Моя Гелла - Ксюша Левина

Пять лет назад

– С новосельем, – холодно комментирует Соня и подкуривает сигарету прямо на моей новенькой красивой кухне, не потрудившись включить вытяжку.

Такого благоговения, как перед дачным домом матери, перед квартирой у меня нет, и сестра при желании может перебить тут всю посуду, снести стены и сорвать шторы. Это просто красивая хата. Отец купил ее у своего друга, хвастаясь, что берет для сына-умницы. Ремонт тут делала какая-то женщина-дизайнер, и она тоже слушала, что это подарок сыну. Внизу ждет машина. Моя. Куплена в салоне отца, и там все просто наперебой хвалили отличного родителя. Обладание машиной вызывает во мне острое приятное чувство собственничества. Я владею чем-либо. Чем-либо, что движется и может меня куда-либо отвезти. Это смешит.

Отец оплатил обучение в университете еще до того, как я сдал ЕГЭ, и меня зачислили в числе первых. Мне не нужно было стараться. Я, наверное, буду самым тупым, но всем плевать. Баллы у меня самые высокие.

– Ты меня бросаешь, – говорит Соня. – Ты мог подождать год.

Последние месяцы она плюется ядом сильнее, чем прежде. Наши дороги будто начали в какой-то момент расходиться, и это уже ощущается как чертова пропасть. Сидим курим в отдельном жилье, и я сегодня засну один. Неприятно думать, что Соня уедет домой. И я больше не буду знать о ней все.

– Ты скоро тоже съедешь.

Соня могла бы сейчас сказать, что хочет ко мне, но я знаю, что она не скажет. Она давно уже не говорит ничего милого, в то время как у меня есть потребность с ней говорить. Я не знаю, кого еще любить, кроме нее. Во мне черная дыра, которую нужно чем-то закрывать, она засасывает в себя так много эмоций, что я становлюсь переполненным невероятной злобой на мир. На мать. Я больше всего на свете не понимаю нашу мать. Совершенно очевидно, что она могла все исправить.

Этот гнилой мир давно отучил меня на кого-то надеяться. Ждать, что кто-то исправится. Ей нравилось жить с монстром, а о нас она не думала. Она красива для него, старается изо всех сил, чтобы он еще больше ее любил. Он все так же ею одержим, и это все больше похоже на сюр.

– Я его ненавижу, – тихо говорит Соня.

– А я ее.

– Мужская солидарность?

– Женская глупость.

Мы не хотим вместе пить, не хотим веселиться и слушать музыку. Я знаю, что Соня приедет домой и тайком одна выпьет не меньше бутылки вина. Никто даже не заметит, она в этом мастер.

– Малыш…

– Не зови меня так. – Ее лицо становится по-настоящему сучьим, а губы искривляются в ледяной злобной улыбке. – Не делай вид, что мы друзья. Ладно, развлекайся.

Она берет сумочку, надевает дорогие ботинки. Просто сияет на самом деле. Папина маленькая гордость, которую он наряжает и делает что угодно по ее прихоти. А она его ненавидит. И перерезала бы горло, будь посмелее. Она считает перед сном свои шрамы, я знаю. И она ничего в мире не боится, даже его. А я в ужасе. Почему так вышло – не знаю.

Соня боится ответственности, боится хоть что-то контролировать. А меня тошнит, когда я ничего не решаю. Соня до сих пор хочет уйти из дома, вылететь из окна в мир, где не взрослеют. Я хочу дом, тишину и спокойствие. И чтобы все было хоть однажды так, как я решил. Я впервые сел за руль машины и не поверил, что могу свернуть на любую улицу, мчаться на любой скорости. Могу теперь дома слушать любую музыку и говорить, что захочу. Могу ходить на любые тусовки и возвращаться в любое время.

Соня закрывает дверь, и становится пусто. Я боюсь тишины, одиночества – я к ним не привык. Рефлекторно оглядываюсь пару раз и не вижу за спиной никаких опасных теней – к этому тоже нужно будет привыкнуть. Но в этой квартире мне как-то не по себе. Она слишком сильно напоминает отца, будто он просто переселил меня вместе с комнатой в другое место, но все еще может заявиться в любую секунду.

Глупости. Я ничего не боюсь. Это не страхи. Мальчики ничего не боятся.

Часть 2

Пять лет назад

Едва я приближаюсь, Олег и Влад вскакивают со скамейки в круглом дворе универа – видимо, ждали, что я приеду на собственной тачке. Они забирают у меня ключи и бросаются к моей «сбывшейся мечте». Так отец сказал, по крайней мере. А я остаюсь один. Не уверен, что мне стоило садиться за руль, но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Голова немного кружится и хочется есть. И кофе. Мысли обрывочные, разбегаются. Не могу понять: счастлив я или раздавлен. И если второе, то чем?

Солнце слепит глаза из-за бессонной ночи, так что приходится щуриться. Очки забыл в машине, а возвращаться не хочется. Не спал, просто потому что впервые ночевал в доме один. Мне не хватало звуков, шорохов, понимания, в какой точке квартиры сейчас находится отец и что он делает. Если храпит за стенкой, он дома и можно спать. Если слышны крики, он занят разборками с матерью. Если тишина, можно ждать чего угодно – и этой ночью я чувствовал себя именно так. Трижды проверял замки, хотя сомневаюсь, что кто-то стал бы ко мне приходить. Да и я давно его не боюсь. Он перестал меня бить, как только стал ниже, как, впрочем, я и думал все детство. Нужно просто дорасти. И вот великан уже не кажется таким большим. В тот год, когда я обогнал Соню на полторы головы, она перестала со мной делиться личным, как будто я бросил ее одну на уровне ста шестидесяти сантиметров.

Смотрю по сторонам и понимаю, что, пожалуй, единственный пришел сюда впервые. Я даже документы сам не подавал. Студенты толпятся у дверей, в общей массе мелькают яркие пятна: девчонки с выкрашенными в разные цвета волосами, странно одетые парни. Впрочем, это неинтересно. Запахи духов, электронных курилок, уличной еды и кофе. Какая-то новая реальность.

Первокурсник. С сегодняшнего дня. По этому поводу тоже на удивление никакой радости нет, как будто все идет так, как должно было. Оттягиваю ворот футболки, чтобы справиться с духотой, воздух с трудом попадает в легкие, как при панической атаке, но не то чтобы это что-то серьезное.

– Эй, не стой