Моя Гелла - Ксюша Левина

Брови Эльзы ползут вверх, она откидывается на спинку кресла и закидывает ногу на ногу.

– А еще я пару раз за этот месяц подавлял приступ гнева, ну знаете, сидишь в машине и думаешь, что хочешь убить одну девчонку, которая стала неплохим раздражителем, прямо как палка для собаки. Потом раз – задаешь вопрос «зачем?». Потом – «почему?». Потом – «а какое тебе дело?». Не то чтобы отпускает… но я не устроил разборку, а это плюс. О! Доктор Эльза, еще кое-что. Оля. Тупая Оля-с-сайта, вы ее знаете, ходит на групповые со мной, суицидница-малолетка. Так вот, она ко мне на репетиторство ходит. Не поверите, я еще ее не убил, а она глупая страшно и выводит меня из себя. Плюс мне? Плюс. Только вы тут ни при чем, ясно?

– Могу вернуть деньги, – на одной ноте произносит Эльза, и уголки ее губ ползут вверх.

– Не стоит, обойдусь. Раз прием окончен, могу идти? Или я такой сложный случай, что надо посидеть еще? Хотите препарировать мой мозг или типа того? М?

– Нет, Егор. Не хочу. Но ты прав. Ты очень. Очень. Сложный случай, – уже спокойно и тихо говорит Эльза. – Но не потому, что твоя история про жестокого отца такая грустная. А потому что ты не то чтобы берешь на себя ответственность. Отец виноват во всем, а ты-то просто болен, и неизлечимо, раз таблетки не существует, а разговоры – это полная туфта. Справиться с гневом для тебя – вызов, но сработает ли это снова? Не убить Олю – достижение. Сколько, кстати, занятий прошло? Два? Три? Она говорила что-то такое на групповых, которые ты перестал посещать. Как скоро на тебя опять накатит вся та грязь, от которой ты, кажется, сейчас отмылся? Дело не в том, что ты не веришь в психологию. Дело в том, что ты не веришь, что должен приложить усилие. Ты пришел, чтобы через год все решили, что ты другой человек. Пришел просто отбыть наказание, иначе отец пригрозил, что отправит в рехаб. А в рехабе тебе не понравилось. Там слишком много тех, с кем ты себя не ассоциируешь. Алкоголики с «белкой», наркоманы, докатившиеся до передозов. Там не так все романтично, как в кино. Ты выбрал не месяцок там, а год тут. Твой год подошел к концу. Но ты все еще такой же, как алкоголик с «белкой» и наркоман с передозом.

– Вы не должны такое говорить.

– Правда? Почему не должна? Ты больше мне не пациент. Ты избалованный мальчишка, который…

– Я вижу галлюцинации. – Сжимаю подлокотники сильнее и слышу треск ткани под ногтями, а потом долго смотрю на собственные покрасневшие руки. – Стал видеть. Месяц назад.

Из ледяной королевы-стервы психолог превращается в милашку-принцессу Эльзу. Стена между нами идет трещинами, но не рушится.

– Насколько это было реально?

– Очень… реально. Но никто не верит. – Вскидываю голову и ищу недоверие во взгляде Эльзы, но там тревога. Она мне верит. – Я сошел с ума.

– Нет, Егор. Не больше, чем остальные.

– Но я видел ее. Трогал. Хотя я не уверен, что это было. Сон, быть может. Или и правда сошел с ума. Не знаю. Мне тошно об этом думать. Я поверил, что она есть. Даже что-то там ради нее старался.

– Но если ее не было, значит, и старался ты ради себя?

– В-в-возможно.

В горле образуется ком, и я пытаюсь его проглотить, но не выходит. Никогда не чувствовал, что воздух в этой комнате такой разреженный. Его всегда было достаточно, чтобы я дышал спокойно, но теперь его нет, и это наполняет тревогой и в то же время освобождением, потому что напоминает момент перед падением. Легкие дышат, голова отключается, остается довериться страховке за спиной. Что-то подобное.

– Я псих?

– Не больше, чем остальные, – повторяет Эльза. – Тебя это пугает?

– Нет. Совсем нет. Это пугало других, но не меня. Мне казалось, что я в безопасности. Она ушла и…

– Она?

– Да. Она – галлюцинация. Она – девчонка. Гелла.

– Дал ей демоническое имя?

– Не я, родители. Она существует. И Гелла значит «солнечная». Не суть. Гелла… она вообще сейчас меня не помнит. И я мог бы, наверное… пойти к ней. Она меня не знает. Я могу с ней сблизиться и…

– Но? – поправляет Эльза, зная, к чему я веду.

– Но, пожалуй, ей не нужно это дерьмо, верно?

Смотрю на женщину, к которой год испытывал искреннюю ненависть с самым настоящим страхом, будто это она вершит мою судьбу.

– А почему ты решил за нее? Или, быть может, ты просто решил, что ты для нее слишком плохой? Может, ты опять думаешь, что ты плохой парень, так же как был плохим сыном или плохим братом? Только что ты мне говорил, как ты хорош. Как ты не убил Олю и не дал вырваться гневу.

Я запутался, но слова Эльзы предельно ясны. Такой вот парадокс.

– Ты нестабилен, но это нормально.

– Давайте, залейте мне в уши какое-нибудь упражнение.

Она улыбается мне, длинная коса лежит поверх голубого платья, расшитого ледяными кристаллами. Такие же сверкают на полупрозрачной мантии и в челке. Кукольные брови сдвигаются на переносице.

– Главное – не прикрывайся оправданиями. – Голос принцессы Эльзы все дальше, ее поглощает туман, а потом накрывает темнота.

А я открываю глаза. Надо мной потолок, свет фонаря, запах дачного домика. Древесный и немного затхлый. Долго не могу понять, воспоминание это было или сон. Был я на приеме у Эльзы или нет? Мой психолог – диснеевская принцесса? Как давно я был на приеме?

Деревянная крыша дачи будто испещрена черными шрамами, из которых торчит утеплитель, в свете уличных ламп это жутковатая картина. Накрываю голову подушкой и дышу сквозь нее, чтобы успокоиться.

Воображаемой Геллы не существует. Воображаемая Эльза говорит, что я имею право подойти к реальной Гелле? А может, и не только воображаемая: я все еще не могу разобрать нити реальности, что кажутся одновременно и сном, и явью. Такое со мной частенько случается от сильной усталости и бессонницы. Обычно я в этом состоянии отвечаю на ночные сообщения, а утром этого даже не помню, или вместо будильника выставляю время на калькуляторе.

Сажусь в кровати и ловлю взгляд парня в зеркале, по-прежнему покрытого трупными пятнами.

– Привет, Дориан, как дела? – Он обезьянничает, повторяя за мной, но не отвечает. – Говорят, мы все-таки достойны Геллы. Как жаль, что она вроде как начала встречаться с Зализанным, а мы с тобой все продолбали.

Подмигиваю парню, он отвечает тем же, и я опять