Ошибка мертвого жокея - Ирвин Шоу

Смит вновь хохотнул, на этот раз громче, погладил рукав Барбера.

— Да уж, друг мой, умом тебя Бог не обидел.

— Пожалуй, — скромно признал Бар.

— Скажи мне, друг мой, — Смит понизил голос до шепота, — не хотелось бы тебе заработать двадцать пять тысяч долларов?

— Что? — переспросил Барбер, дабы убедиться, что он не ослышался.

— Ш-ш-ш, — Смит вдруг заулыбался, к нему разом вернулось хорошее настроение. — Подумай об этом. Увидимся завтра утром. Спасибо, что проводил меня, — он отпустил рукав Барбера и двинулся к отелю.

— Смит! — позвал Бар.

— Ш-ш-ш, — Смит игриво прижал палец к губам. — Спокойной ночи. Завтра я к тебе загляну.

Барбер наблюдал, как сквозь вращающуюся стеклянную дверь Смит входит в огромный, ярко освещенный, пустынный вестибюль отеля. Шагнул к двери, чтобы последовать за ним, остановился, пожал плечами, поднял воротник и неторопливо зашагал к своему отелю. Я ждал достаточно долго, подумал он, дотерплю и до утра.

* * * Барбер еще не встал, когда открылась дверь и в номер вошел Смит. В комнате с затянутыми портьерами царил мрак и Барбер лежал в полусне, полудреме, повторяя про себя: двадцать пять тысяч, двадцать пять тысяч. Он открыл глаза, когда услышал скрип петель, в дверном проеме увидел силуэт невысокого, плотного мужчины, подсвеченный тусклым светом, падавшим из коридора.

— Кто это? — спросил Барбер, не поднимаясь.

— Ллойд, извини, — ответил Смит. — Спи, я зайду позже.

Барбер резко сел.

— Смит. Заходи.

— Я не хочу беспокоить…

— Заходи, заходи, — Барбер поднялся босиком прошел к окну, раздвинул шторы. Выглянул на улицу. — Господи, кто бы мог знать, — он закрыл окно. — Уже светит солнце. Закрой дверь.

Смит закрыл. Свеженький, чисто выбритый, бодрый. В твидовом пальто свободного покроя, безусловно, английском, и мягкой итальянской фетровой шляпе. В руке держал большой конверт из плотной бумаги.

Барбер, щурясь от яркого света, надел халат, шлепанцы, закурил.

— Извини, я хочу умыться.

Он зашел за ширму, отделявшую раковину и биде. Умываясь, услышал, как Смит прошел к окну. Он что-то напевал, мелодичным голосом, мелодию из какой-то оперы. Барбер определенно ее слышал, но вспомнить не мог. Помимо прочего, подумал Барбер, расчесывая мокрые от воды волосы, этот мерзавец наверняка знает пятьдесят р.

Выходя из-за ширмы с почищенными зубами и расчесанными волосами Барбер чувствовал себя более уверенно.

— Париж, — Смит смотрел в окно. — Какой хороший город! Какой фарс! — улыбаясь, он повернулся к Барберу. — Счастливчик. Ты можешь по утрам мочить волосы, — он коснулся рукой своих, заметно поредевших. — Всякий раз, когда я мою голову, волосы сыплются, как осенний лист. Сколько, ты говорил, тебе лет?

— Тридцать, — ответил Барбер, зная, что Смит редко что забывает.

— Чудесный возраст, — воскликнул Смит. — Оптимальный. Человек уже достаточно пожил на свете, чтобы знать, чего хочет, но при этом все еще молод и может ввязаться в любую авантюру, — он отошел от окна, сел, уронил конверт на пол. — В любую, — он чуть ли не кокетливо вскинул глаза на Барбера. — Как я понимаю, ты помнишь наш разгр.

— Я помню упоминание двадцати пяти тысяч долларов.

— Ага… ты помнишь, — радостно воскликнул Смит. — Так как?

— Что как?

— Ты хотишь их заработать?

— Я слушаю.

Смит потер пухлые ладошки.

— Есть интересное предложение. Очень интересное предложение.

— Что я должен сделать за двадцать пять тысяч долларов?

— Что ты должен сделать за двадцать пять тысяч долларов? — напевно повторил Смит. — Ты должен немного полетать. Раньше ты летал за гораздо меньшие суммы, не так ли? — он рассмеялся.

— Безусловно, — не стал отрицать Бар. — Что еще от меня потребуется?

— Больше ничего, — в голосе Смита послышались удивленные нотки. — Только полетать. Заинтересованность не пропала?

— Продолжай.

— Мой друг только что купил новенький одномоторный самолет. «Бичкрафт», не самолет — конфетка, красивый, удобный, надежный, — Смиту определенно нравилось говорить о новизне и надежности приобретения друга. — Сам он, естественно, летать не умеет. Ему нужен личный пилот, который в любой момент может поднять самолет в воздух.

— На какой срок? — Барбер не отрывал глаз от Смита.

— На тридцать дней. Не больше, — Смит улыбнулся. — Вознаграждение не самое маленькое, так?

— Пока сказать не могу. Продолжай. Куда мне придется летать?

— Он — египтянин, — в голосе Смита слышались извиняющиеся нотки, словно он полагал, что быть египтянином — большой грех, о котором можно упомянуть лишь среди друзей да и то, понизив голос. — Он — богатый египтянин, который любит путешествовать. Особенно во Францию. На юг Франции. Он влюблен в юг Франции. Приезжает туда при первой возможности.

— И что?

— В следующем месяце он хотел бы дважды слетать из Египта в Канны и вернуться обратно, — Смит сощурился. — На своем новом самолете. Потом, в третий раз, у него возникнет спешное дело и ему придется отправиться во Францию обычным рейсом авиакомпании. Пилот последует за ним на «бичкрафте» двумя днями позже, один.

— Один? — уточнил Бар.

— Да, один, — кивнул Смит, — с небольшим, компактным ящиком.

— Ага, — улыбнулся Бар. — Наконец-то появился небольшой ящик.

— Наконец-то, — радостно подтвердил Смит. — Все уже просчитано. Ящик будет весить двести пятьдесят фунтов. Ни о какой перегрузке речь не идет.

— И что будет находиться в небольшом ящике весом в двести пятьдесят футов? — спросил Бар. Он уже успокоился, поскольку понял, что ему предлагается.

— Так ли обязательно знать об этом?

— А что я отвечу, если меня спросят таможенники? «Поинтересуйтесь у Берта Смита»?

— С таможенниками дела иметь не придется. Это я гарантирую. Когда ты будешь взлетать из каирского аэропорта, ящика на борту не будет. И когда приземлишься в аэропорту Канн, ящика на борту не будет. Этого недостаточно?

Барбер в последний раз затянулся и затушил окурок. Раздумчиво посмотрел на Смита, удобно расположившегося на стуле с прямой спинкой в неприбранной комнате. Очень уж он ухожен, очень уж хорошо одет. В таком месте, в такой час он определенно инородное тело. Наркотики, подумал Барбер, и он может засунуть их…

— Нет, Берти, — с излишней резкостью ответил он. — Недостаточно. Выкладывай все.

Смит вздохнул.

— Предложение тебя все еще интересует?

— Предложение меня все еще интересует.

— Хорошо, — с неохотой продолжил Смит. — Вот как все будет сделано. Ты установишь определенный порядок. Несколько раз приземлишься и взлетишь из каирского аэропорта. Документы у тебя будут в полном порядке. Для наземных служб ты станешь своим человеком. Твои запросы о взлете и посадке будут восприниматься как само собой разумеющееся. И когда ты полетишь один, в твоих действиях не будет ничего противозаконного. В плане полета пунктом назначения будут указаны Канны, а на Мальте и в Риме ты будешь садиться только для дозаправки. Вылетишь ты из Каира. Потом чуть отклонишься от курса на несколько миль. Над пустыней. Приземлишься на старой полосе, построенной англичанами, которой никто не пользовался с 1943 года. Там тебя будут ждать несколько человек… Ты слушаешь?

— Я слушаю, — Барбер уже отошел к окну и смотрел на залитую солнцем улицу, повернувшись спиной к Смиту.

— Она положат ящик в самолет. На это уйдет не больше десяти минут. На Мальте никто ни о чем спрашивать не будет, потому что ты не будешь выходить из самолета и взлетишь, как только в баки нальют горючее. То же самое будет и в Риме. К южному побережью Франции ты прибудешь вечером, до восхода Луны. Вновь, — Смит говорил, смакуя каждое слово, — ты чуть отклонишься от курса. На небольшой высоте пролетишь над холмами между Ниццей и Грассом. В условленном месте увидишь огни, образующие определенную фигуру. Еще снизишься, откроешь дверцу и сбросишь ящик с высоты в сотню футов. Он прочный, из металла. Потом закроешь дверцу, развернешься и уже над морем долетишь до аэропорта Канн. К твоим документам не будет никаких претензий. Ты полностью выдержишь план полета. Декларировать тебе будет нечего. Ты оставишь самолет на летном поле, и мы заплатим тебе двадцать пять тысяч долларов, о которых я говорил. Здорово, не так ли?

— Здорово, — подтвердил Бар. — Чудесный план, Берти, — он повернулся к Смиту. — А теперь скажи мне, что будет в ящике.

Смит радостно хохотнул, словно заранее полагал ответ забавным.

— Деньги. Всего лишь деньги.

— Сколько денег?

— Двести пятьдесят фунтов денег, — глаза Смита весело поблескивали. — Двести пятьдесят фунтов перевязанных в аккуратные пачки английских банкнот. Пятифунтовых банкнот.

На мгновение Барбер решил, что говорит с сумасшедшим. Но нет, Смит выглядел бодрячком, у которого ни разу в жизни не возникало не малейшего сомнения относительно своего психического здоровья.