Моя Гелла - Ксюша Левина

class="p1">«Я сошел с ума. Я псих. Я зависимый. Но я хочу видеть ее, а не их. Я хочу видеть Геллу, а не Олега и Соню. Мне плевать, что у нее с Зализанным».

Олег садится в своих светлых джинсах на пыльную сцену. Соня – по другую сторону, не боясь испачкать новое черное платье.

– Егор, я хочу поговорить, – начинает она.

– Считай, что нас все достало и мы хотим расставить точки над «i», – пожимает плечами Олег.

– Дайте угадаю. Я пугаю вас.

– До потери пульса, дружище. – От смешка Олега по коже мерзкие мурашки, не те, что вызывает голос Геллы.

– Егор, Гелла не знает тебя, – говорит Соня тихо, будто боится меня напугать. – Я спрашивала.

– Уходите.

– Егор. – Соня сжимает мою руку, Олег – плечо.

– У-хо-ди-те.

– Егор, пожалуйста. Я не хочу тебя потерять… – Соня сейчас заплачет, но я ее слушать не могу.

– Уйди! – Мой голос прокатывается по залу, и, ей-богу, это звучит жутко.

Рука Сони подрагивает в моей. Она, кажется, плачет. Олег откашливается.

– Я в норме, уйдите, пожалуйста. Я вас очень сильно прошу. Я в норме. Просто нужно побыть одному. Все хорошо. Мне не на кого злиться, раз Геллы не существует, верно?

– Егор…

– Малыш, уйди, пожалуйста. – Отбиваюсь от руки Сони, и она кивает. Наконец-то.

Оба встают и идут к выходу.

– И закройте дверь!

Соня кивает напоследок, закрывает дверь зала. Меня замораживает время, которое я провожу в одиночестве. Холод, леденящий не только кожу, но и нутро, заставляет стрелки на наручных часах двигаться, а меня, не шевелясь, ждать. Замерзший, считаю секунды, пока плеч не коснутся теплые руки, а из горла не вырвется стон облегчения.

Пришла. Разумеется. Из ниоткуда. Гелла садится за мной, прижимается животом к моей спине, обнимает за шею руками, и я выдыхаю, растворяясь в ней. Но одновременно и закаляюсь, точно кусок металла, с шипением погружаясь в этот момент. Обрастаю броней, но Гелла тут же снимает ее ловкими тонкими пальцами пианистки. Играет вальс на моей коже, сговорившись с оргáном змеиных глóток в груди.

Она разглаживает пальцами складку на моей переносице, целует меня в щеку, утыкается носом в то место, где шея переходит в плечо. Я оказался дома после долгого трудного пути.

– Тебя не существует, – я говорю очень тихо, едва размыкая губы, но знаю, что она услышит. Иначе и быть не может, если ее не существует. – Поверить не могу, что нуждаюсь в той, кого не существует. Это правда так? Гелла? Тебя нет?

– Ну конечно, я есть. – Она целует другую мою щеку, прижимается к ней своей, я чувствую ее слезинку, стекающую по моей коже.

– Гел-ла…

– Что?

– Иди ко мне.

Она встает, пересаживается ко мне на колени и устраивается поудобнее, так что я могу ее обнять обеими руками и прижать к себе покрепче.

– Как может тебя не существовать, если ты теплая. Твое сердце бьется.

Что с того, что в ней есть сердце,

А во мне дыра насквозь?

Но сейчас так больно мне.

Наяву, а не во сне.

И верю я всерьез

В то, что есть еще во мне остаток слез…[4].

Гелла поет, прижимаясь губами к моей ключице. Слова песни пробираются под мою футболку и укрывают кожу теплом.

– Гелла, скажи правду.

– Тебе станет легче, если я скажу, что ненастоящая? – Она обнимает меня за талию, устраивается удобнее.

– Пожалуй, нет…

Глава 16

То, чего я хочу больше всего на свете

– Ты мне снишься? Или я сошел с ума и это галлюцинация?

– Не знаю, я никогда не задумывалась об этом. Я не считаю, что ты сумасшедший. Я не галлюцинация. Ты касаешься меня. Можешь поцеловать, мы проверяли.

– Ты в коме и явилась мне призраком?

– Нет, ты видел, что я жива-здорова.

– Я умер в той аварии и это моя агония?

– Какая-то слишком сладкая агония, не находишь?

– Мне пересадили твое сердце?

– Ты пересмотрел голливудских фильмов.

– Я… что-то принял?

– Я чего-то о тебе не знаю? Хотя… я – это твое подсознание. Я должна знать о тебе все.

– Расскажи мне.

– Что?

– Что у меня в голове?

– Ты молодец. Неплохо справляешься.

Ветер треплет волосы Геллы. Они раздуваются шлейфом, касаются моей щеки и падают ей на плечи, скрывая шею.

Мы сидим на крыше, куда можно выйти из концертного зала, и мне интересно, что видят люди, которые ходят по коридорам третьего этажа нового корпуса, что стоит как раз напротив старого, на крыше которого мы устроились. Видят они меня с девушкой или одного, разговаривающего с самим собой?

– Ты можешь выходить из зала?

– Могу, но не хочу.

– Почему?

– А почему ты не хочешь выходить из своего состояния вечной злости и паранойи? – Гелла сжимает мои пальцы, потом наклоняется и целует костяшки.

Я чувствую этот поцелуй. Вполне отчетливо. Она не мираж, не голограмма. Она есть, и ее губы теплые. Она на вкус как мед, я не сошел с ума. Но где-то внизу, возможно, настоящую Геллу целует Зализанный, и это их, а не наш первый поцелуй.

От этой мысли перехватывает дыхание.

– Ты чего? – Гелла поднимает голову.

– Ты тут… а она там.

– Да.

– И она меня не знает, верно?

– Верно.

– Я сумасшедший. Как Билли Миллиган. Я влюбился в девчонку, которая меня не знает, но которую знаю я, и это просто взрывает мозг.

– У Билли Миллигана была куча личностей. Я – не твоя личность, – смеется Гелла. – Ты справишься, – зачем-то говорит она.

– Думаешь?

– Всего-то нужно будет наблюдать, как девчонка, в которую ты… как там сказал? Влюблен? Встречается с другим.

– Она с ним…

– Я знаю не больше твоего.

– А ты… всегда была ненастоящей?

– Была ли тут живая Гелла? Не думаю. Я появилась, пожалуй, когда ты выкурил достаточно сигарет, чтобы концентрация дыма стала такой, что из нее можно живую плоть собрать. – Она смеется, и я понимаю, что сказанное – шутка, хотя успел всерьез решить, будто она говорит правду.

– Я не хочу уходить.

– Я знаю.

– И не хочу, чтобы ты уходила.

– Я знаю. А как же она?

– Она же не ты. Она меня не знает. Почему она носит очки, а ты нет?

– Ты слишком зациклен на очках, мой милый, – смеется она. – Без них я же нравлюсь тебе больше?

– Не знаю… А вдруг окажется, что она не такая как ты? Или что я для нее слишком псих?

– Тогда тебе придется