Самосожжение - Юрий Антропов

Гей представил себе эту ситуацию — и тут его осенило.

Он подумал, что Бээна в интересах дела тоже можно, пожалуй, назвать президентом.

Хотя бы с маленькой буквы.

Во всяком случае, в пределах своей управленческой системы Бээн и был таковым.

Следовательно, можно сказать, что Гей был хорошим знакомым президента.

По крайней мере, Гею так иногда казалось.

А иногда казалось наоборот.

Это было свойством натуры Гея.

А может, свойством натуры Бээна.

Все-таки он был как-никак президентом, хотя и с маленькой буквы.

Кстати, в этой связи, считал Гей, титул супруги Бээна следует писать, пожалуй, тоже с маленькой буквы, чтобы, во-первых, не нарушать семейную субординацию, а во-вторых, не выходить за рамки общепринятого у нас демократизма.

То есть не Первая Женщина Комбината, а просто первая женщина.

Точнее, просто женщина.

Еще точнее, простая баба.

Так вот, значит, Бээн провел тот самый уик-энд, то есть — по-нашему если — выходной, на расширенном выездном заседании, которое стало доброй традицией с тех самых пор, как началась ударная, хотя и неплановая, стройка птичника в Смородинке.

Выходит, как представлял себе Гей, получалась такая расстановка, имевшая, можно сказать, международный характер.

Один Президент, катаясь на лошадках неподалеку от своего ранчо, вынашивал убийственную для человечества идею ударной программы создания рентгеновского лазерного оружия космического базирования.

Второй президент ломал голову над тем, чтобы накормить яйцами и птичьим мясом жителей Лунинска, прежде всего коллектив Комбината, вроде как детей своих.

— Я им должен дать хэм энд эгс! — говорил он с пафосом, переняв у Гея заморское слово.

Гею нравился этот пафос, хотя он и поправлял Бээна:

— Без ветчины и колбасы — это уже не хэм энд эгс…

На что Бээн резонно ему отвечал, что суть не в названии, была бы яичница.

И в этом смысле Бээн был глубоко прав, наверно.

Такие дела.

Стало быть, вот ради этого блюда, как там его ни называй, Бээн и назначал на каждый уик-энд выездную расширенную планерку, отчего про эти уик-энды можно было сказать, положа руку на сердце, что они удавались на славу.

Хотя и не все было замечательно.

То есть далеко не все.

Точнее, как считал Гей, все было отнюдь не замечательно.

А причина одна, как считал Бээн.

Нерадивость иных товарищей, наделенных, к сожалению, определенной властью.

Даже не то чтобы нерадивость, поправлял он себя, а хроническое недопонимание поставленных перед ними задач.

Ну ладно, мысленно как бы возражал ему Гей, — собираясь сказать и вслух, но уже после планерки, конечно, — их еще можно понять, этих нерадивых товарищей, когда возникает нехватка цемента, арматуры, швеллерных балок и тому подобного дефицитного материала. Но неужели в округе Смородинки нет хорошей питьевой воды? Дело дошло до того, что в этот раз на планерке заслушали выступление врача студенческого строительного отряда, который привел данные анализа питьевой воды из бочки, к питью, увы, непригодной, как заявил врач. Да и участились перебои с подвозом хлеба, как сказал командир эсэсо, то есть студенческого строительного отряда.

Ни хлеба, ни воды.

Вот уж нерадивость так нерадивость!

Безответственность.

Халатность.

Или как там это еще называется.

Из рук вон плохое руководство стройки, как тут же сказал Бээн.

Сказал, разумеется, гневно.

То есть он просто сказал:

— Бардак.

Хотя он с удовольствием бы произнес другие слова:

— Диалектика жизни…

И вот когда Бээн сказал: «Бардак», он поискал взглядом куда-то запропастившегося директора совхоза «Рассвет», которому было поручено курировать ударную стройку птичника, потому что птичник, в конце концов, вместе с будущими новоселами, то есть курами, и снесенными ими яйцами, число которых по проекту исчислялось миллионами, должен был влиться в основное хозяйство совхоза, пока, к сожалению, незавидное.

— А где Петухов? — как бы стараясь сдержать свой гнев, спросил Бээн.

Приближенные люди Петухова робко ответили, что Петухов отсутствует по причине болезни горла. Бедолага совсем охрип.

— Допелся… — мрачно сострил Бээн и посмотрел на Гея, точнее, на блокнот в его руках, то ли прося записать эту меткую остроту, то ли прося не записывать ее.

Гей знал, что вообще-то, во всяком случае, в другое время и в другой обстановке, Бээн весьма уважительно относился к незаурядным, как он говорил, вокальным данным директора совхоза.

Бээн был натурой песенной.

Более того, он слыл как бы даже меценатом.

Благодаря чему и завязалась в свое время дружба Гея с ним.

Между тем Гей заметил, что кое-кто, посмелее кто, не то чтобы хохотнул, но все же изобразил якобы смеющееся лицо, особенно если сидел во втором ряду, за чьей-то спиной, вне поля зрения Бээна, как говорил Гей о таких заднескамеечниках, изображавших из себя как бы оппозицию Бээну, однако на самом деле норовивших отсидеться в тени молчком.

Грустным тут стал Бээн.

Загрустишь поневоле.

Ты едешь сюда, за добрую сотню километров, вместо уик-энда, то есть выходного дня, устраиваешь тут заседание, никаких сил своих не жалеешь, а директор совхоза не соизволил явиться на эту выездную планерку, хотя мог бы и без персональной машины обойтись — на окраине Смородинки и заложили птичник-то.

Не прощал, не оставлял Бээн без внимания такое неуважительное к себе отношение и умел, имел немалый опыт напомнить обидчикам об их плохом воспитании, возможностей для этого у Бээна было много, но тут, Гей заметил, не то чтобы пасовал Бээн, а проявлял несвойственную ему выдержку.

— Да-а… — только и сказал Бээн.

А ведь это, по сути, не его дело — проводить тут планерки.

Строить птичники.

Механизированные коровники.

Овцекомплексы.

Что там еще?

Ямы силосные.

Парники.

Да и сено косить.

Убирать с полей овощи.

Ведь он еще и основную продукцию должен давать государству — разные металлы, Гей предпочитал не упоминать, какие именно, точнее, упоминать было можно — медь, свинец, цинк и так далее, включая, естественно, редкие, об этом во всех газетах писали, но вот цифры называть — это Гею казалось уже излишним, точнее, сам Бээн приучил его к такой скромности.

И вот как бы в порядке шефской помощи селу, которое в последние годы пострадало от капризов погоды, Бээн и взял на себя эту нелегкую миссию быть своеобразным прорабом той или иной стройки для села.

Не президентом — прорабом.

Великий этот парадокс, по мнению Гея, был главным движущим моментом маленькой истории маленького края, центром, столицей которого был Комбинат.