Желтая жена - Садека Джонсон

я все никак не могла привыкнуть к новому титулу «мисс». Все слуги, кроме Элси, и раньше были настроены дружелюбно, но теперь к их дружелюбию добавилось еще и уважительное отношение. За это время я дважды ходила вместе с Эбби на рынок, однако Монро по-прежнему оставался за тюремными стенами. С тех пор, как я переселилась на второй этаж, Тюремщик предоставил мне полную свободу во всем, что касалось подготовки девушек к продаже в увеселительные заведения. Можно сказать, я стала его правой рукой в этом бизнесе, который рос с каждым днем. Девушки шли вереницей, одна за другой. Чтобы справиться с нарастающим потоком, я стала покупать для них готовую одежду, но на подгонку платьев все равно уходило время. Я размышляла, как бы ускорить процесс, наблюдая за Джули, которая возилась с очередной невольницей – худощавой девушкой с большими потухшими глазами, взгляд которых означал, что за свою короткую жизнь она видела слишком много горя.

– Масса сказал, девушка должна быть готова через тридцать минут, – заметила Джули.

Я развязала бедняжке стянутые веревкой руки.

– Как тебя зовут?

– Агнес.

Я подвела новенькую к кадушке с водой, чтобы она могла хорошенько умыться, а затем зашнуровала на ней корсет.

– Почему вы наряжаете меня? – Агнес обратила ко мне свои печальные глаза.

Я не выдержала ее испытующего взгляда и потупилась, пробормотав:

– Это моя работа.

– А куда меня поведут?

Это был самый ужасный момент – когда девушки начинали задавать вопросы. Понятное дело, они боялись за свою жизнь. Но что я могла сделать? Лишь кормить и молиться за них да записывать истории жизни рабынь в свой дневник. Я велела Агнес повернуться боком, надеясь, что так она не заметит тревоги у меня на лице.

– Точно не знаю. Будь это в моих силах, я помогла бы тебе. Но Господь тебя не оставит. – Я сжала руку Агнес. В этот момент дверь распахнулась – в мастерскую вошел Бэзил, камердинер Тюремщика.

– Ты пришел за девушкой?

– Да, мисс Фиби.

– Бэзил, я ведь уже говорила: вполне достаточно просто «Фиби».

– Мис-с… Мисс Фиби, – заикаясь, пробормотал Бэзил, – Масса просил передать, что хочет видеть вас. Он ждет в подвале для порки.

Я открыла было рот, собираясь спросить камердинера, зачем меня зовут, но быстро передумала и промолчала. Бэзил взял Агнес под локоть и увел. Я двинулась следом. До сих пор мне ни разу не приходилось бывать в подвале для порки, но я слышала немало рассказов об этом ужасном месте. Чем ближе я подходила к зданию тюрьмы, тем громче и яростнее становился лай собак. И все отчетливее слышался звон кандалов. Я спустилась по узким каменным ступеням в подвал – холодную и сырую камеру, где наказывали провинившихся рабов. Внутри было сумрачно, лишь тусклая полоска света пробивалась через небольшое оконце под самым потолком. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела Тюремщика: он возвышался посреди камеры, сжимая в руке кнут, по сравнению с которым плетка старины Снитча казалась детской игрушкой. Орудие пытки походило на голодного змея с длинным, раздваивающимся на конце жалом. На грязном полу лицом вниз лежала обнаженная женщина с кожей темно-шоколадного цвета. Скованные кандалами руки пленницы были заведены за голову и скреплены цепью с кандалами на ногах, так что женщина не могла пошелохнуться. Она тихонько всхлипывала.

– Подойди, – велел Тюремщик.

Я спустилась с последней ступеньки и, старясь держаться поближе к стене, продвинулась к нему. Лапье взмахнул кнутом, тот просвистел в воздухе и обрушился на спину женщины.

Вжих. Вжих. Вжих.

Пленница протяжно вскрикивала при каждом ударе.

Вжих. Вжих. Вжих.

Тюремщик махал кнутом и при этом пристально смотрел на меня, словно приковывая взглядом. И все же я отважилась опустить глаза.

Вжих.

Кнут вспарывал кожу на спине женщины, оставляя длинные раны, из которых сочилась кровь.

Вжих.

Жертва кричала и кричала до тех пор, пока у нее не сел голос. Крик перешел в захлебывающуюся икоту. Лицо Тюремщика, напротив, оживлялось с каждым взмахом кнута. Мне хотелось зажмуриться, закрыть голову руками и, упав на колени, забиться в самый дальний угол, но огромным усилием воли я заставила себя оставаться на месте.

Вжих. Вжих. Вжих.

Крики женщины окончательно смолкли. Она лишь судорожно дергалась при каждом ударе. Спина превратилась в кровавое месиво. Но ее мучитель, похоже, ничуть не устал и не собирался сбавлять темп: он все так же методично махал кнутом, раздирая на части плоть своей жертвы, будто занимался чем-то вроде любимого вида спорта.

Вжих. Вжих. Вжих.

Боже мой, сколько это длилось – полчаса, час? Невольница лежала не шелохнувшись, и я испугалась: она умерла? Колени у меня подкашивались. И в тот момент, когда я думала, что больше не выдержу ни единой секунды, женщина издала душераздирающий крик, похожий на вопль овцы, которой перерезают глотку. А затем у нее между ног показалась какая-то красная масса, выскользнувшая на грязный пол. Я застыла, не веря собственным глазам: ребенок! Младенец сучил конечностями и пищал, но вскоре перестал двигаться и затих.

Тюремщик сверлил меня взглядом, словно желал убедиться, достаточно ли внимательна его публика. Подступившая тошнота комом стояла в горле, но я сжала зубы и подавила позыв. Лапье опустил кнут и позвал двух охранников, которые дожидались снаружи.

– Приберите тут, – бросил он. – Выкиньте это вонючее отродье на свалку, а ее верните хозяину. И скажите, что Лапье с радостью накажет любого, кто вздумает учить рабов грамоте. – Он смерил меня холодным взглядом. – Это противозаконно.

Мужчины освободили руки и ноги женщины. Пленница выглядела мертвой, но когда ее окатили ведром холодной воды, вздрогнула и пришла в себя. Охранники подхватили несчастную и поволокли наверх.

Тюремщик между тем швырнул кнут на пол, заложил руки за спину и шагнул ко мне. Он навис у меня над головой, пыша жаром; лицо у него сделалось пунцовым, словно раскаленный кусок металла, – казалось, прямо под кожей полыхает огонь.

– Ни в чем не хочешь признаться?

Книга. «Оливер Твист». Это была западня, и я угодила в нее.

– Почему ты не сказала, что умеешь читать?

– Мама велела держать это в секрете. Теперь понятно почему. – Я покосилась на кровавую жижу, оставшуюся на месте избиения провинившейся рабыни.

– Чтобы больше никаких секретов, поняла? – Лапье схватил меня двумя пальцами за подбородок и вплотную приблизился к моему лицу. Теперь я дышала тем воздухом, который выдыхал он и который пропитался запахом крови истерзанной жертвы. – Если узнаю, что учишь грамоте моих рабов, тебе не поздоровится: несмотря на все мое расположение, лично приволоку сюда и выпорю.

– Я поняла.

– Нельзя обучать