— Хэм энд эгс, — поправил Гей.

Мээн подумал и сказал:

— Для кого — хэм энд эгс, а для кого — яичница.

Видно, бывал за границей, знает, что к чему.

Гей не стал уточнять, да тут и Мээн разговорился:

— Неплановая стройка — это бардак потому, что происходит вопиющая диспропорция в развитии народного хозяйства…

Ну и так далее.

Монолог трагика провинциального.

По правде сказать, Мээн обошелся без литературного словечка «вопиющая».

Это слово он заменил наиболее ходовым.

То есть использовал народное, как говорят и пишут, идиоматическое выражение.

Но суть от этого не меняется.

Диспропорция происходит.

Как ни крути.

И даже дураку ясно, что это за диспропорция.

Но дураку-то, может, и ясно, а вот Гею, как научному работнику, человеку хрупкого интеллекта и тонкой душевной организации, следует, наверно, объяснить популярно — насчет бардака, естественно.

Как подумал, должно быть, Мээн.

Потому что сказал Гею так:

— Ведь что происходит? Решил, например, кто-то, но обязательно наш Бээн, мало ли кто, но, конечно, такого же масштаба деятель, построить, например, птицефабрику. А как ее построить, если в планах развития народного хозяйства эта птицефабрика мало ли почему не запланирована? Никак ее не построишь. Законным способом. Вот Бээн или кто-то другой такой же и затевает стройку неплановую… — Мээн замер, как бы подчеркивая особый драматизм этого действия. — А как это происходит? Назначает Бээн выездную планерку. Прямо на месте будущей стройки. Где-нибудь на околице какого-нибудь совхоза. И без всяких предисловий — как обухом по голове: «Будем строить птичник…» Хотя, может, кто думал совсем про другое. Коровник там или свиноферму. А тут вдруг — птичник… Ну, птичник так птичник. А Бээн между тем начинает обкладывать данью всех по порядку: ты — сто тонн цемента дашь, ты — технику обеспечишь, ты — людей сюда завезешь…