Гостомысл - Александр Майборода

Александр Майборода

Гостомысл

(Книга первая: Победить или умереть)

Моей супруге Анне посвящается

Предисловие

Чтобы понять излагаемые в повести события, надо иметь в виду следующее: наши предки не были дикими неграмотными людьми, грамотность была для них таким же обычным делом, как и сейчас.

Физическая карта Европы в IX веке своими контурами почти ничем не отличалась от нынешней. Тем не менее реки были полноводнее. Существовало множество рек, о которых ныне можно только догадываться. Так уровень Ладожского озера, называвшегося тогда «Нево-озеро», был на пять—семь метров выше. Почти все пространство занимали непроходимые леса, кишащие диким зверьем, поэтому дорогами служили реки, и на их берегах строились города.

Логично, что в местностях, богатых лесом, города строились из дерева, — и быстрее, и дешевле, и полезнее для здоровья.

Однако деревянные города должны были гореть, и они горели, по некоторым свидетельствам даже по несколько раз в год. Но в связи с пожарами, военными действиями, документы тех лет сгорали. Последующие политические изменения в обществе, особенно насаждение христианства, внесли свою лепту в процесс уничтожения исторической памяти русского народа. Поэтому мы вынуждены свою историю представлять, исходя из иностранных летописей, а также летописей, написанных сотни лет спустя. При этом объективность этих записей стоит под большим вопросом — так как записи производились либо явными врагами русского народа, либо искажались под воздействием тех или иных политических соображений.

Итак — начало IX века.

В результате длительных и ожесточенных войн император франков Карл I Великий создал империю, которая располагалась почти по всей территории Западной Европы, за исключением Испании и части Южной Италии.

Между франкской империей и рекой Одер жили западно-славянские племена: на берегу Балтийского моря обориты, южнее велеты, сорбы, чехи, моравары, авары, хорваты, сербы.

Восточнее реки Одры располагались восточнославянские племена. На севере — самые многочисленные племена: словене и кривичи. Южнее — полочане, дреговичи, радимичи, вятичи, волыняне, древляне, поляне, северяне. Это наши предки. Культура и язык этих племен были почти одинаковы.

С севера соседями славян были карелы и другие племена.

Это были дружественные племена.

С северо-запада на скандинавском полуострове жили дикие племена свеев, урмян и другие народы, которые в силу особенностей природы жили за счет рыболовства, охоты, а также грабежей соседей.

На востоке, на Волге, находилась Волжская Булгария, в которой проживало многонациональное население, основу которого составляли славяне.

На юге, между Волгой и Доном, располагался Хазарский каганат. Еще южнее — мощные государства — Византия и арабский халифат.

Как и сейчас, так и тогда, все хотели расширить границы своих государств или хотя бы зоны влияния, потому что это приносило огромные прибыли за счет взимания дани с зависимых народов, и различного рода сборов с торговых путей.

В связи с этим неудивительно, что Европа была объята войнами всех со всеми.

В заключение пояснения по поводу истоков государственности древнего русского народа.

Судя по преданиям, у славянских племен были свои князья.

Они выполняли функции военных вождей. Однако повседневной жизнью городов и селений управляли избранные народом старшины. Все они признавали главенство словенских князей, платили им дань, и в случае нужды выставляли воинские отряды.

Таким образом, выстраивалась обычное для того времени государство. Отличие славянского государства от других состояло только в большем количестве элементов демократии, что было связано со значительными размерами государства, и затрудненностью связей между его частями.

Таким образом, истоки нашего государства уходят в глубокую древность.

Часть первая

Глава 1

Ночь. Темнота. Слышно, как где-то невдалеке рассерженным зверем рокочет Северное море. Брызжут холодные струи невидимого дождя. Все вокруг пусто и безжизненно, словно космос, пока им не занялся Создатель.

Но пустота обманчива. Сначала темноту разрывает треск сломанной ветки, затем доносится грубый голос:

— Проклятье, так и глаза можно выколоть!

Ночные тени шевелятся, загорается слабый свет, и в темноте появляются двое людей. У одного в руке факел, с помощью которого он пытается рассмотреть землю под ногами.

В слабом свете факела с трудом можно рассмотреть, что люди закутаны в толстые шерстяные плащи, лишь бесформенными пятнами желтеют лица. Когда порывом ветра распахиваются полы плаща, красными сполохами поблескивает металл на доспехах

Люди остановились и стали вглядываться куда-то в ночь. Впрочем, там виднеется несколько едва заметных трепещущих на ветру огоньков.

— Проклятая темнота, ничего не видно, а там замок конунга Дании, — рычит человек.

— Харальд, верный мой друг, — сейчас темнота наш лучший друг! — высокопарно произносит второй человек.

Даже в темноте заметно, что он более высок и худощав, чем первый. Однако его лица все же невозможно рассмотреть, так как он прикрывает его полой плаща.

— В этой темноте мы незаметно войдем в замок, и тогда моему милому братцу Годофриду придется освободить трон или я перережу ему горло. Нет, я ему все равно перережу горло — ни к чему мне соперники, — говорит худощавый человек. В его голосе чувствуется смертельная злоба.

— Какой ты кровожадный, Готлиб, — хочешь убить своего брата! — громыхает хохотом Харальд.

Где-то залаяла собака.

— Заткнись, Харальд! Твой голос поднимет охрану раньше времени, — осекает беспечного Харальда Готлиб. И тихим каменным голосом добавляет: — Молчи, Харальд! Молчи и потому, что мой отец конунг Дании Гальфдак, сын конунга Геральда Боевой Клык, отцом которого был конунг Ивар Многославный, был подло убит грязным щенком Годофридом.

— Ивар Многославный тоже был убит своим сыном — Геральдом Боевой клык, а Геральд был убит своим сыном, твоим отцом.

— Так что ничего нового не произошло, все лишь повторилось. Так что это уже добрая традиция, — с едва уловимым сарказмом напоминает Харальд.

Готлиб замечает это, и едва сдерживая себя, возражает с такой же язвительностью:

— Мой простодушный друг, ты ошибаешься, — случилось! Случилось самое ужасное — трон Дании подло захватил выродок рабыни. Между тем его мать рабыня, а моя мать — княжна. Поэтому по праву королевский трон должен принадлежать мне!

— Твоя мать — оборитская княжна, — говорит Харальд, намекая на то, что в жилах Готлиба течет славянская кровь.

Готлиб понял его намек: мать Готлиба была княжной, но оборитской, а мать же Годофрида, хотя и была рабыней, однако происходила из семьи чистокровных данов.

Рабыня чистой датской крови выше варварской княжны. Поэтому вопрос о том, кто из сыновей Гальфдака имеет больше прав на датский трон, для многих спорный.

Непочтительный намек Харальда на происхождение Готлиба возбудил в его уме подозрение, что Харальд замышляет недоброе против него.

Сначала это подозрение показалось Готлибу вздорным.

Харальд был его воеводой так долго, что он уже и не помнил, когда и как Харальд стал его первым помощником. В походах они ели и спали вместе, а в сражениях стояли рядом и не раз спасали жизни друг другу. И все, что имел Готлиб, он имел благодаря Харальду. Поэтому Готлиб доверял Харальду, как самому себе.

«Но предают те, кому больше всего доверяют»! — охладил себя Готлиб.

Связав жизнь с жизнью Готлиба, Харальд стал злейшим врагом нового конунга, и тот первым же указом лишил Харальда земель и имущества, и превратил его в вечно скитающегося изгоя.

Только предав Готлиба в руки его врага, Харальд мог все вернуть. Сейчас представлялся самый удачный случай сделать это. Готлиб подумал, что он, на месте Харальда, наверно, именно так и поступил бы.

Готлиб пытливо вглядывается в лицо Харальда и замечает в висящих усах едва заметную усмешку.

Догадавшись, что Харальд умышленно злит его, опасаясь, что он в самый решительный момент испугается и откажется от опасного предприятия, Готлиб пообещал:

— Я, Харальд, за твои проделки однажды тебе голову разобью!

— Молчу.

Харальд стирает усмешку с губ.

— Правильно, потому что сейчас не время ссориться тем, чья жизнь висит на одном волоске, — сказал Готлиб.

Над лесом пронесся тягучий крик совы, и люди замолчали, прислушиваясь к шелесту ветра. Через минуту крик повторился.

— Это знак! — глухо, словно из-под воды, проговорил Готлиб и опустил узкую кисть руки на рукоять меча.