Гостомысл - Александр Майборода

— Это хорошо, — согласился Харальд, но с сомнением заметил: — Только многие воины не понимают твоих хитростей.

Готлиб усмехнулся:

— Умные — поймут. А дураков мы везде и всегда найдем. Нам они без особой надобности.

— А мне как раз умники не по душе. Воин должен рубить мечом, а не философствовать, — сказал Харальд.

— Да, по поводу философии... — Готлиб с мрачным видом показал рукой на многочисленные постройки, украшенные тонкой резьбой, и задал вопрос. — Харальд, что ты думаешь, по поводу всего этого?

— Конунг, ты чем-то недоволен? — спросил Харальд.

— Недоволен! — сказал Готлиб,

— Почему? — удивленно спросил Харальд. — Захвачена богатая добыча. Тут столько добра, что можно купить целое королевство в Дании. Да еще привезут и выкуп...

— Богатства огромные, — сказал Готлиб. — Но все это богатство и великолепие не столько радует, сколько подавляет. Мы раньше такого нигде не видели. И никто не видел.

— A-а, привыкнем! — легкомысленно махнул рукой Харальд.

— Харальд, ты как всегда не видишь дальше своего носа, — сказал Готлиб.

Улыбка с лица Харальда исчезла.

— Это почему, я не вижу дальше своего носа? — обиженно спросил он.

— Потому! Как ты думаешь, если эти богатства подавляют нас, то какое влияние они оказывают на наших воинов?

— Обыкновенное, — каждый хочет заполучить себе часть этого добра, — сказал Харальд и озабоченно заметил: — Надо будет выставить охрану из надежных воинов.

— А я думаю так, — мы уверены, что живущие здесь люди «унтерменшен», второго сорта, а потому не могут быть равны нам. Они — дикари. Они лишь рабы для нас. Поэтому мы имеем право захватывать их земли и города, Убивать и отбирать их добро. Мы высшая раса — раса господ! Потому мы имеем право и должны управлять дикарями, — сказал Готлиб.

— Так происходит во всех землях, которые завоевывают наши соплеменники Боги нам дают власть над дикарями, — сказал Харальд.

— Но мне в голову все время лезет странный вопрос, — если они дикари, то как они смогли все это создать? — проговорил с задумчивым видом Готлиб.

— Это не имеет никакого значения для нас, — сказал Харальд.

— Я тоже так думаю. Но когда я сравниваю наши города с этим, между прочим, одним из многих городов дикарей, то у меня возникает сомнение, — а действительно ли бог дал нам право управлять этими людьми, — сказал Готлиб.

— А у меня нет никаких сомнений: боги дали нам силу, чтобы завоевать этих туземцев, а значит, боги на нашей стороне и пожелали, чтобы мы сделали это, — сказал Харальд.

— Богатство и великолепие их городов вселят сомнения в головы наших воинов, а сомнения повлекут за собой слабость духа, неуверенность в нашем праве быть господами над теми, кто умнее и искуснее нас, — сказал Готлиб.

— У того, у кого есть меч в руке, не должно быть сомнений, он должен сначала рубить, потом думать... а лучше совсем не думать. Поэтому нам не нужны умники, — сказал Харальд.

Готлиб обнял за плечи Харальда и проговорил:

— Ты прав, Харальд, — умники нам не по душе. У того, кто привык разрушать, в голове не могут появиться сомнения... а потому пусть мои воины разрушают все, что им попадется под руку. А для умных голов мы приготовим хорошее лекарство — топор и плаху.

— Вот именно — топор и плаху! — засмеялся Харальд.

Готлиб бросил взгляд на небо и проговорил:

— О, пока мы с тобой томились в сомнениях пришло время получать выкуп.

— Пора, — сказал Харальд.

Готлиб приказал:

— Тогда собери воинов, и идем на площадь.

— Пьяные они. Но, думаю, десятка два соберу, — сказал Харальд.

— Нам этого хватит вполне, — сказал Готлиб.

Харальд собирал воинов за полчаса. Наконец он собрал двадцать воинов и построил их рядом с воротами.

Готлиб подошел к шеренге воинов, прошелся вдоль шеренги, затем медленно прошелся опять, вглядываясь каждому воину в лицо.

Осмотром Готлиб остался вполне доволен: воины хотя и были слегка пьяны, но это не могло помешать предстоящему делу, и даже наоборот, могло помочь.

Это подняло ему настроение, и в хорошем расположении духа он объявил:

— Сейчас дикари должны привезти выкуп; предупреждаю — никому к добру не прикасаться, и никого близко не подпускать. Сначала все осмотрю я и Харальд. Потом Харальд все поделит по правилам — одна треть мне, вторая треть — воеводам, остальное — дружине.

— Что с дикарями делать будем? — спросил один из воинов.

— Целоваться, — с сарказмом сказал Готлиб.

Харальд добавил:

— Пока никого из дикарей не трогать.

Со стороны воинов послышалось недовольное ворчание.

— Тихо! Пока выкуп не привезли, даже пальцем никого не трогать. Кто не выполнит мой приказ — сам голову снесу, —- сказал Готлиб и для утешения добавил: — Время развлечься с дикарями придет скоро. Но начнется оно только по моей команде.

Их разговор прервал деревянный стук колес, и даны увидели, как в ворота въезжают нагруженные возы.

Каждый воз был запряжен двумя лошадями, лошадей вели под узды горожане. Поверх груза были натянуты рогожи.

Рядом с возами шли городские старшины.

В тишине обоз въехал на площадь и остановился. Тут же из всех щелей начали вылезать датские вояки; протирая заспанные глаза, они окружали возы.

— Они могут напасть на возы и растащить все. Прими меры! — сказал вполголоса Готлиб Харальду.

Харальду слова не нужны были. Он отдал команду, и дружинники с копьями наизготовку стали на страже около возов. Вид у них был суровый, и те из данов, кто проявил любопытство к происходящему, остерегся подходить поближе.

Тем временем Доброжир и старшины подошли к конунгу. Шагов за пять перед ними опустились копья, и старшины остановились.

— Доброжир, скажи конунгу, что мы выкуп привезли, — сказал, с опаской поглядывая на острия наконечников, Крив.

— Не к добру это, — пробормотал Громыхало.

Доброжир оглянулся и обнаружил, что с выкупом пришли не все старшины.

— А где Лисий хвост? — спросил он. Впрочем, ответ ему был известен, Лисий хвост не первый раз исчезал, когда появлялась хоть малейшая опасность.

— Тишилы тоже нет, — сказал Громыхало.

— Понятно. У Лисьего хвоста — свой хвост, — многозначительно проговорил Доброжир, тяжело вздохнул и отметил, что мрачное настроение стало для него обычным состоянием.

— Конунг ждет, — напомнил Крив.

Доброжир поклонился конунгу и с достоинством доложил:

— Господин конунг, как и договаривались, я привез выкуп от города.

— Я с тобой ни о чем не договаривался, варвар! — холодно отрезал Готлиб.

— Но...

— Никаких «но», — сказал Готлиб.

Доброжир замолчал.

Сердце его упало куда-то в пятки, потому что он уже догадался, что даны обманули его, и когда заберут выкуп, начнут грабеж.

Готлиб обратился к Харальду:

— Харальд, возьми их под стражу!

За спинами старшин тут же встало несколько воинов с обнаженными мечами в руках.

«О боги, пусть все берут, лишь бы оставили в живых!» — мелькнула в голове Доброжира мысль, и он пообещал богам. — «Останусь живым, принесу вам невиданную жертву».

— В возах меха, мед, воск, — сказал Доброжир дрожащим голосом.

— Где золото и серебро?! — спросил Готлиб.

Доброжир подошел к одной из телег, положил на рогожу руку и сказал:

— Здесь золото.

Готлиб подошел к телеге.

— Показывай!

Доброжир потянул рогожи с воза.

— С других возов тоже пусть снимают рогожи, — распорядился Готлиб. — Буду смотреть.

Сопровождавшие обоз горожане начали открывать возы. Через минуту весь товар в телегах был налицо.

Готлиб осмотрел бочки с золотом и серебром и убедился, что бочки были исправны и обычного размера. Тогда он приказал вскрыть бочки.

Горожане осторожно сбили обручи с бочонков с золотом, подняли крышки, и перед глазам данов засияло золото.

Золота было так много, что Готлиб почувствовал, как его сердце учащенно забилось, задрожали руки.

«Ах, было бы столько золота у меня, когда я боролся за власть с братом Годофридом! — едва не воскликнул вслух Готлиб и прикинул в уме: — На это золото я смог бы набрать большое войско и отобрать у брата королевскую корону».

Однако, завершая осмотр, Готлиб недовольно скривил лицо и сказал:

— Маловаты бочонки.

— Так, обычные бочонки, — осмелился возразить Доброжир.

— Молчи, раб, — сказал Олав.

— Теперь откройте бочонки с серебром, — приказал Готлиб, пропустивший замечание Доброжира мимо ушей.

Вновь застучали топорики. Крышки открылись, и лицо Готлиба стало еще кислее.

С недовольной гримасой он молча осмотрел содержимое бочек. Затем перешел к телеге с мехами и начал их перебирать.

— Хорошие меха, — не удержался он от похвалы и осекся: неосторожной похвалой он связывал себе руки, а этого допустить было нельзя.