Гостомысл - Александр Майборода

— Как ночевал?

Щеки Гостомысла порозовели, — ему двенадцать лет, и он, как все подростки его возраста, болезненно относится к проявлениям нежности, стараясь показать, что он уже взрослый, поэтому поцелуй отца в присутствии дружинников его сильно смутил.

— Хорошо, — недовольно буркнул он.

Отец насторожился:

— Чай, не заболел ли?

— Нет, — ответил Гостомысл и, млея от стыда, едва слышно попросил. — Отец — я большой. Я — воин. Пожалуйста, не целуй меня, как маленького.

Суровый князь улыбнулся. Он любил этого мальчика. Синими большими глазами, шелковистыми вьющимися волосами оттенка топленого молока он напоминал князю его любимую жену Веселку.

Лет двадцать назад у князя Буревого было четыре сына. Было кому продолжить род словенских князей.

Но однажды произошло то, о чем он всегда старался не думать: сбылось старое проклятие рода словенский князей.

Хорошо помнится князю это предание: однажды его предок Великий Волхв напал на плывущую по реке одинокую ладью. Но богатств в ней не оказалось. В ладье была только девица. Но девица, прекраснее которой он на свете не видел. И, привыкший к самовластью, Волхв силой взял ее. А наутро сделал еще более страшный поступок — принес красавицу в жертву грозному Чернобогу, бросив ее в холодные воды реки Мутной. Но перед тем, как умереть, девица прокляла Волхва и его потомков именем богини Макоши, покровительницы всех женщин и любви. С тех пор Волхв лишился волшебной силы, и из злобы утопился в мутной реке. И тогда воды реки просветлели и в народе стали ее называть Волховом.

Но с тех пор потомки Волхва, словенские князья, гибнут в войнах, едва достигнув совершеннолетия.

Так случилось и с сыновьями Буревоя: сначала погиб старший сын во время столкновения с морскими разбойниками; а во время очередного похода на кочевников погибли и остальные сыновья.

Больше некому стало продолжать род князей словенских. В живых остаются только девки, которых не коснулось проклятие.

Конечно, на худой конец и девки годятся, через них ладно родниться с князьями дружественных племен.

Подумал тогда князь Буревой, что остался он без преемника.

Но, как иногда случается с мужчинами на склоне лет, пришла к нему последняя любовь, — влюбился он без памяти в молодую красавицу Веселку.

Узнав об этом, прежняя жена князя, понимая, что она стара для того, чтобы рожать князю сыновей, тихо ушла жить в подаренный ей князем городок.

А князь женился на голубоглазой Веселке.

«Хвала богине Макоши, которая дала молодой жене сына»! — не уставал князь воздавать хвалу богине женщин и любви.

Долго размышлял князь над тем, почему богиня Макоша обернулась к нему милостью, и не было у него ответа, кроме одного — богиня любви дрогнула перед неистовостью любви старого воина и молодой красавицы.

Однако, помня о старом проклятии, князь Буревой особенно тщательно берег сына.

Как только исполнилось Гостомыслу пять лет, дружина опоясала его мечом и посадила на коня. И стал думать князь, кому бы из бояр по старому обычаю отдать сына на воспитание.

Самый сильный и отважный воин в дружине был воевода Храбр. Рубил он головы врагов, словно кочаны капусты.

Любил его Буревой, и потому сердце говорило, что по справедливости ему надо было отдавать на воспитание юного княжича.

Да только разум мешал оказать честь боярину воспитывать княжеского наследника.

Все время всплывали воспоминания о погибших сыновьях. Воспитали их отважные воины, и сами они стали великими воинами, без страха первыми шли во главе дружины в бой... потому и погибли.

И Веселка, — не дело женщины лезть в мужские дела, — но, беспокоясь о единственном сыне, просила мужа сберечь сына.

Именно она обратила внимание мужа на боярина Стоума.

Не был Стоум отмечен воинской лихостью, не был первым он в схватке, когда воины сталкивались лицом к лицу с врагом. И даже иногда, казалось, что был он чрезмерно осторожен. Однако отряды под его руководством никогда не терпели поражения. Был он осторожен и хитер, как старый лис, потому и побеждал.

Да и сам Буревой, хотя и слыл грозой для врагов, предпочитал добиваться своего хитростью.

После долгих размышлений князь Буревой принял решение, — ни к чему князю простодушие, — и отдал он сына на воспитание боярину Стоуму.

Гостомысл догадался о мыслях отца, и, продолжая краснеть, поправился:

— Отец, ну хотя бы на людях...

— Ладно, — примирительно сказал князь Буревой, сел в кресло и подал знак.

После этого сели и остальные: поправили шубы и шапки; благообразно пригладили волосы и бороды; приготовились.

Гостомысл присел на специальный стульчик сбоку от отцовского кресла.

— Здорово ли ночевали? — начал разговор князь с приветствия.

— Здорово, здорово! — закивали шапками бояре. — И ты будь здрав, князь.

Пока кивали шапками, перед князем встал первый воевода Храбр, коренастый, в кафтане черного бархата, шляпе пуховой, сапогах сафьяна зеленого. В руке — берестяной свиток с заметками.

Развернув свиток, воевода отставил ногу в сторону и важно кашлянул. Дождавшись тишины, начал докладывать последние новости:

— Все хорошо у нас, князь. Только разведчики с юга доносят, что древляне напали на полян, разграбили их городки и увели много жен в полон.

— Дикий же народ эти древляне, — с осуждением покачал головой Буревой.

— Дикий, дикий, — прошелся шепоток среди бояр.

— А дань древляне заплатили? — поинтересовался князь Буревой. Он и так знал, кто и что заплатил, но хотел подчеркнуть, что его расположение зависит от уплаченной дани.

— Заплатили, — ответил Храбр.

— А что — поляне? — спросил князь Буревой.

— Поляне тоже заплатили дань полностью, — сказал Храбр.

— Я по поводу — дали ли они отпор древлянам? — уточнил вопрос князь Буревой.

— А как же — дали. Киев они отстояли. Но малые городки вокруг древляне разграбили полностью.

Князь Буревой на некоторое время задумался.

Храбр подождал немного, затем не вытерпел и спросил:

— Ну, так что князь, послать дружину на древлян?

— Зачем? — удивленно поднял брови князь Буревой.

— Ну, чтобы поучить их, что нельзя без позволения князя словенского разбойничать против дружеских племен, — сказал Храбр.

— Так дань же древляне заплатили полностью, — напомнил князь Буревой.

— Но они жен украли Полянских. Не наказать их за это, так вообще страх потеряют, — сказал Храбр.

— Ну и ладно — полянки им родят детей, а дети у полянок, сам знаешь, умные, смирные, глядишь, кровь древлян приостынет. Посмирнее станут, нам легче с ними управляться будет, — пошутил князь Буревой.

— Поляне совсем обиделись, — проговорил Храбр. — Могут подумать, что ты им больше не защита.

— Так пусть мстят. Месть — обычай наших предков. А захотят жаловаться — пусть приходят, мы их рассудим, — негромко засмеялся князь.

Среди дружинников прошел хохоток.

— Вячко! — резко прервав смех, позвал князь.

Боярин Вячко поднялся.

Боярин одет, как и остальные, богато: несмотря на лето, на нем соболья шуба (чтобы видели богатство), бобровая шапка, сафьяновые сапоги; из-под расстегнутой шубы видна алая шелковая рубашка.

А сам он невелик, лицо коричневое, то ли от дел канцелярских, — на боярина князь еще в молодости возложил обязанность вести записи дел дружины, — то ли от какой болезни.

В руке он держал острое стило и квадрат хорошо выделанной бересты. На бересте он делал текущие заметки, а потом записи переносил на пергамент.

— Вячко, напиши наказ древлянам и полянам, чтобы их князья приехали ко мне на суд, — проговорил князь.

Придав лицу серьезное выражение, ударил кулаком по боковине кресла:

— Пошутили и будя! Нельзя нападать на свои же города и девок воровать. Все племена, которые платят мне дань, находятся под моей защитой — у нас одно государство! А не терпится побаловать — пусть воруют в Литве и Жмуди. Там девки тоже красивые. А еще лучше пусть идут на немцев, — эти варвары до сих пор людей едят. Или на ляхов, — хоть и славяне они, да хуже немцев.

— А если древляне не захотят идти на суд? — спросил Вячко.

— А не захотят: скажи — заставим кровью. Пусть едут на суд — рассудим по совести и нашим законам. Понятно? — сказал князь Буревой.

Вячко выцарапал на бересте запись и отозвался:

— Сегодня же напишу им письмо, князь. К вечеру будет готово. А кому поручим съездить к полянам и древлянам с твоим наказом?

Князь Буревой провел ладонью по седой бородке и задумчиво проговорил:

— В этом деле необходима твердость... пусть боярин Мороз ведает этим делом.

Боярин Мороз поднялся.

Этот покрепче, чем Вячко. Вид решительный и неприступный. В знак того, что волю князя слышал и готов исполнить ее, приложил ладонь к груди. Поклонился.