За Морем Студёным - Дмитрий Китаев

Здесь оконца были большие. У дальней стены против входа сверкала красивая печь, вся покрытая расписными изразцами. Справа, в красном углу, была прибита широкая полка. На полке стояло два больших образа. Один — Николая Чудотворца, белобородого старца в архиепископской мантии. Он смотрел на входящего суровым взглядом. Другой образ — Богоматери с младенцем. Пред образами висела на трёх цепочках серебряная лампадка. В ней светилась свеча.

Войдя, Софрон перекрестился, смотря на иконы, и поклонился в пояс. В углу сходились две скамьи, застеленные красными полавочниками12. Стоял высокий длинный стол, накрытый чистой белой скатертью с красным узором по краям. За столом у окна сидели две юные сестры Софрона в тёмных узорчатых платьях и о чём-то болтали. Завидев брата, они резво вскочили и подбежали к нему:

— Привет, Софрон! — радостно вскричали девочки. Одна из них была чуть выше другой. Он крепко обнял сестёр и поцеловал каждую в лоб.

— Машка скоро стол накроет! Отец велел, — сказала тоненьким голосом та, что поменьше.

Распахнулась дверь в дальнем углу. Из неё вышел полный старичок с длинной поседевшей бородой, Савелий Ефремов. На его голове по краям ещё оставались пучки чёрненьких волос с сединой. Круглое лицо было в морщинах. Отец встретил сына спокойным и гостеприимным взглядом и неторопливо пошёл к столу. Вслед за отцом, в светлицу вошла и мать Софрона — худая женщина в сарафане и белой рубашке, с поседевшей косой за спиной. Софрон обнял родителей. Когда все пятеро членов семьи расселись за столом, пришла служанка Мария, поставила посуду и удалилась.

— Как товары наши, все ли приехали? — с важным видом спросил Савелий сына, пододвигая к себе серебряную тарелку.

Софрон стал пересказывать подробности, относящиеся к их семейным торговым делам, какие в тот день смог узнать. Пока он беседовал с отцом, подоспевшие служанки раскладывали кушанья, ставили чашки и наполняли их напитками, клали платки. Еда была горячей, только приготовленной.

— Ну хорошо! — удовлетворённо ответил старший купец. — Ещё для тебя дело кой-какое есть. Слушай внимательно, чтоб всё запомнил.

— Запомню, отец, — сказал Софрон.

Прежде чем приступить к трапезе, члены семейства все вместе начали молиться. Закончив, каждый старательно перекрестился, и уж теперь все стали есть приготовленные блюда. Ухватив вилкой пару кусков мяса, и откусив, отец принялся излагать сыну своё поручение:

— К нам из Вологды пожаловал гость Михаил Иванов. Нужно с ним связи наладить, будем и с Вологдою тогда торговать. На всё, что он предложит — соглашайся, и мне потом расскажешь! — Савелий взял стакан и отхлебнул квасу.

— Ты мне о нём сказывал, — ответил Софрон, доев печёную капусту, после чего вытер рот белым платком, — не тот ли, который рыбу да ворвань13 возит?

— Да — рыбу, и дёготь. Зубом моржовым торгует, и пушниной, — перечислял Савелий, — Пушнину, правда, нынче из Сибири привозят, соболя-то! Так вот я тебе об чём, Михаил Иванов двора здешнего не имеет. Он у служилого человека остановился, у Фёдора Затопина. Как пообедаем, я расскажу куда надобно ехать. Коня тебе нужно взять будет.

— Хорошо, отец, — сказал Софрон. Насытившись, он откинулся назад, спиной к стене. Громко зевнув, сложил руки на груди и закрыл глаза, — завтра поеду и всё разузнаю.

— Нет, сынок! — с улыбкой ответил Савелий, и посмотрел на сына, — встреча у нас с ним на сегодня назначена. Отдохни немного, а потом бери коня и поезжай!

— Да как же так, — открыв глаза, буркнул Софрон с печальным лицом, — поспать же надобно! Я сегодня в церкви на обедне два часа кряду стоял!

Сидевшая возле Софрона мать положила руки ему на плечи и, обнимая сына, нежным голосом сказала:

— Сынок, поезжай! Видит Бог, важное дело отец тебе поручил, серьёзное! Не будь оно так, послал бы за тем Петьку ключника, или кого другого. Ты один у нас сын в доме, на тебя одного надеемся, Семён с Андрюшей от нас далеко!

— Хорошо, матушка! Сегодня так сегодня… — Софрон тяжко вздохнул, поднял спину от стены и сел ровно.

…

Отец и сын стояли в конюшне, возле невысокой лошадки. Софрон поправлял ремешки, спускавшиеся с седла, уже одетый, в шубе и в шапке. Было светло. Кобыла, опустив голову, спокойно ждала часа, когда нужно будет отправиться в путь и слегка мотала головой.

— Как я уж объяснил, в той слободе сыщешь двор, ближний к маленькой церквушке Богоявленской. — повторил сыну Савелий. Потом с тревогой добавил, — ты уж там не напивайся только, ежели будут пить и гулять. Карт, и зерни в руки не бери, да и шахмат тоже — дьявольская забава!

— Я всё уразумел, отец, — потянувшись к седлу и глубоко выдохнув сказал Софрон, и закончил поправлять упряжь, — переговорю с тем гостем, и всё разузнаю.

— Вот и чудно! — улыбаясь, говорил Савелий. Он потёр рукой сверкающую лысину. — И лошадку, смотри, чтоб назад воротил!

Он проводил сына, взявшего лошадь за узду, во двор. Они обнялись. Софрон поставил ногу в стремя, взобрался на лошадь и уселся в седло. Отец воскликнул ему на прощание: «Бог в помощь!». Сын слегка ткнул кобылу в бок сапогом и та понесла его в распахнутые настежь ворота — на улицу.

…

Близился вечер. Солнышко слегка порыжело. Небосвод наливался багровой краской. Скача верхом по неровным, утопающим в грязи и талом снегу, переулкам и дорогам посада, Софрон оставил позади уже несколько поворотов. Людей по пути ему повстречалось уже не так много, как утром.

Он почти прискакал к месту встречи. Улица становилась всё шире и просторнее, а избы и хоромы всё более редкими и удалёнными друг от друга. Народу вовсе не было. Вечернюю тишину обрывал лишь стук копыт. Тем временем, молодой купец потянул к себе поводья лошадки, сбавив скорость — и остановился прямо у высоких ворот двора.

Ворота были большие и добротные. За ними высился роскошный терем. На оконцах были резные наличники. Из кровли усадьбы выдавалась слегка почерневшая труба под навесом. Оттуда медленно выходили клубы. Столб дыма тянулся вверх по подкрашенной багрянцем голубой глади неба.